Барбара Гордон - Польский детектив
— Что за дело Качиньского? — вдруг обиделся Амерский. — Я об этом ничего не знаю.
— История с Качиньским — совершенно особый случай. Тут преступники сделали ставку на человеческое одиночество. У Новака были обширные знакомства в жилотделе и жилищных кооперативах, он был обаятелен, мил, сыпал комплиментами и подарками, был там частым гостем. Дом на улице Копьеносцев, в котором всегда было несколько свободных квартир, очень его интересовал хотя бы потому, что он находился в распоряжении фирмы «Локум», а Новак не раз пользовался ее услугами. Он узнал, что Юзеф Качиньский, вернувшийся из Америки, — человек одинокий, а главное, привез с собой кучу денег.
Он случайно услышал, крутясь, как всегда, в канцеляриях и бюро, что старик из Америки хочет вернуть свою квартиру «Локуму» и купить дом, он был здесь недавно и выспрашивал, как это сделать. Новак почувствовал, что деньги сами плывут в руки. Он представился Качиньскому как Мечислав Хамский и предложил купить дом в Константине. Качиньский согласился поехать с ним в Константин, осмотрел дом. Новак показал также все документы, которые свидетельствовали о том, что он является полноправным владельцем дома. Качиньскому дом и сад очень понравились, однако он не совсем доверял Новаку, ведь он был человек уже старый и со странностями. Поэтому Новак сам предложил Качиньскому поехать к нотариусу, чтобы Качиньский мог своими глазами увидеть запись в кадастровой книге. Так и произошло. Нотариус Зимецкий вызвал у старика доверие. Качиньскому и в голову не пришло, что владелец дома и нотариус хорошо знакомы и вместе выполняют тщательно продуманный план. Зимецкий предложил Качиньскому в случае каких-либо сомнений или неясностей обращаться к нему, а уж он всегда рад служить советом и помощью. Качиньский вернулся в нотариальное бюро сразу же, едва попрощавшись с Новаком, и сказал Зимецкому, что дом он хотел бы купить, но, недавно вернувшись в Польшу и плохо еще зная здешние законы, боится попасть впросак. Он попросил Зимецкого заняться этим делом и исследовать фактическое и юридическое положение вещей. Зимецкий сначала отказался, что заранее было предусмотрено и что окончательно убедило Качиньского в опытности и популярности пана адвоката. Он сразу нашел человека, заслуживающего доверия, вместо того чтобы блуждать по адвокатским коллегиям! Его очаровало еще и то, что Зимецкий слышать не хотел ни о каком вознаграждении, подчеркивая, что он — государственный служащий и всего лишь выполняет свой долг.
Зимецкий позвонил Качиньскому через несколько дней. Сообщил, что тщательно все проверил, и уверил старика, что тот совершает очень выгодную сделку, покупая дом в Константине. Правда, Качиньскому цена казалась завышенной, но Зимецкий сказал, что она