Андраш Тотис - Гориллы
Да, оно для меня очень много значит, думал Пол, переступая порог кабинета. Безил Ким, владелец и директор издательства "Ким Паблишер компани", оторвался от чтения рукописи и сделал Шорту знак подойти ближе. При виде пуританской обстановки кабинета никто бы не подумал, что отсюда руководят деятельностью десятка крупных и мелких журналов и даже книжного издательства. Два дешевых кресла, небольшой письменный стол, сплошь заваленный газетами, вырезками из статей, письмами, на полу — кипы книг в живописном беспорядке, ориентироваться в котором способен разве что сам хозяин. По виду Кима тоже не скажешь, что перед вами богатый человек. Костюм болтался на нем, как на вешалке, каблуки у ботинок стоптаны, кожа на руках потрескалась, словно Ким надрывался на тяжелой физической работе. За ним утвердилась слава демократа, он принимал всех желающих, правда, большую часть посетителей — всего лишь раз. Правом свободного доступа к издателю обладали только несколько известных писателей, люди, приближенные к Киму. Шорт не принадлежал к их числу, и ему все труднее становилось прорываться сквозь кордон секретарш, а на сей раз у него было четкое ощущение, что это его последний, в лучшем случае предпоспедний визит к великому человеку.
Великий человек в свое время издал под псевдонимом книгу репортажей о военных действиях на Фолклендах, снискавшую шумный успех. Собрать материал для книги ему помог Пол; он свел Кима со своими бывшими товарищами по оружию и сумел убедить их, что с Кимом они могут быть вполне откровенны. Шорт также разыскал раненых участников высадки на острова, героев, удостоенных боевых наград, и здорово выручил Кима, предоставив в его распоряжение собственные воспоминания и опыт. Но время идет, и чувство благодарности тает.
Пол сел и приготовился к дурным вестям. Достаточно было взглянуть на лицо Кима, чтобы сообразить: ничего утешительного от него не услышишь.
Ким отложил рукопись, снял очки и окинул Пола скучающим взглядом.
— Дрянная рукопись, — отрезал он. — Пачкотня. — Он заметил, как дрогнуло лицо Шорта. Ким имел репутацию человека, который не привык деликатничать, когда дело касается работы. — Я имею в виду не стиль. Кстати, стиль не так уж и плох. Беда в том, что у вас нет концепции.
— Как это — нет концепции? — возмутился Пол. Он подготовил книгу репортажей о подростковой преступности: собрал обширнейший материал, вложил уйму труда, не раз подвергал себя серьезной опасности. А теперь выясняется, что у него, видите ли, нет концепции.
— В книге нет концепции, — мрачно повторил Ким. — Так же как нет ее и в вашем отношении к жизни. Взгляните на себя: на свой старомодный костюм, галстук, зонт. Все это поза, и только поза. Вам надоели джинсы с футболкой, и теперь вы устраиваете демонстрацию под другими знаменами. Приобрести машину английской марки? Да ни за что на свете! Родился кокни — значит, лопни-тресни, а усвой оксфордское произношение. Умри, но ешь на завтрак только яичницу с ветчиной!
Пол протестующе поднял руку, но Ким не дал ему и рта раскрыть.
— Знаю, все знаю, вы как-то раз высказались передо мной! Прежде, в шестидесятые годы, джинсы и длинные волосы служили своего рода вызовом тупому, закоснелому обществу. Теперь, когда все дозволено, когда каждый, кому заблагорассудится, волен лезть в автобус хоть в подштанниках, когда любой, у кого появилась куцая мыслишка, не стесняется марать стены краской из пульверизатора, когда на футбольный матч ходят ради того, чтобы подраться, когда человеку спокойно могут проломить голову лишь потому, что его физиономия кому-то показалась несимпатичной, — теперь формой протеста стало возвращение к облику джентльмена. В былые времена вы протестовали против сковывающих человека пут, теперь вопите о восстановлении регламентирующих норм.
— Верно, — признался Пол не без зависти. Он бы не сумел так четко сформулировать свою мысль. Вот только неясно было, какое отношение она имеет к молодежным бандам.
— Однако, повторяю, это всего лишь поза, а в глубине души вы остались прежним. Ведь могли бы написать эту растреклятую книгу с позиций левацкой критики, бичующей общество. Вызвали бы в читателе сочувствие к юным подонкам, околачивающимся на каждом перекрестке, свалили бы ответственность за все их делишки на нас, грешных: по нашей, мол, вине они скатились вниз, и если какой-нибудь щенок ворует, грабит, пускает в .ход кулаки, то в этом повинен я со своим богатством, а вовсе не его кровный папаша, пропивающий все до последнего гроша. Такая книга пришлась бы мне не по нутру, но я бы ее издал. Можно было изложить проблему и с точки зрения лорда в цилиндре, показав на примерах, как отвратительно, опасно это умственно отсталое отребье из несовершеннолетних. Да-да, я знаю, что говорю, тридцать лет отдать журналистике — это вам не шутка... Вы могли бы отразить и обе точки зрения одновременно. Правда, это потребовало бы взвешенно-холодного, бесстрастного тона. А вы искренне переживаете все ситуации, мечетесь от настроения к настроению и от роли к роли.
