Леонид Словин - Дополнительный прибывает на второй путь
— Перерыв на обед? — спросил Антон.
— Вроде, — Феликс украдкой взглянул на торчащую из кителя кобуру.
— Кефир съедобный?
— Свежайший.
— Бутылку кефира, — Антон отсчитал мелочь. — И две пачки «Беломора».
Феликс передал кефир и папиросы, сдачу положил на край стола. Было заметно, как он колеблется, не решаясь спросить.
— Садитесь, — Денисов показал на полку.
— Насчет того пассажира… — Феликс замялся, раскручивая на весу корзину с продуктами. — Необходимость не отпала?
— Насчет пассажира?
— Того, что стоял с потерпевшим…
— Вы видели его?
— Он едет в тринадцатом вагоне. Вафли сейчас взял. Три пачки.
Это звучало неправдоподобно.
Антон уже пристегивал галстук-регату.
— Пошли.
Пока Денисов запирал купе, Сабодаш и Феликс были уже в тамбуре. Денисов догнал их в тринадцатом. Несколько пассажиров выглядывало из-за дверей. Молодая пара в конце коридора, забавляясь, писала что-то на пыльных окнах. Хрипел транзистор.
— Жена с ним, трое детей, — Феликс показал на дверь.
Антон решительно ступил в купе.
— Разрешите?
Детей оказалось не трое — четверо. Младший мальчик спал на верхней полке, братья и сестры у окна хрустели вафлями. Сухая остроносая женщина, которую Денисов заметил утром в ресторане, и ее смазливый, похожий на цыгана муж ссорились.
— …Очень ей надо, — ворчал мужчина, когда Денисов и Сабодаш вошли, — только и дел у сестры, чтобы нас судить…
Денисов привычно смоделировал предыдущую реплику:
«Твоя же сестра осудит», — должно быть, сказала женщина.
Так антрополог восстанавливает скелет по одной-единственной кости.
— Симпатичный малыш! — Денисов показал на спящего. — Сколько ему?
Взрослые молчали.
Ответил кто-то из братьев:
— Четыре!
— Я думал, в школу ходит! Смотри, Антон!
— Ест хорошо! — До Антона дошло. — Как я!
Попытки наладить контакт со взрослыми некоторое время ни к чему не приводили.
— Про амидопирин забыл? — Женщина была недовольна. — Со своим днем рождения ты ни о чем не помнишь!
Антон присел и оказался как бы на одном этаже с супругами.
— Болеет малыш?
— Хронический тонзиллит, — женщина все же сдалась.
— Море поможет!
— Наши химкинские врачи тоже надеются…
Антон обрадовался:
— Вы из Химок? Два года там квартиру снимал. В Южных Химках. — Он представился: — Сабодаш Антон, капитан милиции.
— Прудников Федор, — мужчина отер пот.
Шаткий мир в купе мог быть каждую минуту разрушен, тишина напоминала о спокойствии дремлющего вулкана.
— Вы приходили ночью в одиннадцатый вагон… — Денисов воспользовался моментом.
Прудников поморщился. Возможно, этот ночной вояж и был предметом супружеского разбирательства.
— Просто шел по составу.
— Знакомы с пострадавшим… — Денисов наполовину утверждал.
— Какое знакомство? Знали друг друга в лицо.
Денисов сразу взвинтил темп:
— Но вы говорили с ним! О чем?
— Ни о чем… Вот и она тоже! — Он кивнул на жену.
— Он к вам подошел или вы к нему?
— Я.
— Первая фраза?
Мужчина снова отер пот, вытащил из кармана потемневший влажный платок.
— Ресторан закрыт…
— Тебя, Прудников, не остановишь! Неважно, что все закрыто… Женщина потянулась к сумке. — Возьми чистый носовик.
Почувствовав разрядку, дети затеяли возню.
— Ты же знаешь, — сказал Прудников. — И потом день рождения!
— Слыхали. Кем интересуется милиция? — спросила жена.
— Ну, тем… — Он не хотел травмировать детей.
— Что брал с нами билет?
— Вы вместе покупали билеты? — спросил Денисов.
Разговор был похож на беспорядочный обмен ударами в третьем раунде боксерских поединков.
— В агентстве.
— Много людей было у кассы?
— Никого. Мы и он.
— Кто получил первый?
— Он.
Денисов спросил:
— Заметили вы, какими купюрами он расплачивался за билеты?
— Сторублевой, — Прудникова что-то поправила на столе. — Хорошо помню. Сдачу давали со сторублевки. Четыре билета…
— Купе? Целиком?
Антон неудачно вмешался:
— Растут Химки…
Прудников получил передышку.
— Строятся, — он незаметно перевел дух. — Южные вовсе не узнать.
— Там работаете?
