Полина Дашкова - Кровь нерожденных
На последней странице были напечатаны в столбик названия отделов, фамилии заведующих и телефоны.
«Отдел литературы и искусства, Полянская Елена Николаевна».
Валя тут же сняла трубку и стала по коду дозваниваться в Москву, в редакцию журнала «Смарт». Наконец ей удалось поговорить с секретаршей главного редактора. После этого она оделась и быстро пошла в больницу. До начала дежурства оставалось еще четыре часа, но ей нужно было застать кладовщицу.
Валя очень волновалась – во-первых, потому, что не была уверена, правильно ли поступает, во-вторых, потому, что совершенно не умела врать.
Кладовщица тетя Маня знала Валю с детства, так как дружила с ее бабушкой.
– Здравствуй, Валюшенька, как дела? Чайку налить тебе? – Тетя Маня пила чай из огромной фаянсовой кружки, вкусно похрустывая карамельками.
– Спасибо, тетя Маня, я вообще-то спешу. Больная выписывается, надо вещи забрать. Посмотрите, пожалуйста, Полянская Елена Николаевна, у нас в гинекологии лежала. Я сама ее вещи сдавала под расписку.
Тетя Маня закряхтела, поднимаясь. Ей очень не хотелось прерывать чаепитие.
– Да вы сидите, я сама найду, можно? И потом расписку напишу, – краснея, предложила Валя.
– А, ну ладно, иди, деточка, посмотри сама.
Валя сразу нашла светлый плащ, клетчатую шерстяную юбку, белый свитер из альпаки. Еще тогда, ночью, стягивая этот свитер через голову бесчувственной женщины, она обратила внимание, что он связан вручную. «Интересно, – подумала тогда Валя, – она сама вязала?» Женщины, которые сами вязали и шили себе вещи, почему-то сразу вызывали у нее симпатию.
Валя написала расписку и попрощалась с тетей Маней. В пустой ординаторской на первом этаже она заранее оставила большую спортивную сумку. Запершись изнутри, Валя аккуратно упаковала вещи, каждую в отдельный пластиковый пакет, застегнула «молнию» сумки и с независимым видом вышла из больницы.
Завтра, поспав немного после ночного дежурства, она отправится в Москву, в редакцию журнала «Смарт» и отдаст вещи. Тогда совесть ее будет чиста.
* * *
Зотова задумчиво листала толстую потрепанную телефонную книжку. Каких телефонов здесь только не было – знаменитых артистов, министров, сотрудников иностранных посольств, известных писателей, композиторов, режиссеров. Впрочем, сейчас все эти имена и телефоны Амалию Петровну не интересовали. Она обращала внимание только на те номера, возле которых стояли имена без фамилий, без отчеств и должностей. Так записывают телефоны не деловых знакомых, а близких людей. А если имя написано в уменьшительно-ласкательной форме, то именно стоящий рядом с ним номер следует набрать в первую очередь.
Метод, конечно, не самый верный. Книжка очень старая, и не исключено, что тот, кто когда-то был записан с отчеством, фамилией и должностью, успел стать близким человеком, но не обзванивать же всех – их около тысячи!
Между тем бесфамильных телефонов оказалось всего-то четыре, не считая тех, возле которых стояли коды других городов, и тех, что были написаны по-английски. Таким образом, круг сужался и задача облегчалась.
Первым был номер некоего Андрюши. Зотова решила начать с него.
К телефону подошел ребенок. Сладчайшим голосом Амалия Петровна произнесла:
– Деточка, позови, пожалуйста, дядю Андрюшу.
– А он уехал в Германию, – удивленно ответил ребенок, – давно, уже год.
– Тогда позови, пожалуйста, тетю Лену.
– Тетя Лена, вас к телефону! – закричал ребенок.
У Зотовой вспотели ладони. Через бесконечные пять минут она услышала шамкающий старческий голос:
– Але, слушаю…
Следующий телефон принадлежал некоей Оле, однако выяснилось, что Оля давно переехала и ее новый телефон неизвестен.
Потом был номер какой-то Регины, но там никто не снимал трубку, и в итоге остался последний – Юрий.
Юрий подошел к телефону сам. У него был приятный хрипловатый баритон.
– Кто вам дал этот телефон? – удивился он после того, как Зотова сообщила, что разыскивает Лену Полянскую.
– Ну, так получилось случайно, – стала мямлить, смутившись, Амалия Петровна, – я – старая знакомая Леночки, мне очень нужно ее найти.
– Ничем не могу вам помочь, – холодно ответил Юрий, – сюда больше не звоните.
Зотова продолжала задумчиво листать телефонную книжку и вдруг на внутренней стороне картонного переплета заметила полустершиеся слова. Приглядевшись, она обнаружила, что писал это кто-то другой, не сама Полянская ее почерк Амалия Петровна успела изучить.
«Ленуся! Позвони, пожалуйста, тете Зое. Не забудь. У нее день рождения седьмого мая».
