Ирина Градова - Забытая клятва Гиппократа
– Хорошо-хорошо, больше не буду – обещаю! – поспешно сказала я.
– Так что там насчет комиссии?
Я быстро объяснила, в чем дело. Когда закончила, он покачал головой:
– Дело дрянь. Комиссия сейчас поднимет всю его подноготную… Знаете, как уже прозвали эту организацию?
Я удрученно покачала головой.
– «Святая инквизиция» – по-моему, название говорит само за себя. Не сомневаюсь, что, как и у каждого из нас, в послужном списке Шилова можно найти, как бы это поточнее выразиться… прорехи, что ли? В общем, вы меня понимаете. Непременно всплывет и дело той девицы, которая выскочила из окна.
Я изумленно уставилась на главу ОМР. Откуда, черт подери, он мог об этом знать?! Когда Олег еще жил и работал в Москве – до нашего с ним знакомства, – он и в самом деле лечил одну неуравновешенную девушку по имени Инга Савостьянова. Как часто случается, пациентка влюбилась в своего врача, но он не отвечал ей взаимностью. Так вот, она и скакнула из окна больницы прямо во время совещания – на глазах, так сказать, у изумленной публики. Разбилась насмерть, разумеется. Это и стало одной из многочисленных причин, по которым Шилов переехал в Питер, бросив незаконченную докторскую диссертацию, друзей и вообще всю свою старую жизнь.
Раби вкатил сервировочный столик.
– Чай! – радостно возвестил он и бросил собаке кусок сахара, пойманный на лету. – Ужин через полчаса, – добавил домоправитель и чинно удалился.
– Олег не виноват в гибели той девочки! – сказала я.
– Это я тоже знаю, – кивнул Лицкявичус. – Надо выпить этот чай, Агния, иначе Раби придет и снова начнет бухтеть!
С этими словами он с явным отвращением схватил со столика чашку и в несколько глотков осушил ее содержимое. Я послушно взяла свою.
– Но комиссии все равно, – продолжал между тем глава ОМР. – Как в том анекдоте про украденные ложки, помните? «Ложки-то потом нашлись, но осадок остался…» Девушка умерла, и Шилов являлся ее лечащим врачом. Кстати, в его деле есть еще кое-что, к чему можно прицепиться.
– Что? – спросила я испуганно.
– Вам лучше самой спросить вашего мужа, – ответил Лицкявичус. – Я просто хочу сказать, что, хотя Шилов не совершил ничего такого, чего не делали бы мы с вами, да и любой другой медик, в данных обстоятельствах какой-нибудь мало-мальски нелицеприятный факт работает против него. Вы же понимаете, что раз уж комиссия начала разрабатывать вашего мужа, то ни с чем она не уйдет: даже если его вину в данном деле не докажут, то прицепятся к чему-то другому, свято следуя принципу, что дыма без огня не бывает!
Мне было неприятно это слышать, но признаюсь, Лицкявичус просто высказывал вслух то, о чем я думала.
– И что же нам теперь делать? – убитым голосом спросила я, впрочем, не ожидая ответа.
Глава ОМР прошелся по помещению, сложив руки за спиной. Он сейчас напоминал птицу-секретаря, которая вот так же выхаживает туда-сюда, слегка наклонившись вперед и чуть свесив голову набок.
– Я кое-кого знаю в этой комиссии…
Он произнес это тихо и, как мне показалось, очень неохотно.
– Правда? – приободрилась я.
– Но не думаю, – продолжал Лицкявичус, – что это поможет.
– Почему нет?
– Да потому, Агния Кирилловна, что меня прочили на его место, и он об этом знает!
Я снова упала духом. Если тот человек попал в состав комиссии только потому, что отказался Лицкявичус, то он и в самом деле вряд ли станет прислушиваться к его мнению!
– Кто это? – тем не менее спросила я. – Как его фамилия?
– Толмачев. Денис Васильевич Толмачев. Зачем вам?
– Что он за человек, этот Толмачев?
– Ничего утешительного сказать вам не могу. Что касается принципиальности, то руководство, пожалуй, сделало неплохой выбор, но, с другой стороны…
– Что – с другой стороны? – насторожилась я.
– Толмачев – он как танк: едет вперед, перемалывая гусеницами все, что попадается на пути. Он и Шилова перемелет, если решит всерьез за него взяться.
– А вы не могли бы… – начала я и осеклась, не решаясь просить.
– Не мог бы я – что? Поговорить с ним о Шилове? Боюсь, эта беседа может не помочь, а лишь навредить вашему мужу.
– У вас не самые лучшие отношения с этим Толмачевым, да?
– И не только потому, что он заменил меня на этом посту. Честно скажу, мы никогда не сходились по определенным вопросам…
– Видите ли, Андрей Эдуардович, Олег чувствует свою ответственность за Свиридина. Он являлся не просто хирургом, а был лечащим врачом Свиридина на протяжении нескольких лет. Он хорошо знаком с родственниками покойного… Думаю, для него это дело – личное, понимаете?
