Яна Розова - Темная полоса

Дочь моя встретила меня на удивление ласково. У подростков так бывает – то злятся, то ластятся. Она была в отличном настроении и любила весь мир, видимо, потому, что сегодня любила саму себя. В школе она заработала три пятерки – по русскому, по истории и – барабанная дробь! – по физике. Ее захвалила руководительница изостудии в Доме детского творчества, называя по крайней мере гением. Варька тонко чувствует цвет, у нее верная рука, ей надо только приложить немножечко усилий – и она добьется та-аких высот! Еще Варька самостоятельно соорудила пиццу из купленного в гастрономе слоеного теста, всяких колбас, сыра, майонеза, кетчупа и специй.

– Моя умница, – нахваливала я дочь, поглощая кусок за куском ее кулинарный шедевр.

– Я сейчас принесу рисунки! – радостно вскричала Барби. – Только вымой руки, а чай я накрою в гостиной. Иди сюда!

Последний кусок пиццы пришлось доедать на бегу. Правда, рисунки не показались такими уж шедевральными. Но я – не специалист. На мой вкус, все-таки и кривовато, и блекло, и невыразительно рисовала моя доченька.

– Ну, есть над чем работать, – сказала я. И добавила, ради сияния Варькиных глаз: – Ты можешь добиться всего, чего хочешь.

– Да, я хочу попасть на выставку лучших работ нашей студии. Она будет в феврале, в галерее Шельдешова.

– Ага… – Опять эта фамилия! – Конечно, будет здорово!

Глава 2

Весь следующий день я думала только о работе, отчего и настроение было рабочим. Немножко мешали всплывающие картинки утреннего сна, когда перед самым звонком будильника мне привиделся Женька – смеющийся и щурящийся от солнца. Он мне рассказывал что-то, а за его спиной плескалось море… Гнать эти мысли, гнать нещадно!

День тоже прошел спокойно, да и вообще казалось, будто все начинает возвращаться в прежнее русло. Ремонт в холле Центра завершался, кредит мы получили, преследования таинственного человека больше меня не пугали. Вечером я поужинала с Варькой, и, хоть она снова была смурая, я радовалась покою и миру.

Примерно в таком же ритме и настроении прошло еще несколько дней, и от этого в душе рождалась слабая, но очень желанная надежда, что все неприятности и беды, отмеренные нам высшими силами на этот темный период, мы уже пережили.

Ложкой дегтя в те дни были только визиты моего лучшего друга. Каждый день Дольче в настроении мрачнее мрачного являлся в Центр и начинал говорить, что надо искать убийцу Борянки, что надо что-то делать, куда-нибудь ездить и вообще жизнь не продолжается. «Темный период», – твердил он как заведенный. Не только я, но и Соня пыталась объяснить ему, что не надо будить спящих собак и гневить Бога за тишь и гладь, наступившие в нашей жизни.

– Вы просто предатели! – психанул он сегодня утром. Бросил сигарету с балкона, где мы наслаждались сентябрьским теплом и красками города, и ушел к себе.

И тут мне позвонила Варька:

– Мама, ты когда домой придешь?

– Не знаю, тут у нас еще рабочие.

– Тогда я приеду.

– Хорошо, дорогая… Что-то деточка моя хочет, – сказала я Соньке.

Улыбнувшись мне в ответ, она оставила меня одну.

Появление Варвары Александровны сопровождалось некоторой помпой. Сначала я услышала дикий бум-бум за окном. Было понятно, что подъехал какой-то гусар, который думает, что на бум-бум принцессы слетаются, как на пряники. Так как я проветривалась в это время на балконе, то с удивлением обнаружила, что из гусарской машины выскочила именно моя персональная принцесса.

Она вошла ко мне буквально через две минуты. К счастью, бум-бум стих, так как гусар укатил.

Варька аккуратно поставила свою папочку для рисунков на пол, уселась на диванчик и стала разглядывать меня недобрым взглядом.

– Ты чего это уставилась, Барби? – спросила я настороженно, хоть и ласково.

– Смотрю на лгунью.

– Что?

– Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Деточка, я многое могу тебе поведать, но ты ж намекни…

И Варька намекнула. Из-за прямолинейности ее дурного – скажем честно – характера намек был не просто прозрачным. Не вдаваясь в метафоры, ляля заявила, что никогда не предполагала, что ее родная мать способна попытаться увести у женщины мужа, да еще и переехать несчастную на машине. И вот расплата: Варька мне никогда не простит, что я пыталась растоптать и уничтожить святого человека, которая открыла для нее радость творчества.

– Боже, – начала догадываться я. – Как ее зовут?

– Инна Ивановна Шельдешова! – выдала торжествующе Варя.

