Ольга Тарасевич - Оберег Святого Лазаря
Вздрогнув, Лазарь устремился вперед.
И видел он мужчину, которому все отрубали и отрубали голову. Голова, отделенная от тела, глупо хлопала глазами, изо рта вырывался нечеловеческий крик – а потом вновь тело мужчины становилось целым и неповрежденным, но только лишь до нового взмаха топора. Должно быть, когда-то тот мужчина сам зарубил человека и теперь суждено ему вечность переживать нескончаемые муки жертвы.
А еще была там красивая женщина, изменившая мужу, – ее постоянно насиловала и била череда каких-то страшных зловонных созданий, напоминавших мужчин только своим естеством. Тела же их покрывала грязная темная шерсть, как овечья, только черного цвета. И глаза светились красным.
Затем впереди показалось болото, в котором тонули тысячи людей. Они пытались выбраться, размахивали руками, отталкивая друг друга. И чем больше старались люди освободиться – тем быстрее уходили под жирную грязь.
Булькают пузырьки на тех местах, где совсем недавно виднелись головы. Темная вязкая поверхность на мгновение замирает – и вот уже опять болото полно людей, они хватают ртом воздух, пытаются вырваться. Нескончаемый поток смерти, и выхода нет.
– Они в Бога не верили, жизнь праведную не вели и думали, что после смерти и нет ничего, – рядом с Лазарем вдруг оказался жирный черный кот.
Как и ворон, он тоже говорил нечеловеческим языком и как будто бы мяукал – но все, что он хотел сообщить, каким-то непостижимым образом становилось совершенно понятно.
– По вере твоей да воздастся тебе, – кот, распушив хвост, стал мурлыкать и тереться о ноги Лазаря. – Сейчас проверим, не здесь ли твое место!
Коварное животное мигом вцепилось юноше в плечо, потом в спину, понуждая сделать шаг прямо в опасное болото.
Не успев ничего подумать ни о своей вере, ни о гнусном коте, Лазарь угодил в вязкую ледяную жидкость. Попытался выбраться из нее и с ужасом почувствовал, что ноги тянет вниз и что надо сделать глубокий вдох, потому что сейчас начнется мучение неимоверное.
Оно начнется, должно начаться.
Но воздуха вдруг почему-то становится много, куда больше, чем прежде.
А еще есть солнце, теплое, согревающее. А болота под ногами нет – хотя щиколотки все еще придерживает непонятно откуда взявшаяся тугая веревка, мешающая шагать широко. Лицо почему-то завязано плотным куском ткани, вроде талита.
– Развяжите ему ноги, пусть идет!
От голоса Учителя сразу становится легче.
Все, страшный сон закончился. Пробуждение прекрасно! И все теперь будет хорошо. Иначе и быть не может, когда Иисус рядом!
– Забудь обо всем, Лазарь, – вытерев руки от муки, Мария приблизилась к брату и обняла его. – Теперь ты жив, Господь спас тебя! Он спасет и всех людей, уверовавших в Него. И тех мучений, которые ты видел в загробном мире, не будут больше испытывать люди!
На нежном личике сестры появилась счастливая улыбка. Лазарь попытался улыбнуться ей в ответ и с ужасом в очередной раз убедился: губы больше не растягиваются в привычном движении.
Увы, он больше не может улыбаться. Как и не сможет, похоже, никогда изгнать из памяти видение адских мук.
– Идут, идут! – радостно провозгласил вбежавший в дом соседский мальчик. – Уже показались они на склоне горы, скоро будут в Вифании ваши гости.
– А у нас еще работы непочатый край! – Марфа вручила пареньку хлебную лепешку и нахмурила брови: – Лазарь, Мария, что же вы не работаете? Потом будете разговаривать, а сейчас – за дело!
Как оказалось, сестра гневалась совершенно напрасно. К приходу гостей все было готово. Лазарь успел починить скамью и сбегать в лавку за сыром и овощами, Мария закончила печь хлеб, а Марфа выложила на блюда зажаренное мясо и рыбу и спустилась в погреб за самым лучшим вином.
Когда в дом вошел Иисус, Лазарь смутился.
«Так всегда бывает, когда я вижу Его, – думал он, наблюдая, как Учитель и апостолы, поприветствовав сестер, омывают руки, готовясь к трапезе. – Столько всего сказать Ему хочу, столько спросить.
Но стоит только взглянуть на Него – все вопросы вылетают из головы. Или даже нет, не так. Я словно бы получаю ответы на них, безмолвно. И так спокойно становится на душе, что даже и описать этот покой невозможно».
Благоговея и замирая от счастья, Лазарь приблизился к Учителю, сел подле Него.
