Пархомов - Без названия
Со стесненным сердцем смотрел Нечаев на опустевшие берега и зеленоватое море. Его сердце зашлось и словно бы перестало отсчитывать время.
Но вот оно снова напомнило о себе властным толчком. То была последняя, Шестнадцатая станция... Трамвайный путь кончался возле опустевших рундуков курортного базарчика. Отсюда пологий спуск вел к просторным пляжам Золотого Берега. Но водитель взял вправо, и машина вымчала в открытую степь, сухо шелестевшую стеблями высокой кукурузы.
От земли шел жар. В плотном звенящем воздухе неожиданно возникли белокаменные стены монастыря, окруженные тополями, а там снова пошла плоская пыльная степь, на которой не за что было уцепиться глазу. Дорога вела к Люстдорфу.
- Ни черта не понимаю, - признался Костя Арабаджи. - А ты Нечай? Что скажешь в свое оправдание?..
Из них только Нечаев был одесситом, и Костя, надо полагать, считал его ответственным и за эту поездку, и за их будущее. В своих несчастьях люди часто винят других.
- А тут, если хочешь знать, и понимать нечего, - Нечаев, разозлясь, приподнялся на локте. Он знал, что фронт проходит гдето возле Сухохо лимана. Куда же им еще ехеть?
Но машина опять свернула. Теперь уже влево, к морю.
Какой одессит не знал этого места? Вот уж сколько лет его называли по-домашнему просто: Дача Ковалевского". Жил-был чудак, которому вздумалось построить дачу далеко за городом, что называется на отлете, и не только дачу, но и высокую круглую башню, чтобы по вечерам сидеть на верхотуре и глазеть на нарядные пароходы, приближающиеся к Одессе. А почему бы и нет? Каждый по-своему с ума сходит.
Машина остановилась резко, сразу. У ворот под грибком стоял матрос с винтовкой.
- Приехали, - весело объявил капитан-лейтенант, высовываясь из кабины.
Он соскочил на землю, одернул китель. Следом из кабины выбрался и его спутник в серой кепочке.
От Нечаева не укрылось, что капитан-лейтенант разговаривает со своим спутником так почтительно, словно тот имеет адмиральское звание.
Нечаев, Костя Арабаджи и Сеня-Сенечка перемахнули через борт. После этого водитель дал газ, развернул машину и повел ее обратно в город.
Еще через минуту полуторки и след простыл.
- Со мной!.. - сказал капитан-лейтенант часовому.
"Как его фамилия?" - думал Нечаев, глядя в спину капитан-лейтенанта. Соседка сказывала, что он ее успел позабыть.
Узкая тропка, проторенная в лебеде и крапиве, напрямки вела от ворот в глубь усадьбы к веселому двухэтажному дому с балконами и крытыми верендами. Дом стоял на краю обрыва. На южном фасаде, обращенном к морю, Нечаев увидел две каменные рюмки на тонких ножках. Гостеприимный хозяин дома, надо полагать, был не дурак выпить.
- Правильно, - кивнул капитан-лейтенант. - Раньше этот дом принадлежал Федорову. Был до революции такой малоизвестный писатель. Но с Куприным дружил, с Буниным. Они, говорят, сюдя частенько наведывались. Отдохнуть, порыбачить. И все остальное. Может, слышали?
- За Федорова не скажу, - ответил Костя Арабаджи. - А Куприн и у нас в Балаклаве бывал, мне батя рассказывал. - Он замолчал и поднял глаза на капитан-лейтенанта. - Вы нас зачем сюда привезли, на экскурсию?
- Не совсем, - капитан-лейтенант усмехнулся. - Время для этого не совсем подходящее, а?
- Вот и мы так думаем, вмешался Нечаев. - Быть может, вы нам все-таки объясните...
- Непременно, перебил его капитан-лейтенант. - Сегодня же объясню. Но сначала... Дневальный!.. - крикнул он в раскрытую дверь.
Дневальный с боцманской дудкой на груди прищелкнул каблуками.
- Он вас отведет, - сказал капитан-лейтенант, кивнув на дневального. Располагайтесь, устраивайтесь. Кубрик для вас приготовлен на втором этаже. У нас тут, андо вам знать, корабельный порядок. Подъем, отбой, все как полагается.
- Дело! - Костя Арабаджи кивнул.
Капитан-лейтенант посмотрел на часы.
- Обед через сорок минут, - сказал он. - Встретимся в кают-компании. Прошу не опаздывать.
- Не опоздаем! Мы ведь еще не завтракали, - отозвался Костя Арабаджи.
Комнатка, которую капитан-лейтенант любовно назвал кубриком, выходила окнами в заглохший сад. Железные койки были заправлены - не придерешься. Костя Арабаджи прислонил винтовку к стене и с разгона плюхнулся на ближайшую койку. Лафа!.. Еще вчера он даже не смел мечтать о чистых простынях. Так стоит ли думать о завтрашнем дне? Лежи, наслаждайся... А там - обед из двух блюд, не меньше, и не из котелка, как в окопах, а из фаянсовых тарелок с каемочками, и снова отдых... Дрыхни, не теряй времени даром. На том свете не дадут. Не даром говорится: солдат спит, а служба идет. За солдата начальство думает.
