Василий Викторов - Банк
— Да ладно пургу гнать! Дай тебе волю — ты еще бы столько выпил.
— Ну, — сказал Влад, — если к водке еще и закуску — то, может быть, и выпил.
— Ты знаешь, я, вообще-то, просто так звоню. Но меня один вопрос свербит — ты что вчера с Ларисой сделал?
Влад попытался напрячься и вспомнить, делал ли он что-нибудь вчера с бывшей подругой. Не получилось.
— А я с ней что-то делал?
— Ты с ней пять минут в баре посидел и смылся, а она вернулась к столу и как давай на всех наезжать! Я и то еле ноги унес. Что ты ей там наговорил?
— Не помню. Но, пожалуй, вряд ли нечто особенное.
— Ну, понятно. Ладно, извини за беспокойство.
— А как там у тебя, нормально? Что с твоей девицей стало?
— С ней все хорошо. Лежит рядом, жует яблоко и передает тебе привет.
— Хе! Ну и ты ей от меня передай.
— О’кей! Ладно, пока!
— Пока!
Положил трубку, подумал-подумал, выдернул шнур из розетки, зарылся в подушку и спокойно уснул.
III
Тетя Маша была права — проснулся бодрым и свежим, насколько можно быть бодрым и свежим после пьянки с раннего вечера до глубокой ночи и последующего опохмела. Потянулся, вскочил, сделал несколько движений руками — чуть размялся. Подошел к полочке с компакт-дисками, провел по ним пальцами — не то, не то, хотелось что-нибудь быстрое, зажигательное, взгляд на «Motorhead» — нет, слишком громко, лучше «AC/DC». Поставил сборник, включил сразу с «Thunderstruck». Побежал в ванную, пустил воду.
Настроение было прекрасным, хотя, казалось, повод к тому не столь уж и замечательный — свидание с дамой, давно уж не первое в жизни И, дай Бог, не последнее. Но, во-первых, дама была интересная, а во-вторых, это все одно лучше, чем провести вечер у телевизора, поочередно переключая каналы, или за бутылкой водки с Семенычем.
Вернулся в комнату, включил телефон. Раскрыл шкаф, с удовлетворением отметил, что имеется не просто свежая, но и выглаженная рубашка, — вести домашнее хозяйство не любил, больше всего — стирать и гладить, далее — пылесосить и мыть полы, затем — убирать утром постель, еще дальше — мыть посуду. Однако к посещению продуктовых магазинов, тем паче — к приготовлению пищи относился терпимо, ибо иногда любил почревоугодничать, посетить же в Санкт-Петербурге ресторан, преследуя эту цель, по затраченным средствам — то же самое, что сделать покупку средней дороговизны в какой-либо европейской столице. Сделать же в питерском бутике покупку средней дороговизны — все равно что оплатить тур за границу без учета стоимости перелета, живя потом в довольно приличном отеле. Провести два дня на море в Сочи, живя в приличном, но далеко не шикарном отеле (четыре звезды) «Рэддиссон-Лазурная», — все равно что две недели на Кипре или на Канарах в собственных апартаментах с обильным питьем и сытным питанием, или же дорогая покупка в «Бабочке» на Фурманова или «Валентино» на Пионерской, уж не говоря о любых бутиках на Невском.
Вода в ванной набралась быстро, он осторожно опустился в горячую воду, с наслаждением расслабился. Полежал с закрытыми глазами минуты три, потом встал, растерся шампунем — мыло не любил, — нырнул опять. Выдернул пробку, вылез из ванной, стоя у умывальника, почистил зубы, тщательно побрился, стал под душ, омылся, схватил полотенце, на ходу вытираясь, зашел в комнату. Звучала «Highway to hell». Настроение было уже не то, потому выключил, поставил Брайана Ферри. За окном смеркалось, шел мокрый снег, сейчас он оденется, возьмет зонт и попрется к дому Ильиных, где, очевидно, простоит минут пятнадцать, дожидаясь новую знакомую, на ветру — жуть! — а затем поведет ее в ресторацию «Санкт-Петербург» на набережную канала Грибоедова, где они проведут часа два, ведя никчемный разговор, и потом она заявит, что ей пора домой — конечно, заявит, иначе что мешало ей поехать к нему вчера ночью? Слова, цветы, прогулки, свидания, полунамеки, полутона… Э-эх! Но возвращаться домой — опять четыре стены, книжка или видеофильм на сон грядущий — нет, не хотелось. На всякий случай решил обеспечить возможность не заканчивать вечер одному — набрал номер Семеныча, тот оказался дома. Поздоровавшись, Влад спросил:
— Ты какие себе планы на сегодняшний вечер составил?
— Никакие. Сижу, смотрю телек. Обещали ребята зайти — так, на полчасика, чисто пивка попить — значит, гудеть до утра.
