Фридрих Незнанский - Опасное решение
Первое, что удалось уточнить Турецкому, заметившему противоречия в первом и втором обвинительных заключениях, касалось способов убийств. По заключению эксперта в трех случаях выстрелы производились одинаково, что можно квалифицировать как почерк единого исполнителя убийств. Но была также отмечена одна странность. Входные отверстия от пуль зафиксированы в лобной части черепов, что указывало на профессионализм стрелка. Как было определено позже, при выполнении баллистической экспертизы, выстрелы производились в темное время суток, без дополнительного освещения, с расстояния примерно тридцати метров. Практически это нереально, если только киллер не пользовался соответствующей оптикой прибора ночного видения.
При этом Свирским, опять-таки во всех указанных случаях, были отмечены положения лежащих на земле трупов. Доктор еще при первичном осмотре уточнял, не менялись ли положения тел теми, кто оказался на месте преступления раньше следственно-оперативной группы из Замотаевского ОВД? Милиционеры, присутствовавшие при проведении экспертиз, отвечали, что они трупы не трогали, не передвигали. Но тогда возникало противоречие. Гильзы, найденные позже на тех местах, откуда могли стрелять, и собранные в качестве улик экспертом-криминалистом, указывали, по убеждению Свирского, на то, что стрелок стоять там просто не мог. Либо жертва должна была обернуться на зов, и только тогда мог быть произведен единственный и смертельный выстрел точно в лоб человеку, отбрасывающий труп навзничь. Причем во всех трех случаях – одинаково. А это также практически нереально. Следовательно, стрелок был спереди, жертва упала назад, а затем, чтобы не менять положение тела на сто восемьдесят градусов, его просто перевернули лицом вниз, полагая, что этого будет достаточно для подтверждения версии, будто стреляли со спины. А вот зачем «им» нужно было, чтобы все убедились, что стреляли в жертвы именно сзади, Турецкому объяснять не требовалось: как раз сзади и находилась усадьба Калужкина. Следовательно, он и должен был стрелять. А кто другой? Вот ведь даже гильзы «нашлись», причем совершенно к месту в его дворе.
Эти факты каждый раз отмечались в актах экспертиз, подписанных судебным медиком, но следствием они не были приняты во внимание. Почему? Не соответствовали взглядам тех, кто уже выстроил свои версии покушений?..
Вот, к примеру, в деле об убийстве Дадаева зафиксировано, что убийца стрелял в Энвера сзади, ибо его не мог видеть охранник Ахмет Хасмагомедов, шедший впереди хозяина. Что и записано в показаниях на допросе телохранителя. И гильза, между прочим, найдена сзади, во дворе Антона Калужкина, откуда якобы и произведен был тот единственный выстрел. Но, ввиду того, что следов пальцев Калужкина на гильзе не обнаружили, как и самого оружия, из которого был произведен выстрел, подозрение с Антона сняли. Гильзу могли принести мальчишки, тот же сын Антона с недалекого военного полигона. То есть бесхозная получалась гильза. Но позже, когда следствие получило в свои руки оружие, якобы принадлежавшее Калужкину, «висяк» девятимесячной давности немедленно «перевесили» на него. Гильза-то оказалась от найденного автомата! Вот ведь какая удача…
Точно та же история повторилась и при рассмотрении эпизода с убийством доктора Усатова. Там тоже стреляли сзади, но опять-таки точно в лоб. Вот тогда и «нашелся» наконец так необходимый следствию автомат. Но только, вопреки утверждению обвинителя, о наличии пальцевых отпечатков Калужкина на оружии в акте криминалистической экспертизы не сказано ни слова. Зато высказано предположение, что стрелял Антон в своих «врагов», будучи в перчатках. Которые также не были найдены. И этот эпизод, несмотря на поддержанное обвинение, суд был вынужден, тем не менее, признать необоснованным – слишком уж белыми нитками было шито.
Наконец, оправдали Калужкина в эпизоде с его наездом на Руслана Эренгенова. Следствие выдвинуло версию о том, что Калужкин задавил своего врага-соседа из чувства мести за то, что тот выдал милиции автомат Антона. Но машина Антона, стоявшая у дома на приколе, не была способна передвигаться самостоятельно по причине поломки в двигателе, о чем сообщили эксперты, исследовавшие автомобиль на предмет обнаружения на его корпусе следов наезда.
