Камилла Лэкберг - Ангелотворец
Она села, и он поразился тому, как она исхудала. Футболка висела на ней, как на вешалке, а ключицы выпирали из-под кожи.
— Эту историю здесь все знают, — вздохнула женщина. — И мне нечего добавить к тому, что и так известно. Мне был только год, когда они исчезли. Я ничего не помню. Мои приемные родители знали только, что кто-то позвонил в полицию и попросил приехать на остров. Но когда они приехали, никого, кроме меня, здесь не было. Они исчезли на Пасху.
Вытащив из-под футболки подвеску, она снова принялась теребить ее, как пару дней назад, и этот жест почему-то придал ей еще более хрупкий вид.
— Вот, — сказал Йоста, ставя чашки с кофе перед Эббой и перед собой.
Патрик не мог удержаться от улыбки: вот теперь это был прежний Йоста.
— А нам ты налить не мог? — прищурился он.
— Я что, похож на официанта? — огрызнулся его напарник.
Мортен поднялся:
— Я налью.
— Так вы остались совсем одна? Других родственников не было? — спросил Патрик.
Эбба кивнула:
— Мама была единственным ребенком в семье, а бабушка умерла еще до моего рождения. Папа был намного старше, его родители давно умерли. Так что у меня есть только приемные родители, с которыми мне очень повезло. Берит и Суне относились ко мне как к родной дочери.
— В ту Пасху на острове оставались несколько мальчиков? Вы когда-нибудь с ними контактировали?
— Нет, с чего бы это? — удивилась фру Старк.
Ее глаза казались огромными на исхудавшем лице.
— Мы не интересовались этим домом, пока не решили сюда переехать, — пояснил Мортен. — Эбба унаследовала дом, когда ее биологические родители были признаны мертвыми. Но периодически дом сдавался. Никто за ним не ухаживал. Вот почему ему нужен ремонт.
— Наверное, был какой-то смысл в том, что мы вернулись сюда и вскрыли пол… — протянула женщина. — Во всем есть смысл.
— Во всем? — переспросил ее муж. — Ты вправду так думаешь?
Эбба ничего не ответила. Она продолжала сидеть молча, пока Мортен провожал полицейских к выходу. Когда они ехали прочь от Валё, Патрик думал о том же, о чем и она. Какой смысл в том, узнают они, кровь это или нет? Срок давности за это преступление давно истек. Слишком много лет прошло. Вряд ли они найдут ответы на свои вопросы. Так какой смысл в этой находке? С такими мрачными мыслями Патрик вел лодку в гавань.
Врач замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Мартин слышал только собственное сердцебиение. Он поднял глаза на медика. Как тот может быть так спокоен после того, что только что сказал? Он что, сообщает такие известия несколько раз в неделю? Тогда как у него нервы выдерживают? Молин заставил себя сделать вдох. Он даже не заметил, что перестал дышать — словно забыл, как это делается. Каждый вдох требовал сознательного усилия, четкого сигнала мозгу.
— Сколько? — выдавил он.
— Существует несколько типов лечения. Врачебная наука всегда идет вперед… — Врач сделал неопределенный жест руками.
— А по статистике? — с показным спокойствием спросил полицейский.
Больше всего ему хотелось схватить доктора за грудки и трясти, пока тот не взмолится о пощаде. Пия молчала. У ее мужа не хватало смелости посмотреть на нее. Сделай он это — и все рухнет. Сейчас он хотя бы в состоянии сосредоточиться на цифрах и фактах.
— Нельзя сказать уверенно. Слишком много факторов задействовано…
То же выражение лица. Те же руки. Мартин ненавидел этого человека.
— Отвечайте же! — рявкнул он и сам вздрогнул от силы своего крика.
— Мы немедленно начнем лечение и посмотрим, какая будет реакция у пациента. Но учитывая степень распространения рака и его агрессивность… речь может идти о годе… может, годе с половиной.
Молодой человек уставился на него. Он правильно расслышат? Туве еще нет и двух. Как она может потерять маму? Это же несправедливо! Его затрясло. В комнате было темно, но у Мартина даже зубы застучали от холода. Пия взяла его за руку.
— Спокойно, милый. Нужно сохранять спокойствие. Всегда есть шанс. Я сделаю все… — Она повернулась к врачу. — Пропишите мне самое радикальное лечение. Я буду бороться.
— Мы сразу положим вас в больницу. Езжайте домой, соберите вещи, а я пока обо всем договорюсь.
Молину стало стыдно за свою слабость. Пия оставалась сильной, а он готов был сломаться. Перед глазами у него мелькали картинки. Тува сразу после рождения. Тува играет с ними в кровати. Облако темных волос, глаза, искрящиеся смехом. Сможет ли она смеяться, потеряв маму? Или утратит веру в то, что все хорошо, а завтра будет еще лучше?
— Мы справимся, — решительно произнесла Пия.
Лицо у нее было пепельно-серым, но глаза светились решительностью на грани упрямства. Ей предстояла самая тяжелая борьба в жизни.
— Мы заберем Туву у мамы и поедем пообедаем, — объявила она, вставая. — А потом, когда она заснет, все обсудим и соберем вещи. Сколько времени мне придется провести в больнице? — спросила как всегда практичная Пия у доктора.
Мартин с трудом поднялся со стула. Врач колебался с ответом.
— Довольно долго, — выговорил он наконец.
Попрощавшись, медик ушел к другим пациентам. Супруги Молин остались в коридоре и молча взялись за руки.
— Ты даешь им сок? А не боишься за зубки? — спросила Кристина, с неудовольствием наблюдая, как Антон с Ноэлем пьют сок из бутылочек.
Эрика сделала глубокий вдох. Свекровь желала ей добра, но иногда ее советы порядком раздражали.
— Я пыталась давать им воду, но они отказываются от нее. А пить в такую жару необходимо. Вот я и дала им разбавленный сок.
— Делай как хочешь. Я свое слово сказала. Лотту и Патрика я всегда поила водой, и никто не возражал. У них ни одной дырки не было до самого университета, и стоматолог всегда хвалил меня за то, что у детей такие хорошие зубы.
Эрика прикусила язык, чтобы не дать резкий ответ, и сделала вид, что занята уборкой. Мать Патрика можно было воспринимать только в малых дозах, зато она хорошо помогала им с детьми.
— Я пойду загружу стиралку, — сообщила Кристина и продолжила разговор будто бы сама с собой: — Вместо того чтобы убираться раз в неделю, лучше все время поддерживать дома чистоту и порядок. Всегда класть вещи на место. Кстати, Майя уже большая и тоже может научиться убирать за собой. А то еще вырастет избалованным подростком, который никогда не покинет дом, потому что только там ей предоставлен полный сервис. Как это случилось с моей подругой Берит — ее сыну уже скоро сорок, а он…
Закрыв уши руками, Эрика уперлась лбом в кухонный шкаф и попросила у Бога смирения. Но хлопок по плечу заставил ее подпрыгнуть на месте от испуга.
— Что ты делаешь? — спросила Кристина с корзиной белья в руках. — Ты не ответила, когда я к тебе обратилась.
Молодая женщина судорожно соображала, как объяснить свекрови зажатые уши.
— Я… у меня шумит в ушах, — сказала она. — В последнее время что-то с ними не так.
— Ой! — испугалась Кристина. — К такому надо относиться серьезно. Ты проверялась на предмет воспаления? Дети в таком возрасте разносят столько заразы… Я всегда говорила, что детский сад — это плохо. Сама я сидела с Патриком и Лоттой, пока они не пошли в школу. Им ни дня не пришлось провести в садике, и они ни разу не болели. Наш семейный врач хвалил меня за это…
Эрика резко прервала этот монолог:
— Дети на каникулах уже пару недель, так что садик тут ни при чем.
— Ну что ж… — обиделась свекровь. — Свое мнение я высказала. И я прекрасно знаю, кому вы звоните, когда дети болеют, а вам надо работать. Кто еще, кроме меня, вам поможет?
Вздернув подбородок, она гордо удалилась.
Ее невестка медленно сосчитала до десяти. Да, Кристина им часто помогала, но какую цену им приходилось за это платить?
Родителям Йозефа было за сорок, когда его мать узнала о незапланированной беременности. Они уже давно решили, что детей у них не будет, и все свое время посвящали портновской мастерской во Фьельбаке. Появление ребенка изменило все. Вместе с огромной радостью родители чувствовали, что должны передать сыну свою историю. Мейер с нежностью посмотрел на их фото в тяжелой серебряной рамке. Рядом стояли фотографии Ребекки и детей. Для своих родителей он был самым главным сокровищем. Йозеф никогда этого не забывал, ощущая себя перед ними в долгу. Его собственной семье пришлось с этим смириться.
— Ужин готов, — сообщила Ребекка, заходя в комнату.
— Я не голоден. Ешьте без меня, — ответил он, не поднимая глаз. У него были дела поважнее еды.
— Может, поешь? Все-таки дети приехали в гости.
Мейер удивленно взглянул на жену. Обычно она никогда не настаивала, если он чего-то не хотел. Йозеф почувствовал раздражение, но сделал глубокий вдох. Она права. Дети редко приезжали домой.
— Иду, — сказал он со вздохом и закрыл тетрадь. Туда Мейер записывал все идеи, касающиеся проекта, и всегда держал ее при себе на случай, если его осенит новая.
