Алекс Норк - Четыре с половиной
И в городской прокуратуре, где, опасался даже, произойдет неожиданная ощущениями встреча со временем, не почувствовал ничего, то есть наоборот, почувствовал потом растерянность и обиду, оттого что большой кусок жизни выпал, сделавшись чужим и ненужным.
— Добрый вечер, Сергей Петрович, ребята ужин как раз разгружают. Я вам по памяти заказал — свинину, вы ее часто ели.
— О-очень хорошо!
— Ну там, овощи, сыр...
— Прекрасно, Алеш, прекрасно. Только знаешь, я с вами поужинаю. Не хочется мне в ту компанию с их делами. Решили они что-нибудь?
— К середине дня еще не решили, я даже Макара на разведку посылал.
— Тогда ждите меня, я быстро душ приму и в демократичное что-то переоденусь.
В помещении всегда одна и та же температура — не прохладная слишком, а именно какая надо. Градуса на три пониже, чем снаружи сейчас — там, хотя вечер поздний, все равно жарковато, и ночь, по такой погоде, прохладу не принесет.
Человек от входа направился по широкой спирали наверх и добрался, не встретив никого по дороге, до дверей своей комнаты. Знакомая, родная почти, тут он всегда останавливался. Три другие гостевые комнаты отличаются только цветом, его — золотистая.
Есть хотелось, он поэтому обрадовался, что нужные легкие брюки и футболка лежат в чемодане прямо сверху, и отправился в душ, определив себе время там в три-четыре минуты.
Парикмахер хорошего класса стриг так, что волосы, подсыхая, укладывались сами в нужную форму, он не стал смотреться в зеркало перед выходом, а когда ступил в коридор...
— Ба, Сергей Петрович! Нам сказали, что вы еще днем приехали, я уж в комнату вашу два раза стучал.
— Здравствуй, Аркадий. В город ездил, старых знакомых кой-кого повидать. Ты скажи мне, пожалуйста, что тут у вас за коллизии? Я не в смысле денежного вопроса, а похорон. У меня там на юге дела, сориентируй, братец.
У племянника сделалась неопределенность в лице, сам он, показалось, за прошедшие с последней встречи месяцы то ли пополнел, то ли обрюзг.
— Трудная ситуация. Мы уже с юристами по телефону консультировались — никто пока толком совет не дал.
— То есть запертая, как я понял со слов Алексея?
— Запертая. — Неуместная к ситуации явилась улыбка — парень не пьян, но навеселе. — Владимир уперся, сволочь. Извините за выражение.
Гость подумал, как бы все-таки разобраться, но разъяснение последовало само:
— Ну рассудите, Сергей Петрович, Лена требовала сначала двадцать процентов на нас на троих. Теперь опустились до пятнадцати, чтобы каждому по пять. Это много, что ли?
— М-м, на мой взгляд, немного.
И действительно, вполне адекватная компенсация. Он с этим двоюродным братом не был знаком, но человек интеллигентный вполне, по упоминаньям покойного. Тот ему помог деньгами поставить журнал коммерческий, развлекательного какого-то плана, автомобиль подарил. Звучало, что Владимир этот умный, воспитанный.
— Он-то, в свою очередь, что предлагает?
— По триста тысяч долларов, и сказать ему еще за это спасибо.
— Триста тысяч Алексей получил.
— Вот именно, слуга.
Последнее определение прозвучало несколько грубо, а собеседник приблизил голову и заговорил уже тихо, почти таинственно:
— По секрету, Сергей Петрович. Ленка с Олегом решили спускаться до десяти процентов, но ниже — ни-ни. Ну и я с ними согласен, а то свинство какое-то.
Он развел руками, но не с протестующим чувством, а, скорее, с недоумением.
Гость искренне согласился:
— Похоже на свинство, очень похоже.
— Пойдемте, Сергей Петрович, в бар. Скоро ужин дадут, надо чего-нибудь перед ним.
— Пойдем. Однако ж, Аркадий, ты извинись за меня перед публикой, я с ребятами там в охране поужинаю. Обещал уже. Сам понимаешь — выпить слегка за покойного. Любили они его.
— Кто ж не любил, — ответ прозвучал с совершеннейшим равнодушием.
За Аркадием пришлось поспешить.
А по дороге в голове закрутились вдруг эти проценты — десять, пятнадцать... не складываясь до конца в конечные суммы, они все равно давали большое — не обеспеченность, благополучие, а непонятный своими возможностями уровень жизни.
Внизу горел яркий свет, отливался бронзой фонтанчик, зимний сад отошел в полумрак зеленоватой и темной затем глубиной, за которой никакой другой мир, казалось, не существует или не нужен.
