Эдуард Хруцкий - Четвертый эшелон
— В чемодане, — виновато ответил Сергей.
— Учи вас, учи... О, слышишь, сопит. Значит, скоро паровоз.
— Я хочу вам сказать, Александра Яковлевна, как начальнику поезда: так больше продолжаться не будет... — услышал вдруг Игорь знакомый голос.
— Петька! — крикнул он.
— Игорь, — от вагонов отделилась темная фигура, — где же ты? Мы через десять минут отправляемся.
— Да вот человека в командировку собирали. Паек, литер, деньги. Попробуй за час выбей. Знакомьтесь. Это майор Карпунин, Сережа, в некотором роде мой медсвояк.
— Как, как? — удивился Петр.
— Очень просто, — засмеялся Игорь, — медсестры есть, мед-братья тоже были, я где-то читал об этом. А ты мой медсвояк. Ну ладно, передаю тебе старшего лейтенанта, только ты его с девушками в одно купе не сажай, он у нас скромный.
— Для него место подготовлено. Вы поедете с нашим врачом, капитаном, очень милым человеком, — повернулся Карпунин к Сергею.
Данилов
О том, что Муштаков идет по коридору, все узнавали заранее. Сначала помещение наполнял медовый запах трубочного табака, потом из-за поворота, где в «пенале» располагался его отдел, появлялся подполковник Муштаков. Данилов никогда не видел его в форме. Даже зимой сорок первого, в момент наивысшего напряжения сил, когда не то чтобы побриться, поспать некогда было, Володя Муштаков всегда появлялся в белой крахмальной рубашке, прекрасно сшитом костюме и модном галстуке. Таким же точно предстал он сегодня перед Даниловым. Муштаков шел по коридору в потрясающем синем костюме с трубкой в зубах. Данилов оглядел его всего, от безукоризненного пробора до черных ботинок на толстой каучуковой подошве, и в душе даже позавидовал.
— Милый Ваня, — Муштаков взял его под руку, — вот уж действительно, если гора не идет к Магомету... Я, как ни странно, ищу тебя.
— Слушай, Володя, ты где такой вкусный табак берешь?
— «Золотое руно»? Проще простого. Мой приятель писатель, у них есть свой буфет, там талоны на табак можно отоваривать именно этой маркой.
— Чертовски здорово пахнет.
— Открою секрет тебе одному. Я беру обыкновенный табак и мешаю его с «Золотым руном», поэтому мои запасы долговечны. Но все же я очень прошу: зайди ко мне. Во-первых, я угощу тебя чудесным кофе, во-вторых, у меня есть соображения по поводу твоего покойника.
— Ты имеешь в виду Судина?
— Именно его.
Они вошли в отдел по борьбе с мошенничеством.
В кабинете Муштакова приятно пахло хорошим табаком и довоенным кофе.
— Садись, он еще горячий, сейчас тебе налью.
— Ты знаешь, сколько времени я не пил настоящего кофе? — спросил Данилов, глядя на Муштакова, возившегося с немецкой трофейной спиртовкой.
— Знаю. Ровно столько же, сколько и я. С середины сорок первого. Но вчера приехал с фронта мой брат и привез мне эти трофеи. — Муштаков показал на спиртовку и банку с яркой этикеткой.
Данилов взял чашку из рук Муштакова и вдохнул забытый аромат. Сделал первый глоток и закрыл глаза от удовольствия. Когда Данилов ухаживал за Наташей, они часто бывали в кафе «Красный мак» в Столешниковом. Стены, обшитые темными панелями, мягкая удобная мебель, мраморная стойка в глубине. Кафе как бы состояло из двух половин: одна его часть несколько возвышалась, туда вели три ступеньки. Тогда по телефону для конспирации они говорили: пойдем к трем ступенькам. Они приходили туда, брали бутылку «Кара-Чанах», пирожные и кофе, крепкий и ароматный.
Иван Александрович сделал еще глоток, потом еще.
— Налить? — предложил Муштаков.
— Неудобно разорять тебя.
— Пустое. — Он наклонил кофейник, долил еще полчашки. — К сожалению, все. Пей, я тебе кое-что расскажу.
Муштаков открыл сейф, достал тоненькую папку.
— Это показания одного золотишника, спекулянта Володи Булюля, нет, не напрягайся, ты его не знаешь. Он промышлял у скупки в Столешниковом. Вот что он поведал нам.
«Перекупленные дорогие вещи я отдавал за золото и медикаменты некоему Судину Илье, по кличке Морденок.
Вопрос. Какие медикаменты вам давал Илья Судин?
Ответ. Сульфидин и иногда морфий.
Вопрос. Где он их брал?
Ответ. Это мне неизвестно.
Вопрос. Сколько сделок у вас было с Судиным?
Ответ. Точно не помню, пять или шесть.
Вопрос. Чем он занимался?
Ответ. Подвизался уполномоченным по снабжению от какой-то бакинской организации.
Вопрос. Где и когда вы с ним познакомились?
Ответ. Мы вместе отбывали срок на ББК[8]. Только тогда у него другая фамилия была, а кликуха та же...»
