Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит
– Наверно, ты его предупредила, – по-прежнему шутейно высказался Дима.
– Ха-ха-ха. Как смешно, – прокомментировала Надя.
И в этот миг рядом с влюбленными материализовался шкет, от горшка два вершка – в сдвинутой набекрень ушанке, румяный, что твое зимнее солнце.
– Вам просили передать, – звонким голосом отрапортовал ребенок и протянул Надежде большой конверт.
Она автоматически взяла пакет, а Дима уцепил юного гражданина за плечо.
– Кто просил передать? – спросил он строго.
– Дяденька.
– Какой еще дяденька?!
– Ну, такой, взрослый. В шапке.
– Кому он просил это передать? – продолжал допрос Полуянов, чуть сжимая детское плечо.
– Я не знаю.
– Как «не знаю», когда ты нам пакет принес?!
– Ну, дядька меня спросил, – заныл ребенок, – знаю ли я Историко-архивную библиотеку? Я сказал «да», а он сказал, что здесь на ступеньках будет девушка стоять. Такая, в дубленке и белой шапке, полненькая…
– Я те дам, «полненькая», – тряхнула шкета за второе плечо Надя.
– Ну, не на-адо, – противным голосом проскрипел юнец.
– Спокойно, дядя, – остановил нытье пацана Дима. – А вы, миледи, – повернулся он к подруге, – держите себя в руках. – И обратился к ребенку: – Ты знаешь, что находится в конверте?
– Не-ет… Чессно слово, не-ет…
– Тебе дядя этот заплатил?
– Да, он тридцать рублей мне дал. И сказал, что мне еще девушка добавит, от щедрот. Так и сказал: «от щедрот».
– А дядя этот на машине был или пешком?
– Пешком.
– Ты уверен?
– Ага, он потом к метро пошел.
– Так, может, у него там, у метро, тачка стояла?
Юный курьер секунду подумал, а потом ответил:
– Не, он на машине вряд ли ездит. Сильно у него лицо от мороза красное. И руки.
Надя с Димой переглянулись.
– Да ты прямо юный следопыт! – похвалил журналист. – Руки красные заметил! Наверно, оперуполномоченным будешь, когда вырастешь. – И скомандовал Наде: – Ну-ка, полненькая девушка, выдайте будущему майору МВД тридцать рублей от ваших щедрот.
– Червонца ему хватит за глаза и за уши, – проворчала Надя, протягивая юнцу мятую купюру.
– Ну, лети, юный Меркурий, – скомандовал журналист и отпустил плечо мальца. – Ты сегодня неплохо заработал, на два пива хватит.
– Какое пиво? – возмутилась Надя. – Ребенку еще и десяти лет нету.
– Ну, значит, на клей «Момент», – легкомысленно бросил Дима, за что получил от подруги жизни легкий подзатыльник.
Впрочем, шкет не слышал последней антипедагогической реплики Полуянова: он со всех ног дунул по направлению к метро.
На сей раз на конверте не имелось ни фамилии получателя, ни адреса. Белый стандартный пакет без всяких отметок.
Полуянов прямо на морозе, на крыльце вскрыл конверт. Присвистнул: в нем лежала плоская коробочка с надписью «CD-R».
Дима осмотрел коробочку со всех сторон, затем заглянул внутрь: там, как положено, имелся лазерный диск. И больше – ничего. Ни одной пометки ни на коробочке, ни на диске.
– Что ж, Надежда, – заявил репортер, – думаю, нам придется вернуться в твои пенаты. На рабочее место, я имею в виду.
– Зачем?
– Я надеюсь, ваша библиотека хоть отчасти компьютеризирована? И в ней есть компы с си-ди-приводом?
***У Полуянова нашелся билет Историко-архивной библиотеки – хранился еще с тех времен, когда он работал над делом об украденных отсюда рукописях5. Впрочем, у журналиста имелись с собой на всякий случай пропуска в самые разнообразные учреждения и организации Москвы. А туда, куда ксивы не было, он, как правило, проникал и без оной.
Впервые после того как Надя стала встречаться с Димой по-настоящему, она привела его на свою работу – и от этого чувствовала одновременно неловкость, гордость и даже легкое головокружение. Лицо ее раскраснелось. Она шла по коридорам и лестницам впереди него, широкими шагами, Дима поспешал за ней.
Надежда подмечала: какими долгими, волоокими, даже щенячьими взглядами провожают Полуянова женщины. И ее коллеги– сотрудницы, и грымзы – научные работники, и даже посетительницы – студентки. А на Надю, сопровождавшую красавца, они бросали ревнивые, завистливые косяки.
Ох, Дима, Дима!.. Может, недаром покойная мама предостерегала Надежду: красивый муж – чужой муж? Может, и не подходит ей Полуянов? А нужен кто попроще? И ценить ее больше будет, и ей с ним будет спокойнее?..