- Вы как хотите, а мне все это чтой-то не нравиться. - Сеня-Сенечка покачал головой и осторожно присел на соседнюю койку. - То ли госпиталь, то ли санаторий. Сразу и не поймешь.
- Меньше думай. Пусть кони думают, у них большие головы, - сказал Костя Арабаджи, переворачиваясь на спину. - Я верно рассуждаю, Нечай?..
Надо жить, наслаждаясь каждой минутой, Жить на полную катушку, а не изводить себя бесконечными вопросами "как?" и "почему?". Есть умники, которые хотят до всего докопаться, дойти своим умом. Но он, Костя Арабаджи, не принадлежит к их числу. Человеку дана одна жизнь. Это не значит, конечно, что надо за нее цепляться. Он, слава богу, трусом никогда не был. Но и продешевить глупо. Что, разве не так?
Сидя на корточках, Нечаев запихивал свой вещ-мешок под кровать. И когда дверь за его спиной отворилась с грохотом, он невольно вздрогнул.
На пороге стоял верзила-матрос со светлыми рыжеватыми усиками на скуластом лице.
- С прибытием!.. - пробасил матрос и развел руки в стороны, словно хотел сгрести в охапку и Нечаева, и Сеню-Сенечку, и Костю Арабаджи вместе с их койками и тумбочками. - Будем знакомы. Троян, старшина второй статьи. А в миру просто Гришка, Григорий...
Он шагнул вперед, и в комнате сразу стало тесно, а когда за ним в нее ввалились его дружки, она и вовсе превратилась в душный корабельный отсек. Не повернуться!.. Кто оседлал стул, а кто взобрался на подоконник.
Троян и четверо его друзей прибыли вчера вечером. Откуда? Троян подмигнул: об этом история умалчивает. Их предупредили, чтобы не болтали лишнего. Кто? Разумеется капитан-лейтенант...
- Брось заливать, Гришка, - сказал веснушчатый матрос в тельняшке с закатанными рукавами. - Тут все свои. А вы откуда, ребятки? - он повернулся к Косте Арабаджи.
- Из первого полка. Разведчики. А до этого...
- Подходящая анкета, - кивнул веснушчатый и подбоченился. - Ну, а мы - дети лейтенанта Гранта. Слышал о таком?
На Костяю, однако, его похвальба не произвела впечатления.
- За кого ты меня принимаешь? - спросил он с обидой. - Думаешь, я про детей капитана Гранта не читал? Грамотный...
Его слова заглушили хохот. У Трояна проступили слезы. Веснушчатый упал на койку.
- Уморил!.. - Он с трудом сел, держась за живот. - Да мы из отряда Гранта Казарьяна.
- Лейтенанта Казарьяна, - уточнил Троян.
Так вот они какие!.. Нечаев с интересом посмотрел на Трояна. Он слышал об этих разведчиках. О них рассказывали чудеса. Говорили даже, будто у них в отряде есть девушки...
- Только одна, Аннушка, - ответил Троян. - Но мы бы ее и на десяток парней не променяли.
Троян рассказал, что вчера их подняли по тревоге. Думали: новое задание. А им говорят: собирайтесь. Только пятерым. И повезли. А отряд остался на Татарке. Ребята, должно, отдыхают. А может, снова в тыл к румынам ушли, тут разве узнаешь? Капитан-лейтенант отшучивается. А из второго, который в кепочке ходит, вообще слова не вытянешь.
- Я бы на твоем месте смотался в город, - сказал Нечаев Трояну. - В три часа обернуться вполне можно.
- В город? Легко сказать! А ты попробуй, - ответил Троян. - Ты что, часовых не видал? Не выпускают. Муха и то не пролетит.
- Как? - Костя Арабаджи вскочил. - Мы разве под арестом?
- Выходит, так.
- Я этому капитан-лейтенанту...
- Не поднимай волну! - Нечаев схватил его за рукав. - Сиди.
- Так ведь обедать пора, - Костя еле-еле ворочал языком. - Одним воздухом сыт не будешь.
- А как тут харчи? - спросил Сеня-Сенечка. Он всегда был хозяйственным парнем.
- Ну, кормят, как на убой, - ответил Троян. - Сам увидишь.
Длинный стол, накрытый клеенкой в ромбиках, стоял посреди пустой комнаты. Двери и окна, выходившие на веранду, были открыты. Капитан-лейтенант не заставил себя ждать. Рядом с ним уселся штатский, снявший кепочку, и тут оказалось, что он лысый и его темя медно блестит. Капитан-лейтенант уважительно величал его Николаем Сергеевичем.
Дневальный открыл привезенные из города термоса - на даче не было камбуза - и разлил по тарелкам янтарный суп. В центре стола стояла горка ржаного хлеба.
Обедали чинно, степенно. Капитан-лейтенант притворялся, будто не замечает тревожных взглядов. Он благодушествовал, целиком отдаваясь трапезе, а потом, вытерев губы бумажной салфеткой, осведомился:
