Мария Жукова-Гладкова - Гарем чужих мужей
– А машину у меня тут не сопрут? – спросила Верка.
– Думаешь, ночью кто-то шляется по лесу? Если и ездят, то на реку купаться. Да и, скорее всего, купаются в озере, раз оно ближе всего к обеим деревням. Жители «богатой» деревни – со своей стороны, жители «бедной» – со своей.
Верка кивнула, соглашаясь, и затормозила. Дорогу отсюда было уже не видно, и, как мы предполагали, машину никто не заметит. Мы взяли с заднего сиденья сумку, в которой лежали оружие, веревка, бинокль, наручники, фонарик и купальные принадлежности, куртки решили оставить в машине: вечер был теплый. Я прицепила трубку на пояс, как и Верка свою. Сумку поручили нести Сашке, как единственному мужчине.
– Слушай, – вдруг посмотрела на него Верка, – а почему попугай на тебя не кричит? По идее, он ведь орет про козлов, когда видит лицо мужского пола.
– Я еще не в том возрасте, – заметил Сашка.
– Правильно, – потрепала его Верка по голове. – И с нашим воспитанием ты козлом никогда не станешь.
– Чьим-чьим воспитанием? – поинтересовалась я. – Твоим, что ли?
– Тетя Вера оказывает на меня благотворное влияние, как и ты, мама, – сказал Сашка, копируя тон родного дяди, когда на него нападает воспитательный зуд.
– Интересно, Костя-то все-таки здесь или нет? – грустно спросила Верка, вспомнив моего брата.
Мы с Сашкой пожали плечами.
Лес закончился, и нашему взору предстала интересная картина. На пригорке возвышалось монументальное строение из красного кирпича со всевозможными башенками и надстройками. Определить архитектурный стиль не представлялось возможным. Можно было только сказать, что некто из этих мест страдает гигантоманией. Не хватало статуй в нишах и на крыше – для полного счастья. Правда, мы могли лицезреть только верхние этажи: замок окружал внушительный забор – минимум три метра в высоту, по периметру которого, по всей вероятности, были установлены глазки видеокамер: иначе мы не могли объяснить черные точки, которые увидели в бинокль.
Сразу же за забором начиналось кладбище и тянулось почти до края леса, в котором мы пока прятались. Судя по тому, что мы могли рассмотреть, кладбище было очень старым и давно не посещалось родственниками усопших. Могилы заросли высокой травой, в некоторых местах иван-чай взметнулся так, что, пробираясь в нем, мне, наверное, придется только чуть-чуть пригнуть голову.
– Так, а у воды-то что? Взгляни, Ланка. – Верка передала мне бинокль.
Река огибала замок сзади. На нашем берегу возвышались каменные строения, которые я лично посчитала склепами, о чем и сообщила подруге и сыну. Никакой деревни на другом берегу мы отсюда не видели.
Создавалось впечатление, что замок пустует: все окна были закрыты (по крайней мере, те, что над забором), нигде не мелькали человеческие фигуры, стояла тишина, как на кладбище.
«Хотя мы ведь в самом деле на кладбище», – тут же сказала я себе.
– Куда пойдем? – шепотом спросила Верка. Взглянув на нее, я поняла, что подружке, как и мне, стало не по себе.
– Предлагаю к реке, – ответила я также шепотом. – По лесу. Не будем лишний раз высовываться.
Верка кивнула и пошла первой. Я же взяла сумку из рук сына и на всякий случай извлекла из нее пистолет, чтобы чувствовать себя увереннее. Милиции-то все равно тут быть не должно, а в случае возможной встречи с амазонками, ходячими покойниками, упырями и вампирами пистолет может оказаться очень убедительным аргументом. Сашка достал для себя гранату. Верка остановилась, увидела, что мы вооружились, посокрушалась, что оставила «беретту» в машине, и, как и Сашка, взяла гранату.
До реки дошли без приключений. Берег с этой стороны был крутым, и купаться отсюда в любом случае было бы невозможно, хотя у Сашки это желание уже пропало. Я объявила, что купаться будем в озере на обратном пути. С другой же стороны берег был пологим и на некотором удалении, правее в самом деле стояли пять домов, еще более косых, чем мы видели в первой деревне. С нашей точки обзора мы не заметили в них признаков жизни. Вдоль другого берега реки шла грунтовая дорога – в обе стороны. Приложив бинокль к глазам, я рассмотрела в правой стороне деревянный мост. Примерно в пятистах метрах от последнего дома начинался лес. Грунтовая дорога шла и вдоль него, отделяя лес от реки.
– По идее, Витя имел в виду эту деревню, – сказала Верка.
