Андрей Анисимов - Сыскное бюро Ерожина
– Квартира больше смахивает на библиотеку, чем жилье. – Заметил Петр Григорьевич.
– Может быть. Но тут все так и было. Ничего нового я не вижу. – Сказала Наташа и присела на краюшек кресла.
– А там что? – Спросил Ерожин, указав на двери, ведущие из гостиной.
– Справа кабинет Валерия Андреевича, а слева спальня. – Ответила Наташа. Ерожин прошел в кабинет. Огромный письменный стол занимал почти всю комнату. Он был завален книгами и научными журналами. Украшали этот бесконечный стол старинная чернильница с бронзовой охотничьей собакой и пожелтевшая фотография в овальной рамке. С фотографии на Ерожина смотрело молодое женское лицо в круглых очках. Женщина имела стрижу по моде пятидесятых годов и была одета в строгое платье с белым отложным воротничком. В левом нижнем углу карточки чернилами, Ерожин прочитал одно слово «Нора».
– Наташа, ты не знаешь, кто на карточке? – Спросил Петр Григорьевич.
Наташа тихо вошла в кабинет и ответила:
– Это его первая жена. Она попала под машину, когда ей не было и сорока.
Ерожин услышал, что голос у Наташи стал глухим, посмотрел ей в лицо и заметил на ее глазах слезы.
– Прости, что я тебя сюда привез. Понимаю, ты вспомнила своего любимого? – Сказал Ерожин.
– Нет, дело не только в Кирилле. Просто тут очень грустно. Жил человек, работал, а теперь пустота. – Ответила Наташа и попробовала улыбнуться. Ерожин подошел к ней, достал из кармана платок, вытер Наташе слезы и поцеловал ее в губы. Она не противилась. Петр обнял девушку и привлек к себе. Она прижалась к нему и дрожала. Он расстегнул на Наташе кофту и стал целовать ей шею, грудь, повалил на стол. Со стола посыпались книги и журналы. Наташа не сопротивлялась, и не отвечала на его страсть, но Петр остановиться уже не мог. Он почувствовал, что звереет и, впившись в горькие от слез губы, сорвал с девушки белье. Она вскрикнула и затихла.
– Ну и что дальше? – Спросила Наташа, когда Ерожин нежно поцеловав ее в плечо, снял со стола и усадил в кресло академика.
– Дальше? Тут есть ванная? – Виновато улыбнулся сыщик.
– Ванная тут есть. Ты хочешь, чтобы я тебя туда проводила?
Ерожин кивнул. Наташа встала, поправила на себе одежду и вышла из кабинета. Ерожин пошел за ней. Ему было немного стыдно за свой поступок, но он не раскаивался. Ему было хорошо. Она привела его в большую темную ванную комнату и зажгла свет. Огромная чугунная ванна не сияла белизной, но душ работал нормально. Наташа хотела выйти, но Петр ее удержал, обнял и раздел. Затем разделся сам и пустил душ. Он поднял девушку, поставил под струи и забрался под душ сам.
– Какая ты красивая. – Сказал он, любуясь ее телом.
– Ты как Кирилл. Тебе нужна красивая вкусная вещь, а я живой человек. – Сказала Наташа, грустно глядя в глаза Петра Григорьевича своими внимательными серыми глазами.
– Давай не будем об этом. – Ответил Ерожин и, зажав ей губы ладонью, принялся целовать ей грудь и живот. Девушка прикрыла глаза и тоже обняла его. Они не помнили сколько прошло времени. Наташа вздрогнула от продолжительного звонка в передней.
– Кто бы это мог быть? – Спросил Петр.
– Не знаю. – Испуганно ответила она.
Ерожин за секунду натянул на себя рубаху и брюки и побежал в прихожую. Заглянув в глазок, он увидел лифтершу с здоровенной кипой газет и журналов. Петр отворил дверь и сказал, что Наташа отмывает ванную и сейчас выйти не может.
– Ладно, не тревожь Наташеньку. Возьми вот это, а то возле ящика гора. Академику по сто журналов в месяц по-прежнему носят. К почте не подойти.
– В квартире пыль, полы не мыты, что жена академика хозяйкой оказалась неважной? – Спросил Ерожин, принимая, из рук лифтерши, кипу печатной продукции.
– Да она тут и была все раз пять. Но я думала, что она свою дочку убираться присылает. А по вашему уборки выходит и не было… – Ответила лифтерша.
– Значит, жену себе Валерий Андреевич завел приходящую?
– Я вообще, не понимая, зачем он женился. Как ходил в разных ботинках бобылем, так и при ней. Но научные люди каждый со своими прибамбасами. Я тут за пятнадцать лет работы и не такое видела.
– Вы сказали, что она дочку присылает? Что маленькая девочка?
– Кобыла выше меня. Самой давно замуж пора. – Раздраженно возразила лифтерша.
Петр Григорьевич поблагодарил строгую даму и вернулся в квартиру.
– Кто это был? – С тревогой спросила Наташа, выйдя в коридор. Она уже успела одеться и выглядела прекрасно.
– Лифтерша почту принесла. – Ответил Ерожин и улыбнулся. В глазах Наташи слез больше не было.