– Какой вкусный хлеб, – похвалил кто-то из учеников Его. – Кто бы ни пек этот хлеб – этот человек знает свое дело.
Лазарь собирался было сказать, что хлебными лепешками занималась Мария. Но тут и сама сестра появилась в покое. В руках у нее был тазик и две небольшие амфоры.
Улыбнувшись, она опустилась на колени возле Иисуса и стала омывать ноги Его самым лучшим нардовым маслом.
Лазарь с Марфой понимающе переглянулись. Так вот о каком приятном секрете для Учителя говорила накануне Мария! И правда, хорошо сестра придумала с этим маслом! Весь дом наполнился превосходным ароматом мирра!
Конечно, этой малостью не отблагодарить Иисуса за то, что Он сделал для их семьи, за то, что делает Он для всех людей. Но все-таки тем самым сестра и удивила, и порадовала Иисуса…
Закончив лить масло, Мария сняла с головы платок и стала вытирать ноги Учителя своими длинными густыми волосами.
– А ведь это масло можно было продать за триста динариев!
Лазарь обернулся, чтобы посмотреть на ученика, говорящего такие глупости.
То возмущался Иуда Искариот.
«Странно, всегда казалось, что он наполнен такой искренней любовью к Учителю!» – пронеслось в голове у юноши.
Иуда же тем временем ворчливо продолжал:
– Да, такое чистейшее масло можно было продать не меньше чем за триста динариев. Полученные деньги пригодились бы нищим и вдовам, а еще…
– Не ругайтесь на нее, – перебил Иисус, ласково глядя на Марию. – Она приберегала это масло на день моего погребения. Нищие всегда будут рядом с вами, и вы всегда сможете им помогать. Меня же рядом с вами скоро уже не будет.
Лазарь сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Да что же это Он говорит такое?!
Нет, нет, так не может быть, так не должно быть!
Учитель – это свет, это жизнь.
Если погаснет солнце – то что тогда случится со всеми людьми?..
* * *– Всю ночь ревела, да?
Мне так плохо, что я даже не могу прокомментировать совершенно неуместное «тыканье» девчонки-гримерши. Вообще-то барышня, которая сейчас наносит на мое зеленое лицо со щелочками вместо глаз тональный крем, намного младше моего сына. Возможно, под настроение я бы поехидничала над любительницей панибратских обращений. Однако сейчас у меня вместо сердца – кровоточащая дырка. Хочется накрыться с головой одеялом, никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Не знаю, как буду принимать участие в съемках, сил, кажется, вообще нет.
Пытаюсь поддерживать разговор гордым враньем:
– Ничего я не ревела. Просто у меня аллергия.
– У наших ведущих каждый день такая аллергия. Бросит девочку парень, у нее сразу же глаза на мокром месте. А я считаю, спокойнее надо на мужиков реагировать. Если по каждому козлу убиваться – все лицо в морщинах будет!
– Но у меня действительно аллергия…
А может, в каком-то смысле я не очень-то вру? У меня аллергия на мужа. На некоторые привычки мужа – если быть точнее. На меня нельзя давить! Нельзя! Я могу вынести все, что угодно. Я могу быть верным рубаха-парнем, роковой красоткой, терпеливой сиделкой или суперкулинаром. Могу работать в режиме нон-стоп, жить без денег, забить на бытовой комфорт. Но, пожалуйста, не надо заставлять меня делать то, что я считаю невозможным.
Я не могу бросить этих дурацких «Ясновидящих».
Да, сдуру купилась на большой гонорар, на возможность помочь собачьему приюту.
Да, мне страшно. Я слишком многого из происходящего здесь не понимаю. Я не знаю, как можно было заставить Мариам выпить карбофос, как можно было вынудить Евсению ломануться при белом свете «наводить порчу» на «тушкана». Конечно, такие вещи, которые на уровне логики объяснить невозможно, заставляют чувствовать себя слабой, уязвимой.
Но я не могу бросить эту программу! Потому что людям, находящимся тут, возможно, угрожает опасность; потому что мне банально любопытно во всем разобраться. И – самое главное – я никогда не позволяю себе трусить, даже если очень хочется, даже если это разумно. Я просто не смогу жить с ощущением того, что я сдрейфила и отступила…
А ведь Ленька знает меня как облупленную. Знает, и обычно принимает со всеми моими тараканами.
Зачем тогда было провоцировать ссору, настаивать? Он же понимает: я не умею, не привыкла ездить по жизни «задним ходом». С точки зрения результата КПД разборок – ноль целых, ноль десятых. Но мы наговорили друг другу столько горьких несправедливых слов, что всю душу, кажется, заволокло едким дымом…
