Фридрих Незнанский - Выбор оружия
Была у него такая привычка: когда попадалось дело, связанное с той или иной профессией, читать узкоспециализированные газеты и журналы внимательно, от корки до корки. Далеко не все в них было понятно, но чтение это создавало ощущение причастности к проблемам, которыми живут люди, попавшие в круг расследования. «Коммерсантъ» был, конечно, попроще, чем «Проблемы математического анализа» и уж куда проще, чем «Советская музыка» с кочующими из статьи в статью «проведением главной темы» и «трактовкой традиционной трехчасовой формы». Многие термины были незнакомы, но общий смысл все же улавливался.
"На фоне общего снижения котировок (в некоторых случаях падение курса стоимости ценных бумаг составляло до 50 процентов) наибольшие потери понесли акции «Иркутскэнерго», «Томскнефти» и «КамАЗа». Правда, после появления на рынке информации о том, что в ближайшее время Камский автозавод переходит на нормальный режим работы, падение котировок его акций тут же остановилось. Чуть менее существенным, но также значительным оказалось снижение цен покупки акций концерна «Норильский никель». Котировки опустились на 2500 – 2600 рублей за акцию. Эксперты "Ъ" связывают это с просочившимися в мировую прессу слухами об открытии в Южно-Африканской Республике крупного месторождения богатых медно-никелевых руд…"
«Так вот почему Никитин предсказывал падение акций „Норильского никеля“! – понял Турецкий. – Он же шеф-менеджер геологоразведочной службы в ЮАР. И наверняка знал об открытии. И может быть, сам позволил слухам о нем просочиться в печать. Ай да Гарри К. Никитин! Но почему… Два „почему“, – поправил себя Турецкий. – Почему он не дает Дорофееву сигнала начать скупку акций? Ждет дальнейшего падения курса? За счет чего? Второе – главное – „почему“: на чем базируется его убеждение, что к концу месяца курс норильских акций подскочит в сто раз? Что должно произойти, чтобы это случилось – и обвально, всего за месяц?…»
Автобус неожиданно заглох, прокатился несколько десятков метров по инерции и остановился. Шофер спрыгнул на асфальт, загремел сзади крышкой моторного отсека и, вернувшись за руль, включил стартер. «Икарус» завелся, но через пару километров, доехав до Химок, заглох уже окончательно. Беззвучно матерясь, водитель покопался в двигателе, открыл дверцы автобуса и объявил:
– Приехали! Выгружайтесь! С вещами! Подойдет следующий рейсовый, подберет всех. Если поместитесь. Билеты действительны.
– Когда ж он подойдет? – спросила грузная пожилая женщина, глядя на водителя по-куриному, сбоку.
– Минут через сорок. Или через полчаса.
– Ой, лишенько! А у нас посадка на самолет через сорок минут!
– Да я-то при чем?! – неожиданно взъярился водитель. – Я, что ли, эту колымагу на линию выпустил? Ей в металлолом давно пора, ан нет: ездий! Вот я и ездию! – И он с грохотом, срывая злобу, распахнул крышку моторного отсека.
И тут к толпе пассажиров, растерянно сгрудившихся на обочине, подкатили те самые желтые «Волги» с шашечками. Таксист из передней машины объявил:
– По тридцать баксов с носа. Через десять минут будем в порту!
Чертыхаясь, народ принялся грузиться в такси, впихивал чемоданы и сумки, засовывал орущих детей. А что было делать? Посадка через сорок минут.
Турецкий лишь головой покачал. Точно рассчитано. Вот сволота!
Водитель «Икаруса» продолжал копаться в двигателе, мял какие-то шланги, дергал трубки.
Позади Турецкого, с хмурым интересом наблюдавшего за действиями водителя, остановился один из крепеньких казахстанских немцев и негромко сказал:
– Он топливный кран перекрыл. Вон там, сбоку. Точно говорю. Я работал на «Икарусах», знаю.
Турецкий молча отодвинул водителя в сторону, протянул руку, стараясь не испачкать белый пиджак, повернул кран. Кивнул:
– Заводи.
– Да не заведется эта холера… – начал было водила, но Турецкий лишь дружелюбно похлопал его по плечу и повторил:
– Заводи, браток, заводи.
И было, видимо, в его тоне нечто такое, чего водитель не посмел ослушаться. На третьем или четвертом обороте автобусный дизель выпустил густую струю дыма и удовлетворенно заурчал.
Турецкий повернулся к пассажирам, облепившим желтые «Волги»:
– Дамы и господа! Все в порядке. Прошу!
«Икарус», вновь осевший от тяжести груза, тронулся с места, его обогнала вереница пустых такси.