– Лучше, чем вы думаете, – пробормотал Лицкявичус.
Несмотря на то, что меня сейчас больше всего занимало незавидное положение Олега, я не могла не уловить странных ноток, неожиданно прозвучавших в голосе главы ОМР в ответ на мой почти риторический вопрос.
– Что-то случилось, Андрей Эдуардович? Вы простите, что я вот так ворвалась, прошу помощи…
– Ерунда!
– Нет, не ерунда! У вас что-то случилось?
– Вам, Агния Кирилловна, сейчас и своих забот хватает, – устало сказал он. – В любом случае вы тут ничем не поможете.
– В чем я не помогу? Вы же меня знаете, теперь я не успокоюсь, пока не расскажете!
– Да уж, я вас знаю… Ладно. Помните дело Екатерины Гордеевой?
– Гордеевой? Погодите-ка… Это та, которая самоубийцу залечила, да?
Около года назад в ОМР поступила жалоба от матери некой Дианы Пулевич. Двадцатилетняя девушка поступила в приемный покой больницы с диагнозом отравление таблетками димедрола, алкогольное опьянение. Как выяснилось позднее, Диана пыталась покончить с собой, запивая снотворное коньяком. Дежурная врач-терапевт Гордеева составила лист врачебных назначений, не получив результатов анализов и не имея объективной картины состояния здоровья пациентки. Она назначила Пулевич для внутривенно-капельного введения хлорид калия в норме, превышающей максимально допустимую суточную дозу (при допустимой дозе в восемьдесят миллилитров раствора больная получила все четыреста!). При этом не было выполнено промывание желудка и не назначено введение сорбентов. Сначала у Пулевич развилась острая гиперкалиемия (высокая концентрация калия в крови), а позже – полиорганная недостаточность вследствие необратимых изменений почек и головного мозга. Все это и привело к скоропостижной смерти пациентки. Я хорошо помнила это дело, хотя оно оказалось не таким уж и сложным. Самым парадоксальным являлось то, что девчонка ведь к этому и стремилась! Возможно, именно поэтому коллеги Гордеевой пытались до последнего ее прикрывать, но Леонид положил конец любым попыткам это сделать, так как его выводы были однозначны: в смерти Пулевич виновата врач-терапевт. То, что девушка пыталась покончить с собой, не являлось причиной для халатного отношения к своим обязанностям, и Гордеева предстала перед судом. Не скрою, мы жалели женщину. Вины с нее, конечно же, никто не снимал, но сама ситуация с юной самоубийцей выглядела уж слишком нелепой.
– Ее ведь посадили, да?
– На шесть месяцев, – кивнул Лицкявичус. – За причинение смерти по неосторожности. Она уже вышла.
– И что?
– Сегодня я получил от Карпухина еще одно дело об убитом враче.
Он указал на журнальный столик, на котором навалом лежали какие-то бумаги и папки:
– Та, что сверху.
Взяв ее в руки, я раскрыла и на первой же странице увидела на фотографии знакомое лицо – лицо Екатерины Гордеевой! Я хорошо ее помнила и сейчас легко узнала, несмотря на то что женщина в момент фотосъемки была уже явно мертва.
– Ее убили! – пробормотала я. – Когда?
– Судя по отчету патологоанатома, больше месяца назад.
– Причина смерти?
– Та же, что и у других – смертельная инъекция.
– Боже мой… Как же так? Она ведь отсидела свое, правда, не лишилась права заниматься медицинской деятельностью, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – резко подтвердил Лицкявичус. – И теперь она мертва.
– Что же это делается? – пробормотала я растерянно. – Неужели и в самом деле в городе орудует маньяк? Что это может быть за человек?
– Судя по тому, что говорит Павел Кобзев, одно из трех – либо это просто псих, который зациклен на медицине без всякой на то причины, либо он сам имеет к ней отношение, либо он не просто так выбирает своих жертв.
– Вы полагаете, каждый из этих людей мог каким-то образом соприкоснуться с убийцей?
– Исключено! Они не просто работали в разных клиниках, но и являлись специалистами в разных областях медицины.
– Значит, все-таки маньяк…
Я решила рассказать Лицкявичусу о том, что успела узнать о Юлии Устименко. Он выслушал меня молча, не перебивая.
– Знаете, Агния, я тут подумал… – начал он, как только я замолкла.
– Да, Андрей Эдуардович?
– Не стоит вам этим заниматься. Я позвоню Артему Ивановичу…
– Погодите, почему это – не стоит? – возмутилась я. – Ну, предположим, с первого раза у меня ничего путного выяснить не получилось, но это не значит, что я не сумею докопаться до сути – дайте мне время!