Дальше стояла дата десятилетней давности, номер телефона, а под всем этим была нарисована смешная ушастая рожица.
Именно этот номер и набрала Амалия Петровна. Ответил молодой женский голос.
– Деточка, – прошамкала Зотова по-старушечьи, – тетю Зою позови, будь добренька.
– Секундочку, – ответили ей, и она услышала: «Тетя, тебя к телефону!»
– Погоди, детка, а ты кто ей будешь?
– Племянница.
– Леночка тебя зовут?
– Да.
Тут Зотова услышала строгий пожилой голос:
– Я вас слушаю.
Амалия Петровна повесила трубку. – Разъединили, – пожала плечами Зря Ген-риховна, – сейчас перезвонят. Но никто так и не перезвонил.
* * *
Сергей Сергеевич Кротов назначил Лене встречу на восемь часов вечера в «Макдоналдсе» на Пушкинской площади. Он в любом случае собирался после работы зайти туда поужинать.
Год назад Кротов развелся с женой и довольно быстро приобрел холостяцкие привычки. Дома есть было нечего, а в «Макдоналдсе» чисто, сытно и сравнительно дешево.
Полянскую он узнал не сразу, хотя она довольно точно себя описала. Он ожидал увидеть стандартную деловую женщину со стандартными журналистскими замашками, со слоем дорогого макияжа на лице и тщательно уложенными волосами, с холодными цепкими глазами и дежурной любезной улыбкой. Такие женщины постоянно мелькали на пресс-конференциях и брифингах в МВД, на экране телевизора, на театральных премьерах, куда ему доводилось ходить с бывшей женой-балериной. Молодые и зрелые, блондинки и брюнетки, они мало чем отличались друг от друга.
Но Полянская была совсем другая. Когда он наконец вычислил ее в том углу «Макдоналдса», где они договорились встретиться, у него почему-то сжалось сердце. Он даже не разглядел сразу, красива она или нет. Просто во всем ее облике, в тонких чертах худенького лица было нечто неуловимо женственное, трогательное, беззащитное. Ее хотелось обнять и погладить по темно-русым волосам…
Кротов тут же одернул себя. После развода с Ларисой, после всех безобразных склок и истерик, которые пришлось пережить, каждая женщина почему-то представлялась ему орущей, рыдающей, выплевывающей грязные ругательства. Глядя на какую-нибудь хорошенькую мордашку, он думал: «Сейчас ты такая романтичная, нежная, а потом, как освоишься…»
Но эту женщину, Елену Николаевну Полянскую, он никак не мог представить орущей и скандалящей. Такое было впервые. «Неужели я, как мальчишка, готов влюбиться с первого взгляда?» – спросил себя Кротов. И тут же сам себе честно признался, что да, готов. Но выдать себя хоть словом, хоть жестом он не мог.
Глядя на нее, слушая ее спокойный голос, он поймал себя на том, что ему рядом с ней удивительно уютно и спокойно. Влюбленность предполагает волнение, взвинченность, а это – какое-то совсем другое чувство.
То, что она рассказывала, не укладывалось в голове. То есть Кротов не мог уловить сути случившегося. Будь перед ним другая женщина, он сделал бы скидку на мнительность, страсть к преувеличениям, затаенную где-то глубоко в подсознании манию преследования, и тогда все встало бы на свои места.
Но в случае с Полянской нельзя было делать никаких скидок. Кротов сразу понял: она излагает события совершенно точно, ничего не преувеличивая, наоборот, как бы пытаясь себя уговорить, что ей показалось, что ничего страшного не произошло.
Когда она закончила. Кротов спросил:
– Номер «скорой» вы записали?
– Запомнила. 7440 МЮ.
– Как фамилия дежурного, которому вы оставили заявление?
– Кажется, Круглов. Да, младший лейтенант Круглов. Он ко мне очень хорошо отнесся, чаем горячим напоил, но в моем заявлении, кажется, ничего не понял.
– Конечно, не понял. Видите ли, Елена Николаевна, то, что с вами произошло, – странно и очень неприятно, но во всем этом пока нет состава преступления, нет мотива. Ну подумайте сами, кому и зачем все это понадобилось? Может, у вас есть враги? Может, вам мстят или угрожают таким образом?
– Нет, Сергей Сергеевич. Этот вариант я исключаю полностью. Таких врагов у меня нет. Есть, конечно, люди, с которыми, скажем так, не сложились отношения. Есть чисто литературные противники, с которыми мы года три-четыре назад довольно резко полемизировали на страницах центральной прессы, но все это уже потеряло остроту. Ну и потом, это люди с другими возможностями и другими средствами угроз и мести. Предположим, я раскритиковала в пух и прах некоего автора, или отказала в публикации, или поймала на плагиате. Но он может, в свою очередь, разгромить меня как критика, как редактора, как переводчика и так далее. Самый крайний вариант – пустить обо мне какую-нибудь грязную сплетню. Но не более того.