Я же извлекла из кармана шорт оба плана и взглянула на них новыми глазами. Находясь на местности, было легче ориентироваться.
Теперь я не сомневалась, что план рисовал Витя. И он имел в виду совсем не деревню, стоявшую на другом берегу реки, а склепы, которые изобразил в виде домиков. Также становилось понятно, что кривые прямоугольники обозначали могильные плиты. Только почему две так истыканы точками?
Затем Витя шел по лесу, по полю, по лесу. Пространство, занятое лесом, показалось ему значительно большим, чем на самом деле (в пропорции к остальным территориям), потому что путь по нему занял больше времени. Или там просто было страшнее – а у страха глаза велики. Возможно, он всего не помнил или что-то перепуталось у него в сознании, значительно затуманенном алкоголем. Может, часть информации он передал своему умершему другу устно или давал какие-то пояснения, когда чертил. Но что он хотел сказать?
– Давайте склепы посмотрим, раз мы все равно тут, – шепотом предложил сын.
До самого первого с того места, где мы стояли, нужно было пройти метров двести.
– Предлагаю двигаться в траве, – сказала я, хотя можно было выбрать более прямой путь вдоль берега – но по открытой местности.
Сообщники кивнули, и Верка опять тронулась первой, значительно пригибаясь: она ведь на полголовы выше меня. Мы старались не наступать на покрытые мхом старые могильные плиты, чтобы не осквернять память давно умерших людей. Внезапно Верка затормозила. Я наткнулась на нее и чуть не упала.
Из травы прямо перед нашими носами возвышалась скульптура, которую можно было заметить только таким образом: на нее наткнувшись.
Это был ангел женского пола с крыльями. Женское лицо, выбитое из мрамора (а мы с Веркой обе решили, что это – мрамор, Сашка своего мнения высказать не мог, так как вообще его не имел), было удивительно красивым, молодым и нежным.
Не сговариваясь, мы опустились на корточки и принялись расчищать мох, которым поросла могильная плита, на которой и был установлен памятник.
– Похоже, тут нарос слой земли, – заметила Верка.
Я кивнула.
Наконец нам удалось расчистить часть надписи и мы поняли, что она сделана на неизвестном нам языке.
– Наверное, это раньше была финская территория, – высказала предположение я, глядя на надпись.
– И ведь дядя Витя наткнулся на старую финскую деревню… – напомнил Сашка. – А она расположена гораздо ближе к Питеру, чем кладбище. Мам, может, на обратном пути ее все-таки обследуем?
– Посмотрим.
– Но с другой стороны, той, что у дороги, – русские могилы, – сказала Верка. – Помните, что деревенские тетки говорили?
– Было старое финское кладбище, потом территория перешла к нам, и наши стали подхоранивать, – пожала плечами я. – Почему бы и нет? С этой стороны, у реки, – их могилы, там – наши. Наши просто не стали делать отдельное кладбище. Или, может, по центру или еще где-то шла какая-то линия раздела… Мы ее теперь никогда не найдем. Все поросло травой. И вы на склепы взгляните. Ведь явно не наши.
Внезапно со стороны замка донесся какой-то шум. Хотя мы и так говорили шепотом, тут вообще замерли на местах, превратившись в подобия памятников, и еще ниже пригнулись к земле.
– По-моему, ворота разъехались, – прошептала Верка.
Я кивнула и решилась выглянуть.
Увидела «хвост» «Скорой». После чего с тем же звуком ворота снова закрылись.
– Так… – медленно произнесла Верка.
– Мы идем в склеп или нет? – прошептал Сашка.
Снова приложив бинокль к глазам, я осмотрела эти древние сооружения, теперь расположенные совсем близко, и пришла к выводу: если уж влезать в какое-то из них, то следует лезть в третий с нашего краю – он был практически со всех сторон окружен высокой травой, и наше приближение к нему из замка в любом случае не заметят – даже если там и выставлено круглосуточное наблюдение. Хотя зачем им его устанавливать? Они же, наверное, не ожидают нападения на свою цитадель. И кому нападать?
– Вперед! – сказала я, подталкивая Верку.
– Давай ты веди, – предложила подруга. В критических ситуациях она всегда пропускает меня вперед. Правда, пока нам ничего не угрожало. Или Веркина интуиция ей что-то подсказывает? Мой старый добрый инстинкт самосохранения еще не начал работать.
Я стала прокладывать дорогу в траве, и вскоре мы оказались у двери склепа. Это была ржавая решетка, замок давно сломали, но склеп все равно закрывался: гораздо более новой проволокой, несколько раз пропущенной между прутьев решетки. Правда, и эта проволока уже успела заржаветь.