«На потребительском рынке за прошедшую неделю цены на продукты выросли в среднем на 0,8 процента. Резко подскочили оптовые цены на сливочное масло. Если на прошлой неделе килограмм крестьянского масла стоил…»
Турецкий отложил журнал. Не шло. Все-таки эти паскуды вывели его из себя.
Рейсовый «Икарус» причалил к тротуару зала вылетов с опозданием десять минут. Таксисты, побросав свои «Волги» под знаком «Остановка запрещена», окружили кабину, вытащили из нее водителя и взяли его за грудки. Он горячо оправдывался, показывая рукой на Турецкого. Под их волчьими взглядами Турецкий вошел в здание аэровокзала.
Ну что, можно начинать. С чего? Можно с начала, можно с главного, а можно и с конца. Но что главное в этом темном, как затянутое плотным туманом ночное болото, деле, Турецкий понятия не имел. Конец и вовсе не просматривался. Так что пришлось начинать с начала.
Вот я, Никитин Игорь Константинович, Гарри К. Никитин, бывший политзаключенный, а ныне преуспевающий бизнесмен, через двадцать лет возвращаюсь на родину. Вот я выхожу на не очень замусоренный окурками и жестянками из-под пива и кока-колы перрон… Стоп. С начала так с начала. Пограничный контроль. Ну тут нечего ловить: паспорт, визы, штампом – шлеп: «Велком, мистер Никитин». Таможенный контроль… А вот здесь можно и принюхаться.
Турецкий отыскал комнату начальника смены таможенной службы и предъявил удостоверение Генеральной прокуратуры. Конечно, это было не по правилам и очень попахивало тем, что называется злоупотреблением служебным положением: он был в отпуске, добывал информацию не для прокуратуры, а для «Глории». Но показать удостоверение обозревателя «Новой России» означало ввязаться в долгие и, скорее всего, безрезультатные объяснения с таможенным начальством, а корочки «Глории» и вовсе ничего бы не дали. Тем более что в варианте, выбранном Турецким, «Глория» значилась просто как информационное агентство, а сам Турецкий числился его консультантом. В конце концов, правила и существуют для того, чтобы их нарушать, а наличие в этом деле трупа Очкарика не исключало, что добытая Турецким информация сгодится, возможно, и для Генпрокуратуры. Тем он и утешил свою покладистую совесть.
В сопровождении начальника смены Турецкий вошел в зал таможенного контроля, и уже второй дежурный, взглянув на цветной снимок Никитина, уверенно подтвердил:
– Да, помню этого господина. Какая-то простая русская фамилия…
– Никитин? – подсказал Турецкий.
– Совершенно верно, Никитин. Еще по радио объявили: «Господина Никитина просят подойти к справочному бюро».
– Вы досматривали его багаж?
– Да. Все в порядке. Деньги, золотые часы, кольцо – все декларировано. Багаж у него был – большой черный чемодан. В нем – одежда, рубашки. И небольшой «дипломат». Мини-компьютер, радиотехника. Все как обычно. Только на одно я обратил внимание: черная пластмассовая коробочка размером в две пачки сигарет, кнопки какие-то, светодиод. Фирмы «Сони». Я спросил, что это такое. Он объяснил: детектор для обнаружения подслушивающих устройств.
– Вот как? – заинтересовался Турецкий.
– Да, так. Он еще сказал: «Надеюсь, это не запрещено ввозить в Россию?» Я ответил, что ничего на этот счет в наших инструкциях нет. А что не запрещено, то разрешено. И добавил: «Вы хорошо оснащены, мистер Никитин».
– А он что?
– Ничего. Усмехнулся и сказал: «Я знал, куда еду». Вот, собственно, и все.
– Раз его вызывали по радио, значит, кто-то встречал?
– А вот этого я не знаю. Не видел. Вы у Веры спросите, у дежурной в справочном. У нее в тот день тоже смена была. Может, она помнит.
Дежурная по справочному бюро действительно помнила. Едва Турецкий показал ей снимок Никитина, она тут же подтвердила:
– Он. Точно – он. Интересный такой мужчина. Настоящий полковник.
– Почему полковник? – удивился Турецкий.
– Ну это я так. Пугачева поет: «Ах, какой был мужчина, настоящий полковник».
– А что еще в этой песне?
– Неужели не слышали? – поразилась Вера. – Вы радио хоть иногда включаете? Или телевизор?
– Иногда. Когда последние известия.
– Странный какой. Если бы вы не показали мне свое удостоверение, я решила бы, что вы шпион. У вас в Генеральной прокуратуре все такие?
– Вера, вы тоже полны неожиданностей. Почему вы решили, что я шпион?
– Ну как. Жить в России и не знать песен Пугачевой?
– Промашка вышла, – вынужден был согласиться Турецкий. – В разведшколе, где меня готовили к заброске в Россию, этого не учли.
