Марина Серова - Презент для певицы
— И ни слова об этом деле двухгодичной давности, и ни слова о том, кто финансирует предвыборную кампанию.
— Ты что-то сказал? — спросил его оператор.
— Да нет, ничего существенного, так, мысли вслух. Эх, как же они мне надоели, — и Скоровский демонстративно плюнул в сторону удалявшегося кандидата в депутаты.
Блаженов после утомительной провокационной пресс-конференции, опасной во всех смыслах для его статуса народного избранника, чувствовал себя опустошенным, но уверенным в своей победе над журналистами. Все их вопросы были подавлены его ответами по существу без лишнего пафоса и надрыва, но не без налета эмоционального стресса, полученного в результате неусыпной работы, неустанной заботы о благе простого человека. В сопровождении телохранителей он спустился в подземный гараж областной думы, администрация которой любезно предоставила ему свой конференц-зал для проведения встречи с журналистами.
Три автомобиля, принадлежащих националрабочей партии в Тарасове, — две черные «Волги» и такого же цвета «Вольво» с тонированными стеклами — тронулись через несколько минут к выезду из гаража. На улице их ждали неугомонные папарацци. Они мерзли холодным осенним вечером для того, чтобы заснять кортеж Блаженова, но ни в одной из трех машин его не было.
Он сел в красный «БМВ» и ускользнул от них через ворота, находившиеся с противоположной стороны здания. Этот маневр понадобился ему для отвлечения внимания от своей персоны.
Через двадцать минут «БМВ» подъехал к богатому двухэтажному особняку, выложенному белым и красным кирпичом, с узорчатыми решетками на окнах. Дом стоял на берегу пруда в городском парке, в одном из центральных районов города — Октябрьском. Иметь здесь дом означало принадлежать к элите общества. Железные ворота автоматически распахнулись, автомобиль въехал на территорию, прилегающую к дому, затем скатился по асфальтовой дорожке в гараж. Блаженов стрелой вылетел из салона автомашины и помчался наверх по лестнице. В гостиной, сидя в кресле, его ожидал человек. Звуки прекрасной божественной музыки — «Реквиема» Моцарта, — величественной и напоминаю щей человеку о кратковременности его земной жизни, проникали в мозг и завораживали своей стройностью. Громогласный Блаженов своим появлением разрушил всю гармонию, и на лице благодарного слушателя классики, мужчины лет сорока пяти, интеллигентного вида, крепкого телосложения, с коротко стриженными волосами, отчетливо появились раздражение и недовольство, но он сдержался и спокойно поприветствовал гостя:
— А, это вы, рад вас видеть, проходите и поудобнее располагайтесь, чувствуйте себя как дома, — хозяин особняка взял пульт от музыкального центра и выключил его. На среднем пальце правой руки незнакомца красовался изумруд в золотой оправе.
— Отличная музыка, «Реквием» Шопена, — решил блеснуть эрудицией Блаженов, на что хозяин дома разочарованно вздохнул и осторожно поправил гостя:
— Шопена каждый день играют на похоронах и на ваших тоже будут играть, придет время.
Эту же музыку понять могут только ангелы.
— Что-то вас, Александр Васильевич, потянуло в высшие сферы. Почему я слышу в вашем голосе столько боли? — поинтересовался Блаженов у своего напарника по всем черным делам: ведь хозяином дома был не кто иной, как Александр Васильевич Носков по кличке Ворон. Авторитет, вор в законе, крупный теневой бизнесмен, контролировавший Октябрьский и Заводской районы города. Боевики, работавшие на него, были специально отобраны и хорошо подготовлены, случайные люди к нему не попадали, и дела он вел очень жестко. «Главное — это дисциплина», — всегда говорил Носков. На вопрос Блаженова он дал исчерпывающий ответ:
— Все люди смертны, а кандидаты в депутаты особенно, поэтому о душе стоит позаботиться заранее, пока не станет слишком поздно.
Гостю шутка не понравилась, повисла напряженная пауза. Блаженов и Носков смотрели друг на друга и не произносили ни слова, наконец, первым заговорил авторитет:
— Расслабьтесь, Блаженов, вы же не на суде.
Раз уж не понимаете шуток, так хотя бы делайте вид для приличия.
