Анна Малышева - Кровь Луны
– Ой, Глеб?! – воскликнула она. Однако, обернувшись, тут же поджала губы, не желая проронить еще хоть слово.
– Нужно поговорить, – отрывисто произнес Сергей, и в его голосе не прозвучало и тени раскаяния. Скорее (с изумлением отметила Катя) в этой фразе слышалась некая претензия, словно у покупателя, которому неправильно отсчитали сдачу.
– Я тороплюсь, – сухо ответила Катя, прикладывая магнитный ключ к замку. – В другой раз.
– Нет уж, будь добра, найди для меня время сейчас! – ядовито и все с той же непонятной претензией настаивал тот.
Катя молча рванула дверь и вошла в подъезд, сжимая в охапке расползавшийся по швам пакет. Она надеялась, что Сергей останется на крыльце, но спустя мгновение он уже преградил ей подходы к лифту. В подъезде было сумрачно, слабая лампочка почти не давала света, но Катя видела, что на нем лица не было. Сергей смотрел на нее с такой ненавистью, что она не верила своим глазам. «Вчера мы так мирно расстались!» – только и успела подумать девушка. В следующий миг на нее хлынул поток ругани:
– Как ты могла, проклятая стерва?! Как ты могла ей звонить и оскорблять после всего, что она вытерпела за эти годы от такой твари, как ты?! Она хоть раз звонила тебе?! Требовала объяснений?! Угрожала?! Истерики устраивала?!
– Я… Не… – только и смогла пробормотать Катя, не в силах ни понять, ни остановить эту лавину оскорблений. Ее поразили даже не слова, а то выражение, с каким они были произнесены. «Боже, когда он успел ТАК меня возненавидеть?! За что?!»
– Вчера разыграла передо мной комедию, прикинулась такой кроткой, святой, я даже пожалел тебя! – продолжал выкрикивать Сергей. Его голос гулко отражался от стен подъезда, и оглушенная девушка съежилась, словно эти слова хлестали ее. – А сегодня позвонила ей и наговорила такого, что она выбросила мои вещи на лестницу и велела убираться навсегда! Что ты ей сказала, гадина?! Как ты могла разбить мне жизнь?!
– О ком ты говоришь? – немеющими губами вымолвила девушка. До нее наконец дошло, что бывший любовник упрекает ее в чем-то конкретном.
– О своей жене, о Лене, черт побери! Будто ты не знаешь!
– Не знаю, – у Кати появилось ощущение, что она заблудилась в кошмарном сне, где нет ни логики, ни правдоподобия. – Я не звонила ей!
– Только что, час назад!
– Этого не может быть, – она с трудом перевела дух. – Час назад я ужинала в ресторане со своей знакомой. Она, если надо, подтвердит.
Последнюю фразу Катя добавила чисто машинально, вовсе не думая привлекать Ларису в качестве свидетельницы, но как раз эти слова возымели отрезвляющее действие на Сергея. Тот отступил на шаг, глубоко вздохнул и совсем другим голосом произнес:
– Тогда кто звонил Лене?
– Почему я должна это знать? – Катя нажала кнопку лифта. – Спроси жену.
– Она говорит, это была ты. То есть… – сбился Сергей, – та девушка представилась тобой… Но если ты была в ресторане с подругой…
– Да, – коротко ответила Катя и вошла в раскрывшиеся двери, исписанные черным маркером. – И оставь меня в покое!
Последние слова она произнесла, когда двери закрывались, и у нее не было уверенности, что Сергей их слышал. Пока астматический лифт взбирался на седьмой этаж, она стояла, привалившись плечом к стене, из последних сил удерживая пакет и сдерживая слезы. Переступив порог своей квартиры, Катя швырнула покупки на пол, захлопнула дверь и, опустившись на корточки, разрыдалась. Слезы давно были на подходе и теперь прорвались на волю, словно талая вода, размывшая плотину. Им не было конца, да Катя и не хотела останавливаться. Наконец она могла выплакать накопившуюся обиду, усталость и напряжение и все то, чему она даже не знала названия, но что мешало ей быть счастливой.
– Почему… – задыхаясь от рыданий, повторяла девушка, – почему я такая… такая…
Слово «несчастная» она проглотила. В сумке запел мобильный телефон. Вытащив его, Катя увидела незнакомый номер и, не успев обдумать свое действие, нажала на кнопку ответа.
– Мне так плохо, – услышала она голос, который сперва не узнала. – Можешь со мной поговорить?
И Катя, против своей воли, начала тихонько смеяться. «Что слишком, то слишком! Я же еще должна всех утешать!»
– Не поняла? – встревоженно переспросила Лариса. – Какие-то помехи!
– Конечно, я могу говорить… – Все еще смеясь, выговорила девушка. – Ну конечно могу.
– Тогда, – оживилась Лариса, – может, зайдешь в гости? Я совсем одна, и мне так жутко!
