Станислас-Андре Стееман - Из дома никому не выходить
— Все шалит? — поинтересовался Баггси.
— Шалит?..
Иви провела рукой по волосам, и целая прядь осталась у нее между пальцами. Пеньюар на ней был разодран, рот вымазан подводкой для глаз.
— Вы не слышали, как я кричала?
— Я был в деревне, — стал оправдываться Баггси Вейс.
— Вы даже из деревни должны были меня услышать.
Баггси выворачивал карманы.
— Я… Я тут купил ей кое-какие мелочи. Вы передадите их ей от меня. Скажете, что это я принес.
Иви молча взяла у него пожарную машину, плюшевого медведя и обезьянку-акробата. Потом приподняла выщипанную бровь.
— Бедную крошку похитили в пижаме, — объяснил Баггси. — Это неприлично. Я купил ей еще платье и бельишко…
— Нейлоновое, — подчеркнула Иви.
Баггси, казалось, рассердился:
— А вы другое носите?
— Хотела бы, — ответила Иви.
И потянулась закрыть дверь.
— Иви… — прошептал Баггси Вейс.
— Да?
— Вы передадите ей это от меня? Скажете, что это я ей принес?
Иви нетерпелось снова забраться в постель.
— Обещаю, трепетный вы мой! — сказала она уже через дверь.
VIII
Минус два
«Селькиркская независимая газета», которую каждое утро доставлял почтальон, посвятила половину первой полосы состоянию здоровья сэра Ди'Эйта Вейля, министра финансов.
Сэр Ди'Эйт, сообщала местная пресса, накануне вечером заболел, и состояние его продолжает ухудшаться. Профессор Десмонд известный кардиолог, которого позвали к больному, мгновенно диагностировал тромбоз и предписал обычное в таких случаях лечение: уколы морфия и кислород. К семи часам утра профессор Десмонд перевез пациента в собственную клинику и пригласил на консилиум двух наиболее выдающихся своих коллег: доктора Хирша и профессора Адлера. Все трое, отвечая на вопросы журналистов, единодушно отказались давать какие бы то ни было комментарии, сказав лишь, что бюллетень о состоянии здоровья больного будет опубликован в надлежащее время. Ее Величество, немедленно извещенная о случившемся, выразила желание ежечасно получать сведения о течении болезни. Вся страна молится о скорейшем выздоровлении сэра Ди'Эйта.
— Плохие новости, да, милый? — спросила Иви, стараясь завернуться в обрывки пеньюара, напоминавшие лохмотья цыганки, и одновременно прочесть заметку через плечо Люка Адама. — Это похищение дочки его доконало! — внезапно сообразила она. — И что же мы будем делать дальше?
Она припоминала, что было сказано в письме Неизвестного: «Полицейские ничего вам не сделают до тех пор, пока девочка будет у вас, и пока вы будете хорошо с ней обращаться. Они рассчитывают на человека со стороны, который уберет вас поодиночке. Папаша решил раскошелиться. Держитесь».
Каким образом ее отец прикованный к постели, сможет теперь расплатиться, встать между преступлением и наказанием?
Люк Адама, удивлявшийся тому, что газеты и радио молчали целых два дня, задавал себе тот же вопрос. Одно было несомненно: сердце сэра Ди'Эйта сдало очень вовремя. До того кстати, что вполне уместно было спросить себя, не пытается ли старик, под нажимом легавых, выиграть время.
— Что я собираюсь делать? — медленно и без всякого выражения произнес Люк Адама. (Взяв в руки бритву, он большим пальцем пробовал лезвие.) Отправить ему подарочек из Селькирка. Пустячок. Одну безделушечку, завернутую в ватку. Розовую.
Иви почувствовала, что бледнеет. Она глаз не сводила с бритвы. У нее сжалось горло. Но, к собственному удивлению, несколько секунд спустя она таким же бесцветным, как у Адама, голосом спросила:
— Люк, ты же не собираешься…? Ты не станешь отыгрываться на ребенке! А вдруг сэр Ди'Эйт из-за этого умрет?
— Ну и что?.. Будет одним лейбористом меньше, только и всего!
— Если сэр Ди'Эйт умрет, мы вообще никакого выкупа не получим…
— Должны же у этой девчонки быть дядюшки и тетушки, и все как один состоятельные. Да и останься Памела одна на свете, ее выкупили бы, собрав деньги по подписке.
Иви заставила себя остаться в постели. Больше того, она даже нашла в себе силы принять красивую позу кинозвезды, соблазнительно скрестив ноги, до отказа натянув на груди черную кружевную рубашку, через которую ее белый животик светился, как сквозь паутину, и пальцем потеребила сиреневую подвязку.
— Люк…
— Ммм?
— Иди…
— Куда?
— Сюда, ко мне…
— Зачем?
Люк сосредоточенно продолжал испытывать лезвие бритвы.
— Поговорить обо всем этом, — сказала Иви. — И потом… — Покачивая ногой, она сбросила на пол туфельку без задника. — Надень мне ее, милый! Я замерзла…
— Damn't!
Люк, в конце концов, порезал палец, сунул его в рот и пососал.
— Подготовь ее…
— Кого?
— Девочку.
— К чему?
— К сотрудничеству, — объяснил Люк. — Изоленту найдешь в моем несессере, — рассеянно прибавил он.
Иви приподнялась на локте, волосы упали ей на глаза. Какая там кинозвезда! В горле у нее рос, поднимался комок, не давая дышать. Похоже, это было ее сердце.
Одним прыжком она очутилась у двери, заслонила ее, стараясь за спиной вслепую повернуть ключ.
— Нет, Люк, только не это! Ни за что! (Слова слетали с ее губ раньше, чем она успевала подумать, и Иви сама удивлялась тому, что говорит.) Не трогай ее, Люк, не трогай! Пока еще нам грозит только тюрьма, и не так уж нам нужны все эти деньги. Люк, ну, пожалуйста!.. Меня обвинят как сообщницу… Они здесь, в Англии, и женщин вешают. Они надевают им на голову капюшон, заставляют подняться по лесенке… Я не хочу, чтобы меня повесили, Люк, я не хочу болтаться на виселице!
Она угадала его движение, успела увернуться от удара. Но второй удар разбил ей губы, третий пришелся в висок. Она упала на колени, прикрывая лицо выставленными локтями. Люк, схватив ее за волосы, заставил подняться на ноги, прислонил к стене и снова принялся избивать. Он целился в живот и ниже. «Он меня изуродует!» — думала она. А потом еще: «Я его ненавижу! Ненавижу! Хоть бы он устал, Господи, хоть бы устал! Я… я сейчас умру!» И, наконец: «Я убью его! Когда-нибудь я его убью!»
Люк Адама неохотно оторвался от своего занятия, но Иви, похоже, уже не чувствовала ударов. Лежа на полу, она тщетно старалась прикрыть изодранной рубашкой вспухшие груди и покрытый синяками живот и, всхлипывая, твердила: «Пам… Пам…»
Люк, немного успокоившись, в последний раз попробовал бритву. Придется ему самому «готовить» девчонку, но, в общем, не так уж это и плохо. Не дать ей вопить, только и всего…
Он подошел к окну, рассеянно выглянул во двор, и бритва выпала у него из рук.
Или он спит и видит сон, или у него галлюцинации…
В парке, оголенном ранней зимой, перед свежевырытой просторной ямой с осыпающимися кучками земли по краям, стоял человек в черном. В одной руке он держал толстую книгу, другую благословляющим жестом воздевал к небесам. Стоя у него за спиной, Баггси Вейс почтительно упирал ему в затылок дуло своего «люгера».
Все еще не веря собственным глазам, Люк Адама выругался.
— Надо же, как сказал — так и сделал…
Он не ошибся. Баггси Вейс, следуя его же собственному, в насмешку данному совету, отыскал пастора и заставил его прийти помолиться об упокоении души Чарли Росса.
В десяти шагах от них профессор Шварц и Питер Панто, изображая безутешных родственников, поддерживали готовую лишиться чувств миссис Пламкетт.
Одним прыжком Люк Адама оказался у двери, вторым — на лестничной площадке.
Баггси Вейс нашел имя и адрес преподобного Мак Ивора в справочнике, растрепанной телефонной книге, привязанной на веревочке к доисторическому аппарату. На время воскресив Чарли Росса и сказав, будто тот при смерти, он попросил его преподобие напутствовать умирающего. И, если он позволил себе воспользоваться телефоном вместо того, чтобы явиться лично, то лишь с целью выиграть время. Его несчастный друг вот-вот испустит последний вздох.
— Сейчас приду, — ответил преподобный отец.
Не прошло и двадцати минут, как его легкий мотоцикл остановился у ворот.
— Сюда, ваше преподобие. — Баггси Вейс, услужливо показывая дорогу, вел священнослужителя прямиком к импровизированной могиле, где Чарли Россу было, прямо скажем, тесновато. — Мой друг скончался, пока я с вами разговаривал. Теперь над ним бы только немножко помолиться, а больше ничего и не надо.
— Но… Но… — Преподобный отец не мог опомниться. — Эта могила выкопана несколько часов назад. И ваш несчастный друг, кажется, погиб насильственной смертью?
— Об этом не думайте, ваше преподобие. Читайте свой требник.
У его преподобия, рыжего священника с седеющими бакенбардами, на этот счет была своя точка зрения.
— Сожалею, сын мой, но вы обратились не по адресу. Церковь отказывается прикрывать тайные погребения.
