Эд Макбейн - Красавица и чудовище

— Постойте…

— Конечно, под моим наблюдением. Я объясню, что нам нужно, а вы добудете это. Согласны?

— Но…

— Придется вам принять мои условия, Мэттью. Иначе на мою помощь не рассчитывайте. Не предлагаю вам взять на себя всю черновую работу. Наймите сыщиков, которые отыщут нужных нам свидетелей, может, у себя в конторе найдете подходящего служащего, чтобы снять с этих свидетелей показания под присягой… это, конечно, в том случае, если не предпочтете делать все сами, — тогда рассматривайте эту работу как профобучение без отрыва от постоянного места службы.

— Весьма признателен, — поблагодарил я.

— Я определю самую умеренную ставку своего гонорара, которая будет зависеть от того, сколько часов уйдет у меня на это дело до суда, плюс то время, которое проведу в суде.

— А сколько времени, по-вашему, продлится процесс?

— В суде? По обычному убийству? Неделю, дней десять.

— А каков ваш почасовой гонорар, Джим?

— Уверен, не больше вашего.

— Мне кажется, Харпер это не потянет.

— Тогда найдите другого защитника, — предложил Уиллоби.

— Давайте договоримся так, — предложил я, — если вы вытащите Харпера…

— Никаких договоров, — отрезал Уиллоби. — Это не благотворительный базар, это дело об убийстве. — Он посмотрел на часы. — На двенадцать у меня назначена встреча, — сказал он. — Мы договорились? Ваша фирма берет на себя всю подготовительную работу, — под моим наблюдением, — а в суде дело буду вести я сам. Мне будет выплачен мой обычный почасовой гонорар за все то время, которое затрачу на это дело до суда и во время суда, как бы долго он ни продлился. Устраивает вас это?

— А у меня есть выбор?

— У нас в городе есть и другие адвокаты, — сухо ответил Уиллоби. — Может, и не такие блестящие, как Бенни Фрейд…

— Ладно, ладно, — поспешно прервал его я.

— Договорились, — сказал он. — Так вот с чего мне хотелось бы начать.

— Начать? Харперу ведь даже не вручили обвинительного заключения.

— Вручат. Так почему бы не опередить окружного прокурора? Поверьте мне, Мэттью, это не пустая трата времени. Любой выигрыш будет стоить затраченных усилий. Обвинительное заключение, несомненно, основывается на следующих фактах: а) Мишель Харпер подала в полицию жалобу, обвинив своего мужа в том, что он избил ее в ночь накануне убийства; б) Харпер купил пятигаллоновую канистру для бензина и наполнил ее бензином за два дня до убийства; в) на этой канистре обнаружены его отпечатки пальцев; и г) какой-то человек опознал в нем того мужчину, который избивал его жену в ночь, когда было совершено убийство. Уверен, что служащий заправочной станции действительно продал Харперу канистру и по его просьбе залил в нее бензин, — парню незачем врать, но почему на канистре не оказалось отпечатков пальцев этого служащего вместе с харперовскими? Поговорите с этим служащим, Мэттью, выясните во всех подробностях, что он делал с этой канистрой, как заливал в нее бензин и так далее. Потолкуйте также с Харпером, выясните, взял ли он эту канистру с собой, когда поехал в Майами. Если взял, это нам в минус, это означает, то канистра была при нем, а не валялась в каком-то месте, где ее мог подобрать любой желающий. Отпечатки пальцев всегда производят впечатление на присяжных, Мэттью, они прочитали слишком много детективных романов и насмотрелись детективных фильмов. Поэтому займитесь этой канистрой и выясните, откуда она появилась и куда исчезла и сколько народу могло бы прибрать ее к рукам до того момента, как она закончила свое существование на пляже, рядом с телом убитой.

Я посмотрел на него и тяжело вздохнул.

— Что касается рыболова, как там, черт побери, его имя…

— Лютер Джексон.

— Белый или черный?

— Белый.

— Неважно. Главный вопрос — действительно ли он видел Харпера на пляже, или нам удастся доказать, что к его опознанию нельзя относиться с доверием. Он первый, с кем вам надо поговорить. Мэттью.

— Ладно, — сказал я и снова вздохнул.

— Теперь что касается Мишель, — продолжал Уиллоби, — у которой, к несчастью, ни о чем не спросишь. Она утверждала, что ее зверски избил муж. Но откуда нам известно, что это был он?

— Так она явилась в мой кабинет…

— Да, и вы отправились с ней в полицию. Но на чьи свидетельства, кроме слов самой Мишель, можем мы опереться, ведь теперь Мишель мертва. Откуда мы знаем, может, ее избил какой-то другой парень? И, между прочим, не он ли прикончил ее следующей ночью?

— Мишель обратилась за советом к соседке, — сказал я. — Эта соседка, очевидно, и направила ее ко мне.

