Джон Гришэм - Невиновный
Согласно версии Фернихоу, Рон ударил ее кулаком, сорвал с нее почти всю одежду и изнасиловал.
Согласно версии Рона, Фернихоу страшно злилась на своего дружка за то, что он не пустил ее домой, и поэтому согласилась на быстрый секс в зарослях.
Второй раз за пять месяцев Рон был отпущен под залог и позвонил Джону Тэннеру. С двумя висящими на нем обвинениями в изнасиловании он наконец завязал с ночной жизнью и сделался затворником – жил один и почти ни с кем не разговаривал. Аннет кое-что знала, потому что деньги на залог посылала ему именно она. Брюс Либа не был в курсе того, что происходило.
В феврале 1979 года первым в суде рассматривалось дело по иску Фернихоу. Давая показания, Рон объяснил присяжным, что да, мол, между ними была близость, но по взаимному согласию. Как ни странно, но им обоим пришло в голову сделать это позади круглосуточного магазина в четыре часа утра. Присяжные обсуждали свое решение в течение часа, поверили ему и вынесли вердикт: невиновен.
В мае другой состав присяжных рассматривал дело по его обвинению в изнасиловании Лайзы Ленч. И снова Рон представил жюри свои подробные разъяснения. Он встретил мисс Ленч в ночном клубе, потанцевал с ней, она ему понравилась, и он совершенно очевидно понравился ей, потому что она пригласила его к себе домой, где они опять же по обоюдному согласию имели сношение. Жертва говорила, что не собиралась спать с Роном и пыталась дать ему это понять задолго до того, как он начал, но она боялась Рона Уильямсона и в конце концов сдалась, чтобы он не причинил ей увечья. И снова присяжные поверили Рону и признали его невиновным.
Когда его впервые назвали насильником, он испытал чувство унижения и уже тогда понял, что этот ярлык приклеится к нему надолго. Но мало найдется людей, на которых его навешивали бы дважды за пять месяцев. Как они посмели его, великого Рона Уильямсона, заклеймить как насильника?! Независимо от решения присяжных, люди будут шептаться, сплетничать и тем самым не дадут замять эту историю. На него будут показывать пальцем.
Большую часть из прожитых двадцати шести лет Рон слыл бейсбольной звездой, самоуверенным спортсменом, шагающим прямиком к вершине славы. Потом – не таким многообещающим, но все же надежным игроком с травмированной рукой, которая должна была просто сама собой исцелиться. В Аде и Ашере его еще не забыли. Он молод, талант по-прежнему при нем. Его имя у всех на слуху.
Из-за обвинений в изнасиловании все сразу переменилось. Рон знал, что его забудут как игрока и будут помнить лишь как насильника, представшего перед судом. Теперь он с каждым днем все больше замыкался в своем мрачном и смутном мире. Он начал прогуливать работу, потом вообще ушел из «Топперз». Последовало банкротство, и, потеряв все, Рон упаковал вещи и тихонько улизнул из Талсы. Он стремительно, как горный поток, скатывался в пучину депрессии, пьянства и наркотиков.
Хуанита выжидала, пребывая в глубокой озабоченности. Ей мало что было известно о неприятностях в Талсе, но они с Аннет и без того знали достаточно, чтобы тревожиться. Жизнь Рона была сплошным кошмаром – пьянство, дикие, шокирующие скачки́ настроения, поведение, становящееся все более странным. Выглядел он к тому же мерзейше – длинные волосы, небритое лицо, грязная одежда. И это тот самый Рон Уильямсон, который так любил стильно и франтовато одеваться, который торговал шикарной одеждой и всегда мог безошибочно сказать, что этот галстук не совсем подходит к данному пиджаку.
Он угнездился на диване в гостиной матери и впал в спячку. Вскоре он уже спал по двадцать часов в сутки, всегда на одном и том же диване. У него была своя спальня, но он отказывался даже входить в нее после наступления темноты. Ему мерещилось там что-то, что его пугало. Он спал глубоко и спокойно, но иногда, просыпаясь, вскакивал, вопя, что весь пол покрыт змеями, а по стенам ползают пауки.
Он начал слышать голоса, но не рассказывал матери, что они ему нашептывают. Потом он стал им отвечать.
Его все утомляло, еда и прием ванны отнимали столько сил, что для их восполнения требовался долгий сон. Он стал апатичным, и поступки его были лишены всякой логики даже в короткие периоды трезвости. Хуанита никогда не терпела алкоголя в своем доме, она вообще ненавидела пьющих и курящих. Своего рода перемирие было достигнуто, когда Рон переехал в тесную комнатку за кухней. Там он мог курить, пить и бренчать на гитаре, не оскорбляя чувств матери. Когда хотел спать, он прибредал обратно в гостиную и обрушивался на диван, когда бодрствовал, оставался в своей каморке.
