Ханс Русенфельдт - Темные тайны
— Я знаю, — продолжила Ванья, снова усаживаясь, — но я работаю в другом отделе, поэтому мне бы очень хотелось, чтобы ты согласилась поговорить со мной тоже, хотя меня, возможно, будут интересовать те же вопросы.
Лиза пожала плечами и потянулась к стоявшему на столе пакету с мюсли. Потом вытряхнула в стоявшую перед ней глубокую тарелку солидную порцию хлопьев.
— Когда ты говоришь, что Рогера в старой школе травили, — продолжила Ванья, — знаешь ли ты, кто именно его травил?
Лиза опять пожала плечами.
— Думаю, все. Приятелей у него там, во всяком случае, не было. Он не любил об этом рассказывать. Просто радовался тому, что оставил ту школу и перешел к нам.
Лиза потянулась за простоквашей и обильно полила ею хлопья. Анн-Шарлотт поставила перед дочерью чашку с чаем.
— Рогер был очень хорошим мальчиком. Спокойным. Чувствительным. Взрослым для своего возраста. Просто непостижимо, что кто-то… — не закончив фразу, Анн-Шарлотт села на прежнее место.
Ванья открыла блокнот и записала на одной странице: «Старая школа — травля». Потом обратилась к Лизе, как раз засунувшей в рот большую ложку простокваши с хлопьями.
— Давай вернемся к той пятнице, когда он исчез. Не можешь ли ты рассказать, чем вы занимались, не случилось ли чего-нибудь особенного, когда Рогер был здесь, — все, что сможешь вспомнить, каким бы обычным и несущественным оно ни казалось?
Прежде чем ответить, Лиза не торопясь дожевала и проглотила хлопья.
— Я уже все рассказала. Другому полицейскому, — заявила она, глядя на Ванью в упор.
— Да, но как я уже говорила, мне тоже необходимо это услышать. В котором часу он сюда пришел?
— Где-то после пяти. Возможно, в половине шестого. — Лиза взглянула на мать, прося о помощи.
— Ближе к половине шестого, — сказала Анн-Шарлотт. — Нам с Эриком надо было поспеть к шести часам, и мы как раз выходили, когда появился Рогер.
Ванья кивнула и записала.
— А чем вы с ним тут занимались?
— Мы сидели у меня в комнате. Немного поготовили уроки на понедельник, потом вскипятили чай и посмотрели Let's Dance[5]. Он ушел чуть раньше десяти.
— Он говорил, куда направляется?
Лиза снова пожала плечами.
— Сказал, что домой. Ему хотелось узнать, кто вылетел, а это сообщают только после новостей и рекламы.
— И кто вылетел?
Ванья увидела, как ложка, уже направлявшаяся в рот Лизы с новой порцией хлопьев с простоквашей, остановилась. Ненадолго. Едва заметно, но все же. Возникло сомнение. Ванья просто вела легкую беседу, чтобы снять ощущение допроса, но вопрос Лизу удивил, это точно. Лиза продолжила есть.
— Я де зда…
— Не говори с набитым ртом, — вмешалась Анн-Шарлотт.
Лиза умолкла. Она тщательно жевала, не сводя глаз с Ваньи. Выигрывает время? Почему она не ответила перед тем, как сунуть ложку в рот? Ванья ждала. Лиза жевала. И глотала.
— Не знаю. Я не посмотрела после новостей.
— Какие они исполняли танцы? Ты помнишь? — Ванья была уверена в том, что взгляд Лизы помрачнел. Вопросы ее почему-то раздражали.
— Я не знаю, как они называются. Мы смотрели не очень внимательно. Болтали, читали, слушали музыку и тому подобное. Немного переключали каналы.
— Не понимаю, почему вам так важно знать содержание телепередачи, когда надо найти того или тех, кто погубил Рогера, — вмешалась Анн-Шарлотт, с некоторым раздражением поставив чашку на стол.
— Конечно, неважно. Просто к слову пришлось, — ответила Ванья с улыбкой.
— Рогер говорил в течение вечера о том, что его что-то беспокоит? — снова обратилась она к Лизе, продолжая улыбаться.
Девочка на улыбку не ответила, а посмотрела Ванье в глаза с вызовом:
— Нет.
— Ему никто не звонил? Не получал ли он эсэмэс, о которых не хотел говорить или которые бы его взволновали?
— Нет.
— Он не вел себя как-то по-особенному, тебе не казалось, что ему трудно сконцентрироваться или что-нибудь в этом роде?
— Нет.
— И он не говорил, что собирается пойти еще к кому-то, когда уходил от тебя около… десяти, ты сказала?
Лиза разглядывала Ванью. Кого она, собственно, пытается обмануть? Ей ведь прекрасно известно, что Лиза сказала: «Рогер ушел около десяти». Значит, проверяет ее. Чтобы посмотреть, не начнет ли та противоречить сама себе. Ничего у нее не выйдет. Лиза хорошо подготовилась.
— Да, он ушел около десяти, и нет, он сказал, что пойдет домой, чтобы узнать, кто вылетел. — Лиза потянулась к корзинке с хлебом и взяла мягкий кусок.
Тут снова вмешалась Анн-Шарлотт.
— Она ведь уже говорила. Я не понимаю, зачем заставлять ее снова и снова отвечать на те же вопросы? Вы что, ей не верите? — голос Анн-Шарлотт звучал почти оскорбленно. Будто одна мысль о том, что ее дочурка может солгать, казалась ей глубоко возмутительной.
Ванья посмотрела на Лизу. Возможно, для матери это и оскорбительно, но совершенно ясно: Лиза что-то скрывает. Что-то произошедшее тем вечером, о чем она не намерена рассказывать. По крайней мере в присутствии матери. Лиза отрезала немного сыра и раскладывала кусочки по бутерброду медленными, почти обстоятельными движениями, периодически поглядывая на Ванью. Надо проявлять осторожность. Эта женщина гораздо проницательнее того полицейского, с которым она разговаривала в школьном кафетерии. Главное — придерживаться заученной истории. Точно повторять время. Мелкие подробности вечера ей не вспомнить. Ничего особенного не произошло.
Рогер пришел.
Уроки.
Чай.
Телевизор.
Рогер ушел.
Не может же она помнить все детали обычного скучноватого вечера пятницы. К тому же она в шоке. Ее парня убили. Умей она получше плакать, она бы сейчас выдавила несколько слезинок, чтобы заставить маму прекратить разговор.
— Разумеется, я ей верю, — спокойно сказала Ванья, — но Лиза была последней из известных нам людей, видевших Рогера тем вечером. Важно, чтобы мы правильно установили все детали. — Ванья отодвинула свой стул. — Впрочем, я ухожу. Вы можете отправляться в школу и на работу.
— Я работаю только несколько часов в неделю в приходе. Но это на общественных началах.
Домохозяйка. Это объясняет безупречность дома. По крайней мере в отношении уборки.
Ванья достала визитную карточку и протянула ее Лизе. При этом она так долго не отрывала пальца, что Лизе пришлось поднять глаза и встретиться с ней взглядом.
— Позвони, если вспомнишь что-нибудь, чего не рассказала о пятнице. — Ванья переключилась на Анн-Шарлотт: — Я найду дорогу. Продолжайте завтракать.
Покинув кухню, Ванья вышла из дома и поехала обратно в отделение. По пути она думала об убитом мальчике, и ей пришла в голову мысль, которая ее слегка огорчила и от которой ей стало не по себе.
Она пока не встретила никого, кто бы казался особенно опечаленным и расстроенным смертью Рогера.
~ ~ ~
Фредрик думал, что это займет десять минут. Максимум. Зайти, рассказать все полиции, выйти. Об исчезновении Рогера он, конечно, знал. Все в школе об этом только и говорили. В гимназии Рунеберга, пожалуй, еще никогда так много о Рогере не говорили. Никогда не уделяли ему столько внимания. А вчера, после того как его нашли, сразу организовали дежурство психологов, и люди, которые плевать хотели на Рогера в то недолгое время, что он с ними учился, со слезами на глазах отпрашивались с уроков, и сидели по группам взявшись за руки, и тихими голосами обменивались светлыми воспоминаниями.
Фредрик Рогера не знал и в общем-то его не оплакивал. Они встречались в коридорах — знакомое лицо, не более. Фредрик мог откровенно признаться, что с тех пор, как Рогер осенью ушел из их гимназии, ни разу о нем даже не вспомнил. Но сейчас прибыло местное телевидение, и несколько девчонок из их класса, которые не стали бы разговаривать с Рогером, даже будь он последним парнем на Земле, зажгли свечи и положили цветы возле ворот на футбольном поле перед школой.
Может, это благородно? Может, это знак того, что сочувствие и человечность все-таки существуют? Вероятно, Фредрик циничен, раз он видит только фальшь и способ использовать трагическое событие для привлечения внимания к самому себе и своим делам. Воспользоваться случаем и заполнить некую неопределенную пустоту.
Ощутить сопричастность.
Испытать какие-то чувства.
Он помнил, как они на уроке обществоведения рассматривали фотографии из универмага «НК» в Стокгольме, когда убили Анну Линд[6]. Горы цветов. Фредрик заинтересовался уже тогда. Откуда она берется? Потребность оплакивать людей, которых ты не знаешь? С которыми даже не встречался? Таковая явно существует. Может, с ним что-то не так, раз он не способен проникнуться коллективной скорбью?
Но газеты Фредрик читал. Все-таки сердце вырезали у его ровесника, у знакомого. Полиция хотела пообщаться с людьми, видевшими Рогера после его исчезновения в пятницу вечером. Пока Рогер считался просто исчезнувшим, Фредрику казалось, что идти в полицию не имеет смысла, поскольку он видел Рогера до исчезновения, но теперь появилось сообщение о том, что интерес представляют все касающиеся пятницы сведения, как после, так и до. По пути в школу Фредрик подъехал на велосипеде к зданию полиции и открыл дверь, думая, что освободится довольно быстро.