Остался эпизод с Грибановым. Почему? А потому, что Антон и участковый громко ругались, вся станица в курсе. Уже сама по себе такая постановка вопроса «восхищала» своей откровенной заказной наивностью и юридической безграмотностью. Но, очевидно, и такое объяснение устраивало тех, кто выдвигал обвинение против человека, которого надо было во что бы то ни стало посадить. Надо – и никаких объяснений и обоснований! Вопрос: почему? Чью дорожку он перешел в неположенном месте? Чьи кровные интересы умудрился задеть? Ответишь – и, очевидно, тогда картина всех, без исключения, преступлений в Ивановской прояснится.
В общем, соображения Александра Борисовича по трем убийствам, участие в которых Калужкина было не доказано, Иван Иванович подтвердил, показав копии актов своих экспертиз. Но в данном случае Турецкого интересовало именно заключение по поводу смерти Андрея Захаровича Грибанова.
Там, как показал Свирский, повторилась в точности история с убийствами Дадаева и Усатова. Стреляли сзади, но попали в лоб. И гильза снова оказалась во дворе Калужкина, на том месте, где не было обнаружено никаких следов ног вообще. Как не найдено было тогда еще ни оружие – автомат АК-47, ни телескопическое устройство для стрельбы в ночное время. Впрочем, прибор ночного видения вообще так и не нашли. А главным доказательством вины Антона явилась громкая ссора Грибанова с Калужкиным, якобы их крики слышали свидетели – соседи. Но этими «соседями», как выяснил в том же обвинительном заключении Турецкий, был один Эренгенов, погибший, как вынуждено было констатировать следствие, от наезда на него неизвестной машины, управляемой в ночное время также неизвестными лицами. Вполне возможно, признал суд, это было не убийство, а трагическое дорожно-транспортное происшествие, в котором и пострадал Эренгенов. И это его показаниями – «вся станица слышала!» – оперировали следствие и обвинение?
А вот вдова Грибанова указала на то, что всерьез ее муж с Антоном никогда не ссорился – ни причины у них не было, ни повода. Антон не браконьерничал, сам рыбу не ловил, а менял на мед или покупал у местных рыбаков, не был связан с наркотиками, распространителями которых давно уже занимался участковый уполномоченный. И при этом Грибанов не раз упоминал имя Ахмета Хасмагомедова. Нормальное, объективное следствие обязательно обратило бы внимание на эти показания, если бы… Если бы следствие удосужилось допросить вдову в качестве свидетеля. Что не было сделано, как теперь понимал Александр Борисович, совершенно сознательно. Ибо расследование в этом направлении разрушило бы уже выстроенную обвинением версию.
В общем, сделал вывод из беседы со Свирским Александр Борисович, все следствие и выстроенные обвинения были «липовыми». Вот уж где – типичная «заказуха»!
Турецкому понравился этот вдумчивый пожилой доктор, похожий чем-то на старых провинциальных эскулапов, земских тружеников, описанных еще Чеховым. И не его вина в том, что провинциальная Фемида ныне готова поступиться истиной во имя неких «высших» целей и интересов бюрократической криминальной системы, именуемой властью. Александру Борисовичу удалось даже убедить Ивана Ивановича передать ему копии своих актов медицинских экспертиз, на что доктор пошел, правда, не без колебаний. Он же наверняка представлял себе, чем может обернуться для него подобная «самодеятельность». Но Турецкий пообещал нигде не злоупотреблять информацией об источнике без крайней нужды, разумеется. Без форс-мажорных обстоятельств. С этим Свирский был согласен.
А впрочем, думал между тем Александр Борисович, чего доктору-то терять? От медицины его никто не отставит, репутации честного человека не лишит. Начальство будет очень недовольно? А когда оно бывает довольно? Только в одном случае: когда ему преданно смотрят в рот. Либо «повязаны» с ним одной веревочкой.
Теперь на очереди вставал следующий эксперт, тот, который, по словам доктора, соглашался с ним, с его мнением, но в актах криминалистических экспертиз делал выводы, которые обвинением могли трактоваться двояко – по мере надобности. То есть Турецкий понимал, что над Козлом – очень уместная в данном случае фамилия – определенно нависал дамоклов меч в руках его коллег.
Встретиться и поговорить надо было обязательно, но теперь Александр Борисович не мог быть до конца уверенным, что к нему уже не приставлен «хвост» – в лице кого-нибудь и сотрудников той же замотаевской милиции. К кому можно было бы обратиться? Зина тут уже никак не подходила, оставался все тот же Иван Иванович. Но как его просить о новой помощи?