— Сварщиком, жена контролером в цеху.
— В какой вагон были билеты? — Денисов прервал воспоминания.
— В одиннадцатый.
— В тринадцатый!
— В тринадцатый у нас. В одиннадцатые — сказала женщина. — Точно помню.
Они, несомненно, путали.
— Пострадавший знал, что вы едете в одном поезде?
— В одном? — Прудникова подняла брови. — Нет! Его поезд должен отправляться из Москвы сегодня…
— Я удивился, увидев!.. — Прудников адресовал реплику жене. Говорит: «Изменились обстоятельства!..»
— Уточним, — Денисов снова вмешался. — В момент, когда вы разговаривали с Голеем…
— Его фамилия Голей?
— Да. Свет в одиннадцатом горел?
— Было светло.
— Где стоял пострадавший?
— У служебки, напротив купе проводницы.
О своем пребывании в одиннадцатом Прудников говорил неохотно, каждое слово приходилось словно вытаскивать из него клещами.
— Были еще люди в коридоре?
— Мужчина и женщина.
— Кто еще?
— Официант. Он тоже останавливался, разговаривал.
Прудникова хотела о чем-то спросить, Денисов опередил ее:
— С пострадавшим? Когда?
— Сразу же. Потом заходил к нему в купе. — Прудников запутался.
— Откуда вы знаете? Вы шли за официантом? — Денисов спешил, будто до гонга остались считанные секунды.
— Я хотел спросить про вагон-ресторан. Заговорил с пострадавшим.
— О чем же все-таки? — вмешалась Прудникова.
— Насчет ресторана. А он, по-моему, спросил о собаке…
— Знаешь, Прудников! — сказала жена.
— Серьезно. Не видел ли я собаки в поезде…
Словно догадавшись о чем-то, дети прекратили возню. В купе стало тихо.
— У потерпевшего был пунктик — собаки, — констатировал Сабодаш.
— …Венгерские секции оборудованы генераторами постоянного тока. Это вам, должно быть, ясно…
Когда Денисов пожелал ближе познакомиться с электрическим хозяйством, Шалимов, ни о чем не спрашивая, вызвал электромеханика. Вчетвером четвертым был Сабодаш — собрались в служебке Сурковой.
Электрик также не выказал ни удивления, ни заинтересованности. Убийство Голея находилось вне сферы его любопытства, знакомство с инспекторами не щекотало самолюбия — Денисов понял это, наблюдая прямую как доска, заносчивую спину электрика.
— Клеммы и монтажные провода положено осматривать не реже раза в месяц…
— С задней стороны щита? — спросил Антон.
— Да. Проверить, соответствуют ли плавкие вставки току нагрузки, держался он подчеркнуто небрежно, но дело знал. — В служебном отделении вагона на трех щитах — групповом, силовом и дополнительном — смонтированы пусковая защитная аппаратура и измерительные приборы…
За Вертуновской дополнительный шел медленно, пока совсем не остановился. Волна нагретого воздуха ворвалась в служебку.
— Выходить будете? — спросил Шалимов.
Вокруг был луг, звеневший тысячами цикад.
— Нет, — Денисов взглянул в окно.
Никого из пассажиров он не увидел, только против вагона-ресторана официантка рвала для букета мелкие мучнисто-белые цветы. Откуда-то появился дог Судебского, сделал несколько прыжков, каждый раз чуточку зависая в воздухе. Сильный хвост со свистом рубил траву.
— Гу-ляй, Дарби! — прохрипел невидимый Денисову Судебский.
— …Таким образом, электрооборудование включает генератор постоянного тока, аппаратуру стабилизации напряжения, кислотную и аккумуляторную батареи, силовые и осветительные приборы.
Вряд ли электромеханик понимал, что от него требуется, но в том не было его вины — Денисов не смог сформулировать вопрос.
— Повторите… — попросил Антон.
Неумолчное отрывистое стрекотание цикад не затихало ни на секунду, пока дополнительный снова не двинулся в путь.
Денисов остался у окна.
Голей придавал отъезду из Москвы особое значение: билеты в агентстве были взяты заранее. Тем не менее он воспользовался другими, неожиданно ускорил день выезда.
«Собирался ли Голей ехать вчетвером или с самого начала решил остаться в купе один? Кто выедет из Москвы по купленным в агентстве билетам?»
…Дальше, в поезде, было все проще, взаимообъяснимо. Голей пронес в тринадцатый вагон мятый, похожий на спущенный мяч портфель, посидел в купе ровно столько, чтобы Пятых и кто-то другой, кого он опасался, ничего не заподозрили, перешел с баулом в одиннадцатый. Он знал, что в купе тринадцатого вагона до Ожерелья никто не появится, поэтому и закупил все места.