– И что мы будем делать дальше? – Повторила свой вопрос девушка, но звучал он теперь совсем не так мрачно, как в кабинете на письменном столе академика.
– Дальше, доработаем квартиру. – Ответил Ерожин.
– Это у вас сыщиков, так называется? – Грустно поинтересоваласъ Наташа, но глаза у нее смеялись. Ерожин хохотнул, взял ее под руку и они пошли по квартире. В спальне, напротив огромной дубовой кровати, на столике стоял новый японский телевизор и видиомагнитафон. Петр Григорьевич принюхался, и ему показалось, что в воздухе остался ели заметный запах женских духов.
– Чем то здесь довольно приятно пахнет. – Сказал он Наташе. Наташа повела носиком и согласилась:
– Дорогими духами пахнет. Вот этого тут до женитьбы Валерия Андреевича я не замечала. Он открыл покрывало, приподнял подушку и обнаружил женскую ночную рубашку из прекрасного синего шелка. Эта рубашка и благоухала французскими духами. Ерожин свернул рубашку и сунул ее себе в карман.
– Больше никаких изменений не видишь? – Улыбнулся Ерожин.
– Техники тут раньше не было. – Уверенно сказала девушка, указывая на телевизор и видиомагнитафон.
– Ты точно это помнишь? – Спросил Ерожин.
– Еще бы! Валерий Андреевич терпеть не мог телевизора. Он никогда его не смотрел и в доме иметь не желал. – Ответила Наташа: – Кирилл не раз предлагал купить ему телевизор, но Валерий Андреевич категорически отказывался.
– А как он узнавал новости? – Не понял сыщик.
– Валерий Андреевич слушал радио и читал газеты.
Ерожин хмыкнул, оглядел ненавистную хозяину новинку и обнаружил в видиомагнитафоне заряженную кассету с фильмом:
– Давай поглядим, чем развлекался академик в спальне. – Предложил он и включил систему. На экране появились только штрихи и точки. Петр понял в чем дело, перемотал пленку и снова нажал на «плей»
Сначала экран оставался абсолютно темным, потом начал светлеть и правый его край сделался золотым. Эта мерцающая позолота захватывала все большую часть кадра, пока не заполнила его целиком. Тихо, издалека зазвучало болеро Равеля и на экране возникла женщина. Это была стройная молодая женщина с огромными застывшими глазами. Одета она была во что-то легкое и золотое. Женщина не стояла на месте, а двигалась, плыла сквозь какие-то золотистые залы. Разглядеть интерьер залов, глаз не мог, она шла сквозь миражи. В этих миражах угадывались бассейны, ковры и огромные вазы. Но они были прозрачны и женщина проходила сквозь них, словно через туманные облака. И шла она не так, как ходят в жизни. Это был шаг танца.
– Что это, балет? – Спросила Наташа.
– Я пока ничего не понимаю. – Признался Ерожин. Тем временем женщина на экране доплыла до зала, где стояла скульптура. Скульптура тоже была отлита из золота и изображала атлета. Атлет застыл широко расставив ноги, и опустив руки… Его напряженное мужское естество стремилось вверх и удивляло размерами. Танцовщица остановилась возле золотой скульптуры и сбросив часть своей золотистой одежды, накрыла ею голову статуи. Обнаженная до пояса танцовщица, под музыку Равеля, стала кружить вокруг атлета, лаская его. Затем, она обняла статую, и на экране начался аллегорический любовный акт красавицы со скульптурой. Она целовала напряженную золотую плоть, садилась на нее, гладила его ноги и бедра. И металлический герой ожил. Он сорвал со своего лица одежду балерины, потом сорвал с нее остаток одежды, поднял обнаженную красавицу и овладел ее.
– Порнуха! – Рассмеялся Ерожин. И он был прав, потому, что в этом, на первый взгляд, поэтическом танце имелись все атрибуты порнографического фильма. Перевернув сюжет «Прелестной Галатеи» наоборот, режиссер смаковал обыкновенный половой акт. Даже режиссерская находка, превратившая тело красавицы в золотой металл, по существу ничего не меняла. На экране под прекрасную музыку совокуплялись две золотые статуэтки.
– Чему ты смеешься? – Удивленно спросила Наташа. Ерожин посмотрел на девушку и увидел, что щеки ее стали пунцовыми.
– А ты засмущалась, дурочка? Я представил себе семидесяти девятилетнего академика с пожилой супругой за просмотром этого кино, и мне это показалось весело.
Наташа непонимающе посмотрела на Петра Григорьевича, потом перевела взгляд на экран и звонко рассмеялась тоже. Они хохотали до слез. Но видимагнитофон Ерожин не выключил. В отличии от большинства подобных фильмов, этот чем-то завораживал. Возможно, музыкой Равеля, удивительно совпадающий с пластикой на экране. Возможно красотой золотистого кадра и работой оператора. Если это и был порнофильм, то сделан он был очень талантливо и действовал на эротические центры безотказно. Ерожин и Наташа перестали смеяться. Петр подошел к девушке, поднял ее и бросил на кровать академика. Болеро великого француза давно закончилось, закончился и фильм. Но эротическое действо в спальне покойного академика продолжалось.