— Выслушав сначала историю Мишель, верно?

— Верно.

— Только одной Мишель, и никого другого. Зайдите, потолкуйте с этой соседкой. Напомните, как ее имя?

— Салли Оуэн.

— Салли Оуэн, верно. Расспросите ее, выясните абсолютно точно, что рассказала ей Мишель в то утро, в понедельник, после того, как муж якобы избил ее до полусмерти, о чем нам известно только со слов Мишель. Может быть, Мишель рассказала что-то еще, чего мы не знаем.

— Сделаю, — пообещал я.

— Но прежде всего найдите этого парня, Лютера Джексона, и расспросите его, что он видел и слышал на том пляже. Он свидетель номер один со стороны обвинения, Мэттью. Не будь его, все остальное можно было бы спустить в унитаз.

— Хорошо, хорошо, — повторил я.

— Все это нам нужно для того, чтобы раздолбить в пух и прах обвинительное заключение, — объяснил Уиллоби, — но это только половина дела. Наша защита целиком и полностью строится на алиби. Харпер утверждает, что он был в Майами, — он только ненадолго съездил в Помпано и Веро-Бич, — итак, он был в Майами с какого-то часа в воскресенье утром до какого-то часа утра во вторник. Хорошо, если он действительно был в воскресенье ночью в Майами, тогда он просто физически не мог находиться здесь, и, следовательно, Мишель избил кто-то другой, а не он, как она написала в своей жалобе. А если он действительно был в Майами и в ночь на понедельник, тогда здесь, на пляже, с ней был кто-то другой, а не Харпер, как утверждает мистер Лютер Джексон. Если алиби Харпера нельзя будет опровергнуть, мы победили. Поговорите с Харпером, Мэттью, потрясите его хорошенько, пусть вспомнит все, что может, о тех днях, которые он провел на Восточном побережье. Найдите какого-нибудь парня, который бы видел, что в воскресенье ночью Харпер писал с пирса; найдите какую-нибудь бабенку, с которой он провел ночь на понедельник, переверните все вверх дном, но добудьте факты и найдите людей, — особенно людей, — нам необходимо доказать, что Харпер не мог находиться в городе, не мог влипнуть в эту заварушку, так как был в это время совсем в другом месте. Понятно?

— Понятно, — ответил я.

— Тогда все в порядке, — улыбнулся Уиллоби, протягивая руку. — Удачи вам, — пожелал он мне на прощание.

У меня было такое ощущение, что я пожимаю руку дьяволу.

Согласно закону отдел окружного прокурора обязан предоставить в распоряжение защиты имена и адреса всех свидетелей, которых должны вызвать в суд для дачи показаний. И хотя я приступил к делу раньше положенного срока, у меня не было причин опасаться, что мне станут чинить препятствия. Что бы там ни говорил Уиллоби, не было в городе ни одного адвоката, который усомнился бы в честности Скайя Баннистера, — не слишком удачное имя[17] для окружного прокурора, — и не испытывал бы уважения к этому человеку, давшему клятву защищать законы этой страны. В отделе окружного прокурора мне незамедлительно сообщили название лодки Лютера Джексона и сказали, на каком причале ее можно найти, а затем с той же готовностью дали имена и адреса Ллойда Дэвиса и матери Харпера в Майами. Как ни странно, и тот человек, который говорил со мной по телефону, пожелал мне удачи, прежде чем положил трубку. Все сегодня желали мне удачи. Я начал и сам думать, что удача мне не помешала бы.

В тот же день, около часа, я оказался на причале Санди-Пасс. Предварительно я позвонил в контору администрации, но человек, взявший трубку, не был уверен, сумеет ли сообщить Джексону о том, что я приеду. Он обещал «попытаться», а мне хорошо известно, что тот, кто так говорит, на самом деле собирается идти на ленч. Но лодка (с символическим названием «Молот Лютера» — вероятно, перефраз слов, выбитых на дверях церкви Всех Святых в 1517 году в Виттенберге) оказалась на причале, в одном из слипов, и какой-то мужчина, по моим предположениям сам Джексон, сидел на корточках на корме, ремонтируя сеть. Когда я подошел к лодке, он поднял глаза.

— Мистер Джексон? — спросил я.

— Да, — ответил он.

— Мэттью Хоуп. Я представляю интересы Джорджа Харпера, человека, которого вы…

— Подымайтесь на борт, — предложил он, выпрямившись. На мой взгляд, ему было между шестьюдесятью и семьюдесятью, кожа его лица, казалось, задубела под воздействием солнца, моря и ветра, нос по форме напоминал луковицу и весь был в сизых прожилках, его колючие голубые глаза глубоко запрятались в складках жесткой, как подошва, кожи. Он не протянул мне руки. Вместо этого потянулся к трубке, лежавшей на транце, вытряс за борт остатки табака, набил ее и закурил, а я в это время вскарабкался на палубу.