Блаженову сейчас ссориться было невыгодно, поэтому он постарался перевести разговор в другое русло:
— Этот журналист Скоровский сел мне на хвост. По-моему, с ним пора серьезно поговорить. Мне не нравится, что он начал копаться в моем прошлом. Рано или поздно он доберется до меня. Устройте ему несчастный случай, что ли, Александр Васильевич, Скоровский стал…
Носков перебил его, надоело слушать причитания Блаженова:
— В данный момент вас должно беспокоить другое. Например, Лагутина Анна Петровна. Вот она-то и есть ваш настоящий враг. Представляете, ей пришла в голову дерзкая мысль снова возобновить расследование.
Блаженов даже вскочил с места после этих слов и не на шутку забеспокоился. Не обращая на реакцию своего гостя никакого внимания, Носков продолжал:
— Мало того, она еще подключила к нему Охотникову. Не слыхали никогда об этой гром-бабе?
Блаженов пожал плечами и отрицательно покачал головой:
— Нет, а что, она представляет собой серьезную проблему?
— Да не то чтобы уж очень серьезную, но крови попортить может предостаточно. Мои ребята как-то сталкивались с ней однажды, — и Носков, охваченный воспоминаниями, на минуту замолчал.
— Она всего лишь баба, — заявил кандидат в будущие депутаты.
— Эта баба даст фору любому из моих парней, — не согласился с ним авторитет, — но не беспокойтесь по этому поводу раньше времени.
Один хороший человек сообщил место, где они вдвоем с Лагутиной перекрываются, и даже время, когда поедут по своим делам. Завтра утром я пошлю туда своих ребят, они решат эту проблему, — он с сочувствием посмотрел на Блаженова и добавил:
— Да на вас лица нет, давайте я налью вам выпить. Что вы предпочитаете?
— Не откажусь, — согласился гость, — мне водки, пожалуйста.
* * *«Почему я согласилась?» — спрашивала я себя всю ночь. Упорно задавала себе этот каверзный вопрос, но вразумительного объяснения не получила. Мое сознание наотрез отказывалось выдавать ответ, впрочем, так же отрицательно было настроено и подсознание. И наконец к утру, подведя черту под всеми ночными размышлениями, я — уверена — нашла ответ: мне просто необходима была хоть какая-нибудь работа, по моей специальности, разумеется. Это своего рода наркотик, чистейший адреналин, будоражащий застоявшуюся кровь. И вот я впрыснула себе очередную дозу, она пьянящим, дурманящим потоком стремится, несется по кровеносным сосудам. Я довольна, удовлетворена.
Мне нужна была хоть маленькая отдушина, напряжение для атрофированных мышц, сильно застоявшихся почти за месяц бездействия, вынужденного простоя и постоянных нервных срывов.
Когда я взялась за дело Лагутиной, то возложила на себя двойную ответственность, так как она не просто клиент, как говорят, с улицы, она моя знакомая, можно сказать даже, хорошая подруга. Сейчас ей необходима помощь, и она ее получит. С моей стороны я обещаю полную самоотдачу, самопожертвование и ответственность; со стороны Лагутиной требуется только полное послушание и дисциплина, пока мне не удастся решить головоломку и довести дело до конца. И еще, чуть не забыла, этот джип — просто конфетка, одно из чудес современного машиностроения. Мне до сих пор трудно поверить, что этот нежный монстр мой, что этот темно синий дракон, послушно несущий меня туда, куда я захочу, теперь принадлежит мне одной.
Скажу одно: когда богатых людей обстоятельства припирают к стенке, они умеют быть щедрыми, но только тогда, когда топор уже занесен над их головами и вот-вот должен обрушиться.
В эту ночь до самого утра, как и полагается, я сопровождала на приеме Лагутину. Потому что бал продолжался до рассвета. Новые буржуа всю ночь напролет веселились, забавлялись, швырялись деньгами, много пили, но в то же время не забывали и о собственной рекламе.
Только тогда, когда звезды начали забываться в утренней дреме и смывать яркий, вызывающий ночной макияж, гости начали расходиться. Лагутина попрощалась со всеми самыми солидными спонсорами. В этот момент бывшая звезда сцены напомнила мне содержательницу публичного дома, провожающую довольных клиентов за порог. «Будем рады снова вас видеть», — словно попугай, повторяла она хорошо заученную фразу.
— Наконец-то и на нашу долю выпала минутка отдыха.
Наверху в офисе никого не было, кроме нас с Лагутиной, которая, как только поднялась к себе в контору, так тотчас же плюхнулась в кресло, закрыла глаза и замерла: должно быть, она уже спит. Ну а мне предстоят бессонные дни и ночи. Но это вовсе не страшно, я привыкла, надо лишь отвлечь себя от мысли всеми возможными способами, что сейчас свалишься в изнеможении с ног. Это гораздо легче, чем кажется на первый взгляд.