Аркадий сразу бухнулся в кресло у ближнего торца столика, перед которым уже стояла открытая бутылка и ожидающий стакан, а рядом сбоку от него, повернув на их появление голову, сидел брюнет среднего возраста — его взгляд пропустил Аркадия и направился на неизвестного гостя. Взгляд не враждебный, но и без особой приветливости, и было видно — человек не собирается встать для знакомства с рукопожатием.
Гость назвался, также почти как утром — докладным тоном, и услышал ответное представление с добавлением, что брат-покойный о прибывшем рассказывал.
— Я о вас тоже от него слышал. Журнал выпускаете? Хорошее дело.
— Выпускал.
В голосе слишком почувствовалось уточнение «кто теперь кто», гостя оно не то чтобы покоробило — однако не умное что-то в нем себя обозначило.
Он прошел к бару, ясно уже понимая, что не хочет, совсем, здесь задерживаться, да и ребятам обещал быть через пятнадцать минут.
Бутылку виски и что еще?..
Он еще взял «Бордо», цветом чуть посветлее — игривого сорта.
Вышел от бара с другой стороны и пояснил для вежливого ухода:
— Обещал, вот, с ребятами посидеть. Извините за отсутствие во время ужина.
Аркадий сделал благодушный знак понимания, а взгляд наследника скользнул по бутылкам... ревниво блеснув, поменялся на снисходительный — с господским оттенком.
Это как понимать?
И в наследство еще не вступил, и умершего в могилу не проводил, а уже хозяин?
Нет, сударь, шутить изволите, он в доме друга своего, а не у чужого барина!
Человек поставил на столик бутылки и снова вернулся к бару. Тут где-то «Мадера» коллекционная, они все собирались ее с покойным попробовать.
У, как быстро нашлась.
Он понес ее так, чтобы к зрителям этикеткой.
И прихватив две другие, небрежно кивнул на прощанье.
Чувствуя, что все-таки неумело изображает развязность.
— Вы, Сергей Петрович, куда это столько набрали?
— Ничего, пригодится.
Он хотел добавить в сердцах о своих впечатлениях, но пар неожиданно вышел. По дороге слушал насекомую трескотню — многотысячный хор, у домика в траве белел крупный светляк, и тепло шло прямо с самого неба.
Ну их там.
Стол нехитро, но уже сервирован, и закуска есть подходящая, в том числе любимый его острый венгерский перец.
— Ровно пятнадцать минут, — сообщил появившийся Макар, — ой, куда это столько?
— А ты думаешь, я тебе много выпить позволю? — парировал Алексей. — Садитесь, Сергей Петрович, вы у нас — во главе.
Времени нет никакого — это же мера одних событий через другие. Почему вдруг два-три часа пролетают или, наоборот, еле тянутся? Тянутся от пустоты — ее ничем не измеришь. А события набегают, и человек движется по ним, а не по каким-то там стрелкам. Так и с людьми бывает в общении, когда временем становятся мысли и память.
В начале первого еще поставили чай.
Молчаливого очень третьего охранника, не употреблявшего из-за старой контузии алкоголь, гость плохо знал.
Тот поужинал с ними, и начальник разрешил ему спать — «мониторить» постоянно территорию нет уже необходимости, да к тому же — гость не знал этого раньше — на три метра внутрь от заборов на газонах стоит проводная сигнализация.
— Сметливый ты у нас, Макар. Он, Сергей Петрович, сто тысяч в банку спрячет, а на зарплату будет опять полдеревни кормить. Сколько там ртов-то?
— Ну... две сестренка, две бабки, дед, еще племянник и племянница малолетние. Мать с отцом хоть работают, но, можно сказать, за гроши.
— Не беспокойся, позвоню тебе, по приезду. Место найдем. А тебя, Алексей, на командирскую должность, не смогу прямо сразу устроить. Подыскивать надо.
— Вообще не надо, Сергей Петрович.
— А что думаешь делать?
— Смотаться он хочет.
— Не смотаться, а нормально уехать. Мне здесь, Сергей Петрович, как говорят у вас казаки, что-то «не любо».
— А где любо?
— Ну, в Канаде где-нибудь или в Австралии. Приналягу на английский язык, я ведь английскую спецшколу заканчивал. Тройку, правда, имел, но база все равно есть.
Макар решил поделиться:
— А я немецкий учил.
— Немецкий твой — «нихт ферштейн».
— Может быть ты и прав, Алеша, — раздумчиво произнес пожилой человек, — может быть...
— Родина — не березы, Сергей Петрович, — обрадовано заговорил тот, — родина — люди, а они у нас только и смотрят как бы друг друга мордой об стол.
Младший товарищ согласился с ним легкой ухмылкой.