— Значит, отказываетесь издать? — спросил Пол.
— Отказываюсь, — подтвердил Ким. — Воля ваша, можете предложить другому издателю, но я лично не вижу в этом смысла.
Пол поднялся с места. Ким снова придвинул к себе объемистую рукопись.
— Ну как, не надумали? Пока еще вакансия не занята, но вряд ли я смогу долго ее придерживать.
Ким — вероятно, чтобы окончательно расквитаться с долгом, — предлагал Полу место в одной из газет. Газетенка третьеразрядная, да и должность что-то вроде мальчика на побегушках.
— Благодарю, — усмехнулся Пол. — Но вам мое мнение известно.
— Известно, — кивнул головой Ким. — Только ведь и ваше тридцатилетие не за горами.
— Мне подвернулась сногсшибательная тема, — с напускной бодростью проговорил Пол уже с порога. Краем глаза он успел увидеть, как физиономия Кима скривилась в кислой гримасе, а очутившись в приемной, где теснились машинистки и секретарши в окружении компьютеров и мониторов, Пол тоже помрачнел. Тема, конечно, сногсшибательная, но при условии, что он сумеет размотать это дело.
14
Приобрести в Лондоне патроны из-под полы — задача нелегкая, но выполнимая. Пол прошелся вдоль Хэмпстед-роуд, время от времени задерживаясь у витрин, чтобы проверить, нет ли за ним "хвоста". Ему не удалось выхватить из толпы ни одного подозрительного лица, а потому он вернулся по той же улице метров на сто и остановился у входа в магазин, который прежде назывался "Боевое снаряжение", а теперь был переименован в "Джунгли". Здесь можно было купить все на свете: снятый с вооружения автомат, почти новую пилотскую куртку, тренировочный костюм коммандос, патронташ, солдатские ботинки и боевое холодное оружие. А особо доверенные лица могли разжиться даже патронами.
Пол вошел внутрь и огляделся. Стены лавочки были сплошь увешаны плакатами видеофильмов с изображением полуголых, мускулистых героев, палящих из автоматического оружия; вражеские фигуры на заднем плане сливались в неясное, размытое пятно. В магазине было пусто, лишь двое худосочных подростков околачивались возле полок да в углу, закинув ноги на прилавок, сидел Мак Ирвин. Широкоскулое лицо его при виде Шорта просияло.
Рука его скользнула под прилавок, и Шорт в ту же секунду бросился на пол. Не успел он коснуться пола, как рука Мака Ирвина стремительно описала низкую дугу, и что-то мелькнуло в воздухе: длинный, с широким лезвием кинжал, вибрируя, вонзился в притолоку. Подростки застыли как вкопанные. Шорт поднялся с пола.
— Реакция уже не та, — сказал он. — Я запросто мог бы тебя подловить.
— Ты так считаешь? — Глаза Мака Ирвина блеснули. — У меня припасена еще парочка сюрпризов.
— Будет тебе, Мак, я по делу. — Пол бросил осторожный взгляд в сторону подростков.
— Что тебе понадобилось на этот раз?
— Не так уж и много, — ответил Шорт. — Несколько танков, сотня автоматов, пулеметы, десяток снайперских винтовок с прибором ночного видения... Ну и кое-какие транспортные средства, скажем, небольшой катер.
— На следующей неделе не поздно будет? — осведомился Мак Ирвин. Он встал, потянулся и достал из ящика стола два стаканчика. — Этак ты мне всех покупателей отвадишь. — Он посмотрел вслед паренькам, которые поспешили унести ноги. — За целый день всего два посетителя, да и тех ты спугнул.
Шорт пожал плечами. Мак Ирвин — его бывший товарищ по оружию — некогда тоже собирался стать писателем и сочинять романы на военные темы. Но затем отслужил в Ирландии, отвоевал на Фолклендах, принял участие в нескольких антитеррористических акциях и понял, что не сможет писать о войне: личный опыт мешал полету фантазии. Мак Ирвин демобилизовался и заявил, что с него хватит, оружие он больше видеть не желает. Затем он служил ночным сторожем, охранником при одном провинциальном банке, продавцом в магазине готового платья и в конце концов застрял тут. Владелец лавки, старый педераст, которого частенько поколачивали, поначалу нанял его телохранителем, а затем передоверил ему и всю свою коммерцию.