Руслан Белов - Цветы зла
- Да. Без энтузиазма, со словами: "Я все давно забыла, но, если ты этого хочешь", но согласилась. И оформила, и очень здорово и необычно оформила. Я почти каждый день заходил смотреть, как обычный подвал превращается в нечто особенное... И как она сама превращается в особенного человека. Потом Кристина по моей просьбе взялась за другой ресторан, за второй, за третий... И знаешь, - Марья Ивановна вздернула бровь, показывая, что обращение на "ты" ее удивляет - знаешь, она в самом деле оказалась весьма талантливым дизайнером. Можно сказать, от бога дизайнером. Ни одна ее работа не была похожа на другую...
- А ваш ресторан? Не похоже, что в нем поработал талантливый оформитель?
- Его оформлял мой младший брат. Его убили, - потемнел лицом Эгисиани.
- Простите...
- Кроме него у меня никого не было...
- Продолжайте, пожалуйста, я вас внимательно слушаю, - попросила Марья Ивановна, когда следы тягостных воспоминаний перестали искажать лицо собеседника.
- Кристина занималась не только оформлением помещений, - продолжил тот свой рассказ. - Она еще находила певиц и певцов, клоунов и поэтов и тому подобный кордебалет. И всегда в самую масть, всегда шансон был продолжением интерьера, кухни, хозяина, наконец... Не прошло и полутора месяцев, как она стала совсем другим человеком... Уверенным, энергичным, ищущим...
- Вы полюбили ее?..
- Нет... Не полюбил...
- Почему?
- Наверное, я ждал вас.
Марья Ивановна пропустила признание мимо ушей. Грузин - есть грузин. Что с него возьмешь?
- Короче, пари было выиграно... - проговорила она, посмотрев на свою пустую рюмку.
- Да. За день до ее смерти я получил тысячу долларов... - сказал Эгисиани, наливая ей коньяку.
"Получил и прикончил, за то, что вынужден был унижаться", - подумала Марья Ивановна и сказала:
- Замечательно. А кто же все-таки ее отравил?
- Не знаю. Я душу вынул из Святослава Валентиновича, и эта голая душа призналась мне, что не имеет к смерти Кристины прямого отношения. А мои друзья с подлинными чекистскими документами в это же время опросили соседей, некоторых с пристрастием. Все они сказали, что не ничего не знают и никого не подозревают.
Марья Ивановна посмотрела на часы. Был десятый час. Покопавшись в сумочке, обнаружила, что мобильного телефона в ней нет.
"Бог мой, я же выбросила его в урну вместе с одеждой! Смирнов меня растерзает! Попросить у этого красавчика? Нет, не солидно..."
- Мыслями вы уже дома? - спросил ее Эгисиани язвительно. - Муж, наверное, ходит сейчас по углам, сжимая кулаки и бормоча проклятья?
- Это точно. Пожалуй, я поеду, а не то придется новую мебель покупать.
- А как же беззаботный треп и моя кухня? Кстати, мой малый зал вам, без сомнения, понравится. У меня там на полах и стенах шкуры медведей, тигров, лев даже есть. И еще великолепная коллекция подлинного оружия - старинные пищали, копья, луки со стрелами и тому подобное.
- Как-нибудь в другой раз, Вова, как-нибудь в другой раз. Давайте выпьем на прощанье, да я поеду.
***
Эгисиани хотел проводить Марью Ивановну до вызванного им такси, но, когда они уже выходили из зала, к нему подошел смуглый человек с большим животом, азербайджанец по национальности и, отозвав в сторону, зашептал что-то на ухо. Не дослушав, хозяин ресторана, обернулся к Марье Ивановне с виноватой улыбкой: - Бога ради обождите меня минутку, - и спешно ушел.
Некоторое время, приличия ради, Марья Ивановна постояла у двери. Затем, посмотрев на пузатого азербайджанца и отметив, что у него необычайно умные и наблюдательные глаза, развела руками и пошла к такси, стоявшему у подъезда. Не успела она расположиться на сидении, как из раскрытого окна ей на колени упал комок белой писчей бумаги.
10. Получается черт те что.
На Пушкинской площади Марья Ивановна попросила таксиста остановиться. Пакет с трикотажным костюмом и мобильным телефоном был на месте. Переодевшись в "своей" кабине, она поехала домой.
Смирнова в наличии не было. Позвонила ему. Он, обрадовавшись, сообщил, что направляется в ресторан Эгисиани, так как решил, что с ней что-то случилось. Марья Ивановна, сказав, что у нее все в порядке, попросила немедленно поворачивать и ехать домой. Положив трубку, пошла в ванную, умылась, слегка подкрасилась (мама говорила ей, что мужчина должен знать, что его женщина красится не только лишь для своего удовольствия и удовольствия посторонних лиц), переоделась в домашнее, уселась удобнее в свое кресло и только тогда развернула записку.