Глава 4
Катя приняла это приглашение по той же причине, по какой Лариса его сделала. Девушке было жутко оставаться одной. «Когда на сердце тяжело, надо идти к людям! – всегда говорила ей мать. – Не сиди в четырех стенах, не грызи себя – еще хуже станет!» И Катя, перебарывая страх показаться навязчивой, следовала маминому совету и напрашивалась в гости, шла в кино, гуляла по территории ВВЦ, благо выставка располагалась под боком. Сейчас, на ночь глядя, большинство этих возможностей отпадало. Карина была где-то далеко, на очередном свидании, и конечно, не стоило рассчитывать на ее поддержку.
– Хорошо, я зайду ненадолго, – Катя взглянула на часы. – Какой у тебя номер квартиры?
Ни Сергея, ни его машины она поблизости от подъезда не заметила, но это лишь отчасти успокоило девушку. Дикие претензии, которые предъявил ей бывший любовник, продолжали смущать Катю. Только сейчас она начинала понимать абсурд того, что он рассказал. «Звонила какая-то барышня, назвалась мной и устроила скандал его жене?! Может, жена фантазирует, закрепляет победу? А что – ей выгодно выставить меня в глупом свете, настроить Сережу на окончательный разрыв! Поверил он мне или нет?» Продолжая мучиться этими сомнениями, она перешла в соседний подъезд и поднялась на седьмой этаж в таком же астматическом, кашляющем лифте. Лариса ждала ее на пороге своей квартиры, приоткрыв дверь, чтобы хоть немного осветить площадку.
– Лампочку выкрутили? – со знанием дела осведомилась Катя, выйдя из лифта.
– Да тут и патрона нет, чтобы ее вкрутить! – усмехнулась хозяйка, распахивая дверь шире. – Сорвали те, кому свет мешал.
– У вас тоже такие уроды есть?
– Сколько хочешь! – впустив гостью, Лариса тщательно заперла дверь на все замки и еще накинула цепочку. – Но сейчас не бойся, не их время. Они около полуночи собираются на пролет выше, под окном.
– Милицию вызываете?
– Да что ты! – Девушка как будто искренне удивилась этому вопросу. – Мы же вместе росли! Я их всех знаю!
– Ты-то их знаешь, а вот они примут во внимание, что вы вместе росли?
– Брось… – протянула Лариса и, пошарив под вешалкой, вытащила розовые тапочки из искусственного меха: – Надевай, это Викины.
Катя секунду помедлила, ей было как-то неловко надевать вещь, можно сказать, с покойницы. Но, по всей видимости, сестру покойной это не смущало. Переобувшись, Катя отправилась вслед за хозяйкой осматривать квартиру – Лариса непременно желала все показать.
– У нас «двушка», а у тебя? Однокомнатная, да? И ты там одна живешь? Хорошо тебе, свободно! Вот мамина комната! У тебя такая же, большая?
«Большая комната» площадью семнадцать квадратных метров была тесно заставлена мебелью, причем предметы обстановки были явно рассчитаны на более просторное помещение. Массивный угловой диван занимал полторы стены и чуть не доходил до самого порога. «Стенка», разделенная на две части, зрительно уменьшала комнату до размеров кладовки. Хрустальная, изрядно запыленная люстра свисала слишком низко, можно было предположить, что ее полагалось вешать над обеденным столом, но стола здесь не было. «Иначе никто бы не пробрался к балкону, – подумала Катя и невольно вздрогнула. – Что мне в голову лезет! Да, вот тот самый балкон…» На диване еще валялось скомканное постельное белье, рядом на полу стоял полупустой стакан с водой. В комнате сильно пахло валокордином – этот запах Катя знала с детства, такими же каплями лечилась ее бабушка.
– Я не успела прибраться, – пояснила Лариса, торопливо подскакивая к дивану и запихивая белье в ящик для постели. – Ну и день! Я все думала, когда же он кончится, только вот уже ночь наступает, а мне еще хуже стало! Страшно тут оставаться!
– Но у вас же есть, наверное, какие-то родственники, – предположила Катя, оглядывая стены, оклеенные блеклыми обоями в мелкий цветочек. В общем, комната производила унылое впечатление, а развешанные повсюду пейзажи арбатского изготовления заставили девушку поежиться. Попадая в гости, она всегда пыталась составить представление о хозяевах, изучая интерьер, и в данном случае могла сказать, что эта комната не несла на себе абсолютно никакого отпечатка личности своей обитательницы. «Мамина комната» могла с тем же успехом быть и «папиной», и «бабушкиной», а вернее всего, вообще ничьей. В ней ночевали, но не жили, ее обставили, но не сумели украсить, ею обладали, но ее не любили. Лариса перехватила критический взгляд гостьи и, словно прочитав ее мысли, быстро пояснила:
