Грегори Макдональд - Флетч и вдова Бредли
– Я думал, что она спит с Френком Джеффом.
– И с ним тоже. Клара спит со всеми, кто может поспособствовать ее карьере. Так что нельзя сказать, что она не отдается работе. Потому-то подобные промахи и сходят ей с рук.
– Ты хочешь сказать, что Френк не собирается дать этот материал?
– Джек говорит, что Френк позвонил губернатору и потребовал в течение месяца пресечь коррупцию, пригрозив, что в противном случае обнародует известные ему сведения. Как тебе это нравится?
– Губернатору понравилось наверняка. Надеюсь, что наши конкуренты воспользуются медлительностью «Ньюс-Трибюн».
– Ты можешь позаботиться о том, чтобы воспользовались.
– Нет. Я за это не возьмусь.
– Я лишь стараюсь найти тебе работу.
– Такие методы не по мне.
– Как у тебя настроение, Флетч?
– Отвратительное. А у тебя?
– Такое же. До встречи.
– Пока.
Флетч позвонил в «Ньюс-Трибюн». Волноваться о том, что ванна переполнится, не приходилось. Вода, похоже, текла тонкой струйкой.
– Отдел личных объявлений, – ответил женский голос. – Могу я чем-нибудь вам помочь?
– Да, пожалуйста. Я хотел бы дать объявление в вашей колонке «Потери и находки».
– Да, сэр. Какой будет текст.
– »Найден бумажник Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. Писать абонементный ящик номер... Какой вы мне дадите номер?
– Двести тридцать шестой.
– Двести тридцать шестой.
– Джеймс Сейнт Э. Крэндолл. Под Э. подразумевается Эдуард, так?
– Да.
– Кейт-Рональд-Эдуард-Ник-Дон-Огден-дважды Лео?
– Да.
– Кому и по какому адресу я должна послать счет за объявление?
– Ай-эм Флетчеру.
– Вы шутите.
– Отнюдь.
– Так это ты, Флетч?
– Да.
– Слушай, я так жалею, что тебя вышибли. А что ты сделал, поджег брюки Френку?
– Я думал, все и так знают.
– Да, я знаю. Процитировал покойника.
– А с кем я говорю?
– Мэри Пейтуч.
– Мэри, ты запишешь мой адрес?
– Флетч, я всегда хотела знать твой адрес. Тебе это известно.
Флетч продиктовал ей адрес, позвонил по межгороду в «Сан-Франциско кроникл» и дал точно такое же объявление.
– Как я встретила Флетча? – говорила Мокси словно сама с собой, детским голоском. Она сбросила фартук на пол и забралась к Флетчу в наполненную теплой водой ванну. – Я покупала булочку с сосиской, и этот милый человек, стоявший в очереди у прилавка следом за мной, молча заплатил за меня. Я, конечно, тут же поблагодарила его: «Большое спасибо, сэр». А ты ответил: «Раз у вас такой скромный ленч, почему бы вам не пообедать со мной?»
– Пока ты недалека от истины. И ты сказала: «Да, хорошо». Почему ты согласилась?
– Потому что ты прекрасен. У тебя нежная кожа, милые глаза, и мне захотелось прикоснуться к тебе.
– Понятно. С такой логикой не поспоришь.
– У тебя глаза, которые все время смеются. Почти все время.
– Я вижу.
– Ты не можешь видеть своих глаз. И за обедом я сказала тебе, что должна ехать туда на уик-энд, потому что в понедельник у меня начинаются репетиции, а ты сказал, что и ты должен быть там завтра, тебя ждут в редакции, так почему бы мне не сэкономить на автобусе, раз уж ты можешь отвезти меня на машине. Раз уж мы подружились, то пошли ко мне и...
– ...И что?
– И прикоснулись друг к другу.
Мокси поцеловала его в шею, а Флетч ее – в лоб.
– Расскажи мне о сегодняшнем дне, – попросила она. – Я знаю тебя три дня, но пробыла с тобой только два.
– Обычный день. Такой же, как остальные. Пообщался со сварливым стариком, который хотел вышвырнуть меня из дома, хотя я не желал ему ничего плохого, а потом позвонил в полицию, чтобы меня арестовали.
– Сегодня копы <Так в Америке зовут полицейских.> снова предложили тебе душ и бритву?
– Нет. Лишь оштрафовали за то, что я сижу за рулем босиком. Еще я встретил удивительно счастливую женщину по имени Хэппи, которая пригласила меня в дом и поджарила мне три гамбургера.
– Как мило с ее стороны. Она хотела твоего тела?
– За три гамбургера?
– Мне ты обошелся еще дешевле. Хватило банки орехового масла.
– Это тетка жены Чарлза Блейна. Между прочим, Чарлз Блейн, тот самый, что скормил мне ложную информацию, уехал в Мексику.
– Значит, ты не сможешь побить его.
– А хотелось бы. Потом я встретил примерного семьянина, который красил свою яхту в Саутуорте и был в курсе всех сплетен. Он многое рассказал о семействе Бредли. Возможно, кое-что добавил и от себя.
– Он знал, с кем говорит?
– Разумеется, нет. Потом я побывал у вдовы Бредли.
– Ну, ты даешь. По-моему, это наглость.
– Не мог поступить иначе. Болтливый сосед сказал, что миссис Бредли обожала шумные ночные скандалы и однажды чуть не довела мужа до самоубийства. Оказалось, что это спокойная, уверенная в себе, благоразумная женщина. Она разъяснила мне, что причина случившегося – нервный срыв Чарлза Блейна. А потому она отправила его в длительный отпуск.
– Значит, Том Бредли умер?
– Потом я поехал в Саутуортский загородный клуб, выпить пива.
– Я знаю.
– Откуда?
– Я его вижу. Оно переливается в твоем желудке, – и Мокси ткнула пальцем туда, где находился аппендикс.
– Ничего ты не видишь.
Она поцеловала его в губы.
– Когда ты пришел, от тебя пахло пивом.
– Поговорил с Алексом Коркораном, президентом «Уэгнолл-Фиппс». Все говорят, что Том Бредли умер. Вдова показала мне золу, в которую обратилось его тело.
– Но ты, конечно, не можешь заставить себя в это поверить.
– Я, конечно, в это верю. Я верю всему. Потому-то и оказался по уши в дерьме.
Мокси погрузила его в воду с головой.
– Пора признать очевидное, Флетч. Ты утонул.
– А куда ты пошла?
Мокси уже вылезала из ванны.
– Забыла про бифштекс. Разве ты не чувствуешь запаха? Боюсь, он уже обуглился.
– Бифштекс! Где ты взяла бифштекс?
«Можешь не одеваться, все готово», – ранее крикнула она ему из кухни. Тарелки с бифштексами и салатом она поставила на ковер в гостиной, И улыбнулась, когда он вошел.
– Открыла в магазине расчетный счет.
– На свое имя?
– Естественно, – Мокси разлила по бокалам вино. – Не могу же я вечно голодать?
– Это хорошо. Отличный бифштекс!
– Дешевый и пережаренный, – уточнила Мокси. – Зато тебе не придется разводиться со мной.
– Почему? Я, правда, об этом еще не думал.
– Потому что ты никогда не женишься на мне.
– А я – то собирался предложить тебе руку и сердце.
– Я никогда не выйду замуж.
– Никогда?
– Именно так. Я – актриса, а актерам не следует связывать себя семейными узами.
– Многие связывают.
– Ты, наверное, намекаешь на моего отца.
– Фредерика Муни.
– Вот-вот.
– Ты говорила, что он играет Фальстаффа в Торонто.
– Играет, когда трезв. Потом собирается играть в «Коммивояжере» в Чикаго. Если будет трезв. А на прошлое Рождество играл в какой-то комедии во Флориде. Если был трезв.
– Так он – актер, который любит выпить. Не первый. И не последний. Всем известно, что твой папаша – блестящий актер.
– Я ничего не говорила тебе насчет моей матери?
– Нет.
– Она в Канзасе, в очень дорогой клинике для слабоумных.
– И ты думаешь, что виноват в этом твой отец?
– Собирать вещи, разбирать, снова собирать. Укладывать его в постель. Поднимать из постели. Приводить в чувство. Искать по всем барам. Напоминать, в какой пьесе он сегодня играет. И так из года в год. Заботиться обо мне, со всеми этими разъездами. Его женщины. Его исчезновения. Его страхи. Его выходки. Больше она не могла этого выносить. Что-то сломалось.
– Ясно. А как все это связано с тем, что он – актер?
– Целиком и полностью.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– Так почему же ты хочешь стать актрисой?
– Я не хочу стать актрисой, – она вскинула голову. – Я – актриса.
Флетч выпил вина.
– Кто ж в этом сомневается. Приступим к еде.
– Кроме того, я хочу иметь деньги для оплаты счетов, которые выставляет клиника, когда Фредди не сможет этого делать.
– Спасибо за бифштекс. Доедай свой, а не то я наброшусь на тебя прямо сейчас.
Мокси взялась за нож и вилку.
– А какие у тебя планы на завтра?
Флетч пожал плечами.
– Похоже, проведу еще один день в извинениях.
– А кто остался неохваченным?
– Дети Бредли.
Мокси кивнула.
– Наверное, твоя статья повергла их в шок.
– Да, я считаю, что обязан повидаться с ними.
– А вечером ты собираешься пойти на презентацию в «Кэлоуквиэл»?
– Конечно. Я пойду с тобой.
– Могу я попросить тебя об одном одолжении?
– Проси о чем угодно.
– Не упоминай Фредди.
– Фредерик Муни. Известное имя.
– Позорное имя, – возразила Мокси. – Позорное.
ГЛАВА 16
Шагая по тротуару в три часа утра, Флетч заметил, что яхта все еще стоит на подъездной дорожке. В лунном свете блестел ее свежевыкрашенный корпус. В домах не светилось ни огонька. Горели лишь уличные фонари.