Время от времени состояние его менялось, к нему возвращалась былая энергия, и он снова окунался в ночную жизнь: алкоголь и наркотики, а также женщины – правда, здесь он стал чуть более осторожен. Он уходил из дома на много дней, жил у друзей и вытягивал деньги из любого знакомого, на какого случалось наткнуться. Потом ветер менял направление, и Рон снова оказывался на диване, абсолютно безразличный к внешнему миру.
Хуанита безумно волновалась за него и с ужасом ждала… Никто у них в роду душевными расстройствами не страдал, и она не знала, как поступают в подобных ситуациях. Она много молилась и, будучи человеком замкнутым, старалась держать проблемы Рона в секрете от Аннет и Рини. Обе дочери были счастливы замужем, и Ронни должен был оставаться ее бременем, а не их.
Иногда Рон заговаривал о том, чтобы найти работу. Ему было стыдно, что он бездельничает и не может сам себя содержать. Какому-то калифорнийскому приятелю его друга нужны были работники, и Рон, к большому облегчению всей семьи, отправился на запад. Через несколько дней он позвонил матери и, рыдая, сообщил, что живет с какими-то сатанистами, которые запугивают его и не отпускают. Хуанита послала ему билет на самолет, и ему удалось сбежать.
В поисках работы он ездил во Флориду, в Нью-Мексико, потом в Техас, но нигде не задерживался долее месяца. Каждая короткая поездка выматывала его, и, возвращаясь, он с еще большим отчаянием падал на диван.
Наконец Хуанита уговорила его проконсультироваться с психиатром, который и поставил диагноз: маниакально-депрессивный психоз. Ему прописали литий, но он принимал его нерегулярно. Работал временно то там, то тут, нанимаясь на несколько часов в день, и никогда не мог удержаться на работе. Единственное, в чем он проявлял способности, была торговля, но в нынешнем своем состоянии он не мог общаться с покупателями и очаровывать их. Он все еще мнил себя профессиональным бейсболистом, близким другом Реджи Джексона, но к тому времени жители Ады уже знали, что это иллюзия.
В конце 1979 года Аннет побывала на приеме у окружного судьи Роналда Джонса в понтотокском суде, объяснила ему состояние своего брата и спросила, может ли штат или судебная система чем-нибудь помочь. Нет, ответил судья Джонс, не может, до тех пор пока Рон не начнет представлять опасность для себя или для окружающих.
В один из своих светлых дней Рон обратился в реабилитационный медицинский центр в Аде с просьбой принять его. Врача-консультанта его состояние обеспокоило, и он отправил его в Оклахома-Сити, к доктору М.Р. Проссеру в больницу Святого Антония, куда Рона и положили 3 декабря 1979 года.
Неприятности начались, когда Рон стал требовать привилегий, которые больница не могла ему предоставить. Он желал, чтобы ему уделяли гораздо больше внимания и времени и обращались с ним так, словно он был их единственным пациентом. Поскольку больница не могла удовлетворить этих притязаний, он демонстративно выписался из нее, но уже через несколько часов вернулся и попросил принять его обратно.
8 января 1980 года доктор Проссер записал:
«Больной демонстрирует весьма эксцентричное, порой психопатическое поведение, хотя страдает ли он маниакальным психозом, как диагностировал консультант в Аде, или является шизоидом с социопатическими отклонениями или, наоборот, социопатом с шизофреническими отклонениями, вероятно, никогда установить не удастся… Больному показано длительное лечение, однако он не считает, что нуждается в лечении от шизофрении».
С ранней юности, со времен своей бейсбольной славы, Рон жил в мире грез и так и не сумел смириться с тем фактом, что его спортивная карьера закончилась. Он все еще верил, что «они» – те, кто обладает влиянием в мире бейсбола, – позовут его, вернут в строй и сделают знаменитым.
«Это наиболее показательный шизофренический элемент его душевного расстройства,
– писал доктор Проссер. –
Ему не нужно ничего, кроме того, чтобы вернуться в спорт, причем желательно – в роли звезды».
Рону предложили пройти длительный курс лечения от шизофрении, но он даже слушать не стал. Полное медицинское обследование так и не было завершено, потому что больной проявил абсолютное нежелание сотрудничать. Тем не менее доктор Проссер характеризовал его как «здорового молодого индивида, активного, самостоятельно передвигающегося мужчину… находящегося в лучшей физической кондиции, чем большинство лиц его возраста».