— Ну вот, пожалуй, и все новости, — Муштаков закрыл папку, — теперь ты можешь почти точно установить, кто такой Судин.
— Володя, — Данилов встал, — я сейчас к начальству иду, ты мне не дашь этот протокол?
— Зачем он тебе? Я просто прикажу, и выписка через пятнадцать минут будет в приемной у Осетрова. — Муштаков взглянул на часы и постучал кулаком в стенку. — Это моя спецсвязь. Иди спокойно. Все будет вовремя.
Выходя из его кабинета, Данилов столкнулся в дверях с сотрудником Володиного отдела.
Данилов и начальник
Они разложили бумаги на большом столе начальника. В кабинете было по-утреннему зябко, но форточка все равно оставалась чуть приоткрытой, начальник считал, что свежий воздух целебен. Он читал материалы по делу, а Данилов рассеянно рисовал один и тот же мужской профиль на коробке от папирос, ожидая первого вопроса.
— Ну что же, Иван Александрович, — начальник оторвался от бумаг, — читается с неослабевающим интересом, как авантюрный роман.
— «Похождения Рокамболя»[9]? — усмехнулся Данилов.
— Нет, скорее, «Петербургские трущобы»[10]. Доложи о предпринятых мерах.
— Сегодня утром Белов выехал в Баку. Наблюдение за Валиевой осуществляют местные товарищи.
— Ясно. Транспорт?
— Литерный санитарный поезд. Идет на двойной тяге. Должен прибыть на место через три-четыре дня.
— Дважды в день связывайся по ВЧ и докладывай мне.
— Есть.
— Что с Кузымой?
— Часа через два допросим.
— Что за срок странный такой?
— Наркоман, пока еще не отошел.
— Меня крепко интересует этот «полковник». Где шофер?
— Никитин выехал за ним.
— С прокуратурой говорил?
— Конечно.
— Кто дело-то ведет?
— Чернышов.
— Степан Федорович. Смотри, жив курилка! Молодец! Ему сколько лет-то?
— Шестьдесят два.
— Мне кажется, что главные фигуры здесь «полковник» и Кузыма. С Судиным все ясно. Кстати, пальцы его и фото, кличку тоже немедленно в ГУМ[11] для идентификации. Говоришь, был на Беломор-канале? Выясним! А теперь, Ваня, дальше поедем. Какие у тебя имеются мысли в отношении стратегии, а также тактики?
— Вы меня, видимо, с генералом Скобелевым[12] спутали.
— Нет, я тебя ни с кем не спутал. — Начальник зашагал по ковру. — Нет, не спутал, — добавил он. — В сыске тоже нужна и стратегия и тактика. Понял?
— Куда уж как ясно. Только, на мой взгляд, задача у нас одна — срочно расколоть Кузыму и выйти на «полковника». Повяжем его, тогда мы на коне. Уйдет...
— Тогда я с тебя первого спрошу, за всю шоколадку, — хохотнул начальник. — Ну а с меня... — Он не докончил и повернулся к окну.
— Ну что мы заранее о выговорах думаем, — Данилов встал, начал собирать бумаги, — что-то вы слабину давать начали. Пока мы точно выходим...
— В цвет? — Начальник быстро повернулся. — Конечно, если возьмем, то оно так и будет. А если нет?..
— Найдем.
— Иголку в стоге сена. Оптимист ты, Ваня. А может, лучше обрубить концы? — хитро спросил он.
— Это как же?
— Да так, возьмем Валиеву, а убийца Соколова у нас.
— Вы что, шутите?!
— Конечно, шучу, — вздохнул начальник, — только кое-кто так делает, и ничего — в передовиках ходит.
— Мы с тобой разве в розыск за этим пришли? За карточкой на доске Почета и процентами?
— Иди ты, — махнул рукой начальник, — тебе же русским языком сказано: шучу. Могу я пошутить или нет?
— Невеселые у вас нынче шутки.
— Ваня, — начальник подошел к Данилову, крепко сжал локоть, — ты мне «полковника» этого дай. Где хочешь ищи. Понял?
— Чего уж тут не понять.
— Ну иди, наводи страх на преступный элемент. После допроса Кузымы сразу доложи.
Данилов вышел из кабинета. Немного постоял в приемной под недоуменным взглядом Осетрова и вышел в коридор. Скоро Никитин привезет шофера. А может, уже привез?
Никитин
Прямо сбесилось начальство с делом этого Судина. Ни поспать тебе, ни пожрать. Только в столовку собрался. Так нет, беги скорей, волоки этого шофера. Да куда он денется? Возит, между прочим, начальника ОРСа[13], бронирован, жрет, пьет, что хочет, и еще калымит. Из-за этого дерьма он поесть не успеет. Хорошо, что машину дали, а то на трамвае до Каланчевки насквозь вымерзнешь. До войны он в Туле работал опером в отделении. Вот тогда жизнь шла совсем иначе. Он в районе хозяином был, фигурой. Хорошо жилось, легко, весело, и работалось так же. Потом, когда немцы к Туле подошли, он в роту милиции ушел. Повоевал неплохо. Ранили. В Москву увезли лечиться, а из госпиталя сразу в МУР. Никитин вздохнул тяжело.