В ней было написано:
"Вовчик знает об убийстве Крысы все".
Когда она пришла к выводу, что Крыса - это Кристина, в замочной скважине задвигался ключ Смирнова.
Лишь только дверь открылась, и в ее проеме появился Евгений Александрович - в чужих брюках, скособоченный, вымученно улыбающийся,- у Марии Ивановны упало сердце.
- Что с тобой? - спросила она, подавшись к нему.
- Видишь ли, оказывается, у Регины Родионовны домовой никто иной, как Робин Гуд...
- Какой Робин Гуд? У тебя рубашка в крови!
- Робин Гуд, потому что в заднице у меня торчит арбалетная стрела...
Марья Ивановна выгнулась, чтобы посмотреть на упомянутое место.
- Ну, торчала. Мне до сих пор кажется, что она там. Посмотри, если не веришь.
Смирнов вынул из кармана свернутый в трубочку рентгеновский снимок и вручил супруге.
Уставившись в дыру в тазовой кости, дыру размером чуть меньше российской копейки, Марья Ивановна побелела. Увидев, что женщина готова заплакать, Смирнов обнял ее и заулыбался:
- Да не беспокойся ты, врач сказал, что стоять будет.
Потом она его кормила. Евгений Александрович ел стоя и рассказывал о своих визитах к Святославу Валентиновичу и Регине Родионовне.
- Так кто же в тебя стрелял? - спросила Марья Ивановна, когда Смирнов закончил свое повествование.
- Если честно - не знаю.
- Сумасшедший какой-нибудь?
- Вряд ли. Единственно, что можно сказать, так это то, что стрелял человек, не желавший, чтобы я лез не в свои дела.
- Ты хочешь сказать, что теперь ты никого из известных нам лиц не подозреваешь?
- Да. Этот выстрел не лезет ни в какие ворота.
Смирнов не кривил душой. По дороге домой он пришел к выводу, что выстрел из арбалета пробил насквозь не только его тазовую кость, но и версию.
- В том числе и в мои ворота, - покивала Марья Ивановна. - Полчаса назад я была уверена, что Кристину убил Эгисиани, а теперь не знаю, что и думать.
Закончив с ужином, они перешли в гостиную. Смирнов улегся на ковер животом вниз, Марья Ивановна села рядом в позу лотоса и начала рассказывать о своем посещении ресторана Эгисиани.
- Значит, у тебя тоже ничего... - расстроился Евгений Александрович, когда женщина дошла до момента прощания с настырным грузином.
- Да нет. Смотри, что у меня есть.
Поднявшись, Марья Ивановна взяла с сидения кресла записку и передала ее Смирнову. Тот прочитал ее, затем осмотрел внимательно с обеих сторон и сказал:
- Если Крыса - это Кристина, то получается черт те что. Простую женщину Крысой не называют. Крысой называют женщину скрытную и на все способную.
- Да, ты прав, черт те что получается. Я тоже думаю, что ее недаром Крысой прозвали. Похоже, она не только дизайном занималась и артистов для варьете подбирала. И в таком случае нам с тобой светит разборка классной криминальной помойки.
- Расскажи об Эгисиани подробнее. Ты же женщина, ты должна была его прочувствовать.
Марья Ивановна о чем-то думала.
- Ты что? - Смирнов почувствовал, что она нашла какую-то ниточку.
- Зря я не осталась... Он ведь предлагал продолжить разговор в малом зале...
- А потом в кабинете?
Марья Ивановна посмотрела удивленно.
- Естественно. Но дело не в том...
- А в чем?
- Он говорил, что стены малого зала увешаны шкурами. И старинным подлинным оружием - пищалями, луками со стрелами и тому подобное. Может там и арбалет есть? Кстати, как он выглядит?
- Это такая штука вроде комбинации обреза с коротким, но очень мощным луком, - Наморщившись, Смирнов провел ладонью по ране. - Ну, очень мощным.
- Значит, мне придется сходить к нему еще раз?
- Что, симпатичный парень?
- Да, - покивала Марья Ивановна. - Знаешь, он из тех, которые говорят: "Я это сделаю" и делают. Или "Ты моя" и всю жизнь...
- Заботятся о тебе, как о личной вещи?
- Ну, примерно...
- Я ревную и очень хочу его увидеть...
- Не надо. Вы сцепитесь, а у него пистолет под мышкой.
- Ну и что?- набычился Смирнов.
- Да ты не думай, я только о тебе и говорила. Рассказывала о твоей картине с бумерангом...
- Я боюсь тебя потерять...
- А я тебя...
- Ты такая лапушка... Знаешь, я сегодня прочитал японскую танку:
Подует ветер - и встает волна,
Затихнет ветер - и волна спадает.
Они, наверно, добрые друзья
Коль так легко друг друга понимают...
Это ведь про нас... Мне так хорошо с тобой - ты такая любимая и... и такая любящая...