Я села за свой стол, потому что ноги перестали меня держать. Как же я прошляпила все это? Куда я смотрела? И что мне теперь делать?

– Варя, несправедливо делать выводы, выслушав только одну точку зрения. Может, ты послушаешь и меня?

– Мама, а что ты можешь сказать? Есть факты!

Я заметила, что у Варьки задрожали губки. Она переживает, пересказывая мне чужие обвинения. Она стыдится моего поступка, потому что любит меня. Она одумается. Надо только как-то оградить ее от Инкиного влияния. Да и кто ей позволил лезть в воспитание моего ребенка?

– Зайчик…

– Не смей так со мной обращаться! Я уже не зайчик, не котик, не Барби! Я взрослая!

Она вскочила с места и бросилась к выходу.

– Варенька…

Бежать за ней я не могла. Она не стала бы меня слушать, да и стоящих оправданий у меня не было.

Слезы, которые, как мне казалось, я уже выплакала, снова катились из моих глаз, да так, что я даже не заметила, как рядом со мной оказался Дольче.

– Что с твоим дитем? – спросил он. – Она бежала, будто за ней гнались динозавры-рапторы. Даже «здрасте» не сказала.

Я попыталась передать ему суть нашего разговора. Дольче сочувственно погладил меня по плечу, но по-настоящему в этой истории его заинтересовала только одна деталь.

– А что, Варька и впрямь хорошо рисует? – спросил мой друг, наливая мне стакан воды.

– Ну… не знаю. Возьми ее папку, посмотри. Варька забыла ее возле дивана.

Дольче разместился в кресле, достал рисунки моей Фриды Кало. Он молча листал их, пока я сама не подошла к нему и не села рядом.

– Ну что?

– А ты не видишь? У нее очень много возможностей в жизни: стать великой поэтессой, адвокатом, ученым, серфером, уборщицей, шпалоукладчицей, моделью, астронавтом…

– Дольче, перестань.

– …но она никогда не будет художником.

Он начал говорить терминами, а я призадумалась – я увидела то же самое, что и Дольче, а Инна хвалит каляки-маляки Варьки, будто это ранний Леонардо.

– Неужели же Инна этого не видит?

Дольче призадумался, перебирая рисунки.

– Она должна видеть, – проговорил он задумчиво. – Вообще, как-то это все подозрительно малообъяснимо. Зачем она обнадеживает девочку? И зачем было рассказывать ей эту старую историю о тебе и Женьке? Разве что Инка хочет тебе напакостить, поссорить с Варькой.

– Но за что? В смысле, почему теперь? Мы с Женькой не встречаемся восемь лет!

– Не знаю, – ответил Дольче. И тут же укусил меня: – Видишь, а ты говоришь, что кончилась темная полоса. Она не кончилась! Она не кончится, пока мы не найдем убийцу Боряны.

Покачав головой, я все же решила не спорить с ним. Время лечит. Я тоже думаю о Борянке каждый день, я тоже хочу вцепиться в морду ее убийцы ногтями, но жизнь – штука несправедливая. И сейчас у меня есть заботы, которые в сторону не отложишь. Поэтому я решила уточнить еще раз:

– Ну что, из Варьки художник не получится? Ты действительно так считаешь?

Дольче считал.

Глава 3

Вечером я вышла из Центра и остановилась на тротуаре. Теплый ветер ласкал мои голые ноги, трепал подол юбки, гладил плечи, путался в волосах. Эта осень была такой красивой и такой жестокой по отношению к нам, теперь уже только троим. Я запомню ее именно такой: красивой и жестокой.

У банкомата на углу стоял человек в черной бейсболке. Он больше не носил свои темные, скрывающие глаза очки, поэтому уже не напоминал мне террориста. Этот человек смотрел на меня, как смотрит на солдата с ружьем приговоренный к смерти, а мне не хватало решимости сделать в его сторону хотя бы один шаг. Решившись, я двинулась к нему навстречу, а он пошел ко мне. Мы встретились у банера сити-формата с рекламным лозунгом: «Мечты сбываются». В этом крылась какая-то ирония.

– Я буду позировать тебе, если ты сделаешь для меня кое-что, – сказала я почему-то осипшим голосом.

– Ч-что? – Женька смотрел на меня, еле заметно улыбаясь, словно знал все мои мысли и заранее принимал все мои требования.

– Завтра ты придешь на урок живописи в Доме детского творчества, который будет проводить твоя жена, и скажешь моей дочери всю правду о ее способностях.

Я с удовлетворением заметила, что моя просьба его удивила. Улыбка растворилась, а уголки губ напряглись.

– Зачем?

– Просто сделай это – и все.

– Ладно. – Он снова улыбался, причем намного шире, чем раньше. – А теперь – п-поехали.

– Куда?

– Работать.