Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 разбудило меня, возвратило на землю.

 В кафе зашла троица мужчин, срели них был портье моего отеля. Он

 приветливо кивнул мне. Уселись они в противоположном углу зала.

 "Балерина" принесла Вацлаву кофе с пирожным и упорхнула туда, к новым

 посетителям.

 - Ты чего погрустнел? - спросил Вацлав удивленно.

 Я посмотрел на него, по-дружески улыбаясь. Все-таки он неплохой

 парень. Простой и незлобивый, желающий всем добра. Что он спросил меня? А,

 он спросил: "Ты погрустнел?!"

В РЇ РєРёРІРЅСѓР».

 Он посмотрел на меня немного озадаченно. Вероятно, я опоздал с

 кивком. Ладно.

В кафе мы просидели еще с полчаса. За это время посетителей

 прибавилось. Балерина порхала между столиками. Она была уже совершенно

 непохожа на ту Ирину, с которой я познакомился. Один раз за это время она

 подошла и к нам, но мы больше ничего не заказывали, а вскоре после этого

 вышли на улицу и пошли вверх, туда, где, как я узнал, находилось старинное

 мусульманское кладбище. Чтобы добраться до него следовало подняться на

 самую вершину одного предгория, но погода сопутствовала нам - безоблачное

 небо успокаивало глаза, а солнце грело размеренно, не стараясь выжечь

 траву или ослепить всех, глядящих вверх.

 Уже покидая верхнюю часть города, я обратил внимание на двухэтажный

 особняк с широкой террасой, с которой, должно быть, можно было видеть все,

 что происходит на море, на набережной или в городе. На террасе по углам

 стояли деревянные кадки с невысокими пальмами, а по середине за

 ярко-красным столом сидел мужчина в халате. Он сидел спиной к нам и что-то

 писал.

 - Похоже, что здесь есть и постоянные жители! - сказал я.

 - Есть, - кивнул Вацлав. - Я бы и сам здесь поселился...

 Эта мысль приходила и ко мне. Приходила не раз, и я думаю, что каждый

 нормальный парень, из тех, кто здесь в отпуске, если только он не круглый

 патриот какой-нибудь армии, пускай хотя бы раз, но задумывался об этом.

 - Ты только не говори никому, - Вацлав перешел на таинственный

 полушепот, - но здесь есть ребята, которые серьезно об этом думают...

 Вот это уже было новостью.

 - И как же они об этом думают?! - поинтересовался я.

 - Если тебе это действительно интересно, - запоминай дорогу на

 мусульманское кладбище. Завтра к семи вечера придешь туда и все узнаешь.

 Дальше мы шли молча по узкой извилистой тропинке, которой, казалось,

 было уже столько лет, сколько лет существовал этот город. Вацлав шел

 впереди, время от времени оборачиваясь и заботливо произнося "Здесь

 осторожнее!" или "Не споткнись!".

 Как ни странно, но в это время я не думал о будущей встрече желающих

 остаться в городе навсегда. Гораздо больше занимала меня мысль о живших

 здесь в давние времена мусульманах, и даже не о них самих, а о том, как им

 удавалось перенести покойника из города на кладбипе по этой совершенно

 непредсказуемой тропинке. Пожалуй такая похоронная процессия могла бы

 достичь цели только в том случае, если бы сам покойник глядел под ноги

 несущим гроб, предупреждая их о каждом последующем шаге.

 Мои размышления внезапно прервал Вацлав.

 - Пришли! - сказал он и только тогда я оторвал свой взгляд от

 тропинки и заметил, что мы на самом деле достигли вершины этого предгорья.

 Перед нами на довольно небольшом пространстве из земли поднимались

 позеленевшие камни. На ближайшем таком камне я разобрал арабскую вязь.

 Этот камень полулежал, едва отрываясь своей верхушкой от бедной, слегка

 покрытой слабосильными травинками поверхности земли.

 Я подошел к другому могильному камню. Наклонился.

 Разглядел глубоко врезанный в камень орнамент.

 - Ты лучше вниз посмотри! - сказал мне Вацлав.

 Я обернулся.

 Сделал глубокий вдох - и ощущение необъяснимой гордости заполнило

 меня. Я стоял над морем, над городом, над всеми, кто бродил сейчас по

 улицам или же сидел по своим номерам. Я стоял и с высоты мертвых

 строителей этого города смотрел вниз, на жизнь, временной частицей которой

 я сам был.

 А внизу, на песчаном пляже, загорали люди. Кто-то купался, кто-то

 плавал на доске с парусом, но ветер был слабый и этот кто-то то и дело

 соскальзывал в воду, а потом снова и снова вскарабкивался на доску. Жизнь

 мирного города была без сомнения райской.

 Жизнь мирного города звала вниз и возникшая внезапно боязнь потери,

 боязнь того, что выйдя из города, я никогда не смогу в него вернуться,

 чуть ли не заставила меня раскинуть руки и, закрыв глаза, прыгнуть вниз.

 Господи, я даже не думал, что за эти несколько дней я научусь так дорожить