Наталья Александрова - Месть через три поколения
Продавщица в «Эдельвейсе» была другая, и Инга посчитала это хорошим знаком. Сказала, что была здесь раньше, спросила о цепочке. Девушка пожала плечами и даже крикнула кому-то в подсобку, не находили ли. Оттуда, ясное дело, ответили отрицательно.
— Ладно, — вздохнула Инга, — я сегодня где только не была. Значит, не у вас. Так-то цепочка не очень дорогая, просто близкий человек подарил, неудобно будет.
Девица взглянула на Ингу очень выразительно.
«Ты мне лапшу на уши не вешай, — говорил ее взгляд, — знаю, что нет у тебя никакого близкого человека, это сразу видно».
Инга отвернулась и вышла. Неужели с ней все так плохо, если девчонка-продавщица просекла ее сразу?
Шеф уже ждал в машине, подключив камеру к компьютеру. На экране виднелись дверь цветочного магазина и стойка с кассой. Мелькали посетители, их обслуживала та самая продавщица, которую Инга доводила несколько часов назад. Пару раз появилась директриса. А вот… Шеф остановил мельканье кадров.
На экране была коротко стриженная брюнетка с ярко накрашенным ртом. Она обменялась репликами с продавщицей, потом вышла директриса и, надо думать, устроила ей выволочку. Брюнетка оправдывалась, директриса махнула рукой и ушла в кабинет. Продавщица отошла с покупателем в конец зала. Брюнетка бросила букет, который ей дали, видно, для доставки, и ушла, хлопнув дверью.
— Решила уйти, не прощаясь, — заметил Шеф, — это понятно. Непонятно другое. Ты видишь время на экране?
— Двадцать пятнадцать, — прошептала Инга в изумлении, — но тогда… Самолет со Звягиным приземлился точно по расписанию, в восемнадцать десять. — Перед ее глазами встало табло аэропорта. — Сорок минут мы ждали. Потом ездили за ней по городу…
— Нашли мы ее в торговом центре без четверти восемь, — подхватил Шеф, — я на часы смотрел.
— Камера время путает? — неуверенно спросила Инга.
— Исключено. Значит, когда она вошла в цветочный магазин, она полчаса была мертва.
— Натуральная мистика, — пробормотала Инга. — Хотя покажите еще раз…
Вроде бы брюнетка была та самая — короткий ежик иссиня-черных волос, ярко накрашенный рот.
— Пальто не то, — без малейших колебаний сказала Инга. — Точно не то. То было стильное, дорогое, приличной фирмы, а это просто похоже. Но явно не тот уровень, ширпотреб. И сама она… Помада, конечно, та же, но волосы явно крашеные и нос длинноват. Может, она и не брюнетка вовсе.
— Выходит, их было две, — присвистнул Шеф, — а что, очень удобно. Две взаимозаменяемые помощницы.
— Теперь уже одна.
Вернувшись домой, он включил компьютер.
Нужно было выяснить, что знает Всемирная сеть о Данциге, на которого намекал носорог в клубе «Делагарди».
Конечно, он мог поступить проще — выяснить все, воспользовавшись старыми связями в правоохранительных органах. Однако Шеф придерживался строгого правила: прежде чем обращаться к коллегам и сослуживцам, выяснить все, что можно, без их помощи.
Первым делом Интернет выдал ему множество статей о польском городе Гданьске, который до окончания Второй мировой войны был немецким и назывался Данциг. Дальше попалась любопытная статья об американском математике Джордже Данциге, профессоре информатики Стэнфордского университета, — он прославился тем, что, будучи студентом, решил две задачи, с которыми не справился Эйнштейн, приняв их за домашнее задание.
Этот Данциг тоже вряд ли имел отношение к расследуемому делу, и Шеф двинулся дальше.
Он прочел об исполнителе музыки в стиле кантри Гленне Данциге, авторе одной песни, которая десять лет возглавляла хит-парады. О редкой и ценной марке «Голубой Данциг», выпущенной почтой Германии в 1898 году и ставшей редкостью из-за того, что большая часть тиража сгорела в типографии.
Наконец Шеф добрался до небольшой статьи о Валентине Рудольфовиче Данциге, видном филологе, докторе наук, авторе многочисленных книг по древнерусской литературе.
Этот Данциг вполне мог быть тем, на кого намекал носорог из «Делагарди».
Что ж, такая работа как раз для Инги, а если она найдет этого Данцига без какой-нибудь нужной части тела — такое, видно, ее счастье.
Шеф выбрал себе профессию, которая не оставляла места для жалости.
Глава 5
В подъезд Инга вошла вместе с молодой мамой и двумя ее непослушными отпрысками лет пяти. Пока они ссорились, кому войти первым, Инга проскользнула внутрь. Консьержка ее не заметила — она увлеченно следила за перипетиями очередного сериала.
Поднявшись на четвертый этаж, Инга позвонила в дверь.
Вскоре послышались шаркающие шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла крепкая старуха в крахмальном переднике с горестным выражением на лице.
— Могу я видеть Валентина Рудольфовича? — с опаской спросила Инга.
— Заходи, милая, заходи! — Старуха всхлипнула и отступила в сторону. — Весь день сегодня идут и идут с ним проститься! И то сказать, такой человек… Никак я не думала, что доживу до этого дня. Думала, умру раньше…
— Проститься?
Сердце у Инги мучительно защемило: снова опоздала! Убийца снова ее опередил!
— Иди уже. — Старуха махнула рукой куда-то в глубину квартиры, еще раз громко всхлипнула и отвернулась, закрыв лицо клетчатым носовым платком.
Инга пошла вперед, в волнении представляя, что сейчас увидит. Неужели снова какую-то анатомическую инсталляцию, порожденную извращенным умом убийцы? Уже был Воскобойников с телефоном вместо сердца, старый антиквар Вестготтен с отрубленными руками. Что ее ожидает на этот раз?
Хотя бы, судя по тому, что с профессором приходит проститься много народу, его труп уже привели в приличный вид.
Инга опасливо подошла к полуоткрытой двери. Оттуда доносились возбужденные голоса. Она собралась с силами и вошла в комнату.
Она ожидала увидеть тело несчастного профессора в окружении рыдающих родственников, однако ничего подобного не увидела. Вместо трупа в глубоком кресле со спинкой и подлокотниками в виде львиных лап восседал весьма внушительный мужчина с гривой седых волос и неожиданно темными и густыми бровями. На лице его было выражение глубокой обиды и оскорбленного достоинства.
Перед этим господином стояли две невзрачные дамы средних лет, чем-то неуловимо похожие, только одна из них была брюнеткой, а другая блондинкой. В темных волосах просвечивали седые волосы, в светлых они были не так заметны.
— Мы этого так не оставим, Валентин Рудольфович! — обещала брюнетка, молитвенно сложив руки.
— Не оставим, — вторила блондинка.
— Вас, ученого с мировым именем, не могут просто так вытолкать на пенсию как какого-нибудь заурядного доцента!
— Не могут.
— Вы должны подать на них в суд! Вы должны добиться справедливости!
— Я не буду ничего делать, — прорычал монументальный господин. — Это ниже моего достоинства! Я не хочу становиться с ними на одну доску!
— Вы должны это сделать даже не ради себя — ради науки! — воскликнула брюнетка. — Вы должны сделать это хотя бы ради научного сообщества!
Тут она заметила Ингу и обратилась к ней:
— Скажите ему хоть вы, девушка! Ведь вы представитель научного сообщества? Вы сотрудник кафедры? Или студентка? Вы тоже возмущены этой вопиющей несправедливостью? Выгнать на пенсию блестящего ученого, находящегося в расцвете сил! Это немыслимо. Сегодня люди приходят сюда толпами, чтобы выразить Валентину Рудольфовичу поддержку…
— Вообще-то я из участковой поликлиники, — быстро нашлась Инга, — и хотела убедиться, что Валентин Рудольфович жив и здоров.
— Разумеется, я жив и здоров, — пророкотал профессор. — Жив, здоров и возмущен. Возмущен до глубины души! Но это вряд ли интересует нашу медицину.
Инга вздохнула с облегчением — хотя бы на этот раз убийца ее не опередил. Хотя есть ведь еще несколько Данцигов. Может быть, пока она теряет здесь время, он убивает однофамильца…
Инга улыбнулась профессору и группе поддержки и под их удивленными взглядами покинула комнату.
В прихожей она постаралась незаметно проскользнуть мимо всхлипывающей старухи, должно быть, преданной домработницы профессора. Однако та перехватила ее возле двери, ухватила за пуговицу и заговорила:
— Не уходи так сразу, девонька! Поговори со мной. Посидим, чаю попьем. Ты ведь студентка его? Или аспирантка?
Инга ничего не ответила, но домработнице, кажется, и не нужен был ответ. Она хотела выговориться, и ей требовался благодарный слушатель.
Инге, конечно, надо было спешить, но, возможно, старуха расскажет что-то нужное.
Старуха прошествовала на внушительных размеров кухню, налила себе и Инге крепкого чая в синие с золотом чашки и выставила на стол блюдо домашнего печенья. Когда-то давно соседка тетя Соня тоже пекла такое, и называлось оно смешным словом «фунтики». Сестренка очень его любила.