— У меня там дельце одно, если обломится, я к тебе часиков в одиннадцать-двенадцать подойду.
— А если не обломится?
— Тогда извини.
— Договорились. Ну, пока.
— Пока.
Положил трубку, начал собираться. Старательно почистил туфли, хотя, учитывая погоду и грязный снег, смешанный с песком, под ногами, оставаться в таком состоянии им было от силы минуты три после выхода на улицу, натянул брюки, надел рубашку, аккуратно повязал галстук, накинул пиджак и внимательно посмотрелся в зеркало. «А что? — подумал. — Внешне ничего. Да под хорошую закуску…»
Вспомнилось:
Ведь я еще не сдан в архив,И в женщинах еще разборчив,И, рожу надлежаще скорчив,Бываю весел и игрив.
Решил, что вполне про него.
Вышел на улицу. До цели можно было дойти пешком, но — взглянул на часы — стрелки уже приближались к семи, потому взял такси.
Опоздать, в принципе, все же не боялся — на его памяти женщины всегда задерживались. Однако, когда подъехал к дому Ильиных, сразу увидел одиноко стоящую фигуру Жанны, мокнущую под снегом-дождем, — маленький козырек над крыльцом не спасал от непогоды. Пулей выскочил из машины — водитель сразу развернулся и уехал, — подбежал, начал извиняться.
— Ну-ну, хватит, — остановила она Влада. — Теперь я знаю о вас еще чуть-чуть больше. Вчера я узнала, что вы пьяница и не любитель ухаживать за дамами, сегодня — что вы не педант. А что еще предстоит узнать?
— Что я агент международного империализма и реставратор старого режима.
— Это лучше, чем быть педантом, — засмеялась она. — Куда мы держим путь?
— На набережную канала Грибоедова, в ресторан под названием «Санкт-Петербург».
— Чудесно. А что там такое?
— Там отличное заведение с замечательным интерьером, вкусной едой и тихой музыкой.
— Очень хорошо. Ну, так идем?
— Идем. — Он подал ей согнутую в локте руку, постарался поднять зонт таким образом, чтобы укрыть их обоих, не получилось, посему наклонил его ближе к Жанне.
— Что же вы в такую погоду — и без зонта? — спросил.
— Так торопилась — в отличие от некоторых, — что даже в окно не выглянула, а возвращаться — сами знаете, примета, да и опаздывать не хотелось.
— Еще раз простите великодушно. Искренне каюсь.
— Ладно, я вас уже простила, хватит об этом. А я, — и она посмотрела ему в глаза, — не думала, что вы позвоните, — такой у вас вчера был грозный, насупленный и надутый вид. Вы были похожи на обиженного ребенка, у которого только что отняли игрушку, съели его шоколадку и отправили спать, не дав дождаться передачи «Спокойной ночи, малыши!», — смотреть было больно.
— Пожалуй, если бы я был трезв, то смог бы скрыть свое расстройство, но благодаря алкоголю у меня, наверное, действительно все на лице было написано. А что же вы все-таки отказались, раз так меня жалели?
— Ну, во-первых, я считаю, что всегда женщина решает, когда ей лечь в постель с мужчиной, и в человеческой истории был только один период — первобытный, когда мужчина просто брал ее за волосы и тащил к себе в пещеру, но, конечно, если женщина свободна, а не принадлежит представителю сильной половины физически — то есть она не является его рабыней-наложницей, женой (в арабских странах) и не отдается за деньги — и в прямом, и в переносном смысле. Во-вторых, у меня вполне взрослый сын для того, чтобы не рассказывать ему сказки, а общаться с ним откровенно. Поэтому что он мог обо мне подумать, если я вечером сообщаю ему, что иду на день рождения к Марине и вернусь не очень поздно, а сама, выпив много вина, забываю о своей семье и еду на ночь к человеку, которого до того ни разу не видела?
— Уж, как вы меня!.. А я только собирался предложить на «ты» перейти, но теперь уж боюсь.
— Не бойся. «Ты», так «ты» — давно пора.
Вышли на дорогу, быстро перешли ее, так как их путь лежал в направлении центра. Машину поймали быстро, забрались на заднее сиденье.
— Грибоедова, ближе к Спасу? — спросил водитель. — О, места моей молодости, мы всегда там с моей нынешней женой гуляли, когда она еще в школе училась, даже особый маршрут у нас для прогулок по центру выработался. А время-то какое было! Вроде и в коммуналках жили, и на демонстрациях маршировали — а народ был счастлив, не то что сейчас… Я курю — ничего?
— Ничего, — ответил Влад. Водитель попался разговорчивый, ладно еще бы не назойливый. Один раз его подвозил рыжебородый крепыш, который так разошелся, осуждая Ельцина, что забыл, куда им ехать, а сам дошел чуть ли не до исступления — Влад тогда даже испугался.