На входе в единственный в библиотеке компьютеризированный зал они, как нарочно, нос к носу столкнулись с Надиной начальницей, и та – пятидесятилетняя сухая ведьма, а туда же! – окинула Диму многозначительным и многообещающим взглядом. Наде пришлось их познакомить:
– Дмитрий Полуянов, журналист. Мой, мм-м, друг… Вера Степановна, моя начальница…
– Очень приятно, – разулыбалась начальница молодому красавчику, а девушке не преминула сделать замечание – власть свою над ней ее кавалеру продемонстрировала: – Надя, не дело, что вы расхаживаете по залам в верхней одежде. Посетители должны раздеваться внизу, а вы – в гардеробе для сотрудников или, в крайнем случае, на своем рабочем месте.
Надю аж в жар бросило оттого, что ее взялись отчитывать при Диме.
– Хорошо, мы сейчас у меня разденемся.
Дима, когда они миновали Веру Степановну, Надю поддержал – прошелестел вполголоса:
– Ну и карга!.. И как ты с ней работаешь?!
– Начальников не выбирают, – вполголоса философски заметила Митрофанова.
К счастью, из родного зала отечественной истории уже свалила свиристелка Кристина с ее потугами обольстительницы. На пост заступили положительные пожилые дамы из вечерней смены: сухая Наталья Тимофеевна и полная Валентина Егоровна. Они на Полуянова пусть и посматривали с нескрываемым любопытством – однако в их взглядах хотя бы не присутствовало выражение, присущее дамочкам помоложе: а вот я сейчас тебя съем! К тому же бабульки оказались по-настоящему радушны, встретили молодых людей как родных, все порывались напоить их чаем с абрикосовым вареньем, однако Надя с Димой отказались решительно. Скинули свои дубленки – и были таковы.
Когда они наконец засели в компьютерном зале за персоналку, журналист шумно выдохнул:
– Ну, Надежда, если б я знал, что твои дамы-коллеги будут рентгенами меня просвечивать, – лучше бы мы в интернет-кафе пошли.
Надя уж не стала, естественно, говорить Диме, что сотрудницы по отношению к нему, наглому красавчику, просто проявили большее любопытство, чем к рядовым ухажерам.
Журналист, не теряя времени даром, включил компьютер, пробормотав сквозь зубы:
– Ну и рухлядь!
Вставил в дисковод полученный си-ди, а когда программа «рухляди» диск обнаружила, пробормотал:
– Оказывается, здесь записан видеофайл, – и нажал на «play» в окне программы AC/DC.
Видеозапись оказалась небольшой – продолжительностью всего сорок восемь секунд, и когда экран после традиционных черно-белых полос ожил, Надя увидела на нем из-за плеча Димы девушку. Молоденькую – лет, наверное, шестнадцати, а то и пятнадцати. Девушка, одетая в футболку, неподвижно сидела на табурете на фоне голой бетонной стены. Съемка велась то ли в подвале, то ли в гараже, то ли где-то на заброшенном промышленном предприятии. Словом, мизансцена походила на то, как снимают заложников в Ираке, – только, в отличие от тех записей, никого из похитителей рядом в кадре не было. Невзирая на средний план, было заметно, что юное создание растерянно и утомлено.
Девушка зашевелила губами – однако из колонок раздавалось одно только шипение. Дима до отказа увеличил на тумблере громкость – но лишь слышнее стал «белый шум». И вдруг грянул громовой голос. С соседних столов на них стали озираться, и Дима быстро уменьшил звук.
Но говорила не девушка. Звук и не попадал в ее артикуляцию. За кадром звучал мужской голос. Он говорил со странным акцентом, и лишь после нескольких фраз Надя поняла, что голос, видимо, изменили каким-то электронным фильтром, и потому он походил на голос робота: механический, скрипучий. По ритмически правильной речи Надя догадалась – мужчина за кадром декламирует стихи. Она вслушалась в монотонный голос.
…Вы совершили то,Что обездушивает соглашеньяИ делает пустым набором словОбряды церкви. Небеса краснеют,И своды мира, хмурясь, смотрят вниз,Как в судный день, чуть вспомнят ваш поступок…6
Тут декламация оборвалась, но от этого голос девушки слышнее не стал. Она по-прежнему беззвучно несколько раз пошевелила губами. А голос за кадром проговорил:
Бог мщения уступит мне место,Чтобы я покарал злых!..
И тут изображение пропало, по экрану поплыли черно-белые зигзаги.
Выждав минуту-другую – на мониторе ничего нового не появлялось, – Дима второй раз нажал на «play». И снова возникли знакомые кадры – девушка, беззвучное шевеление губ, а потом – механический голос. Надя с Димой вслушались в первые слова – те, что они сначала пропустили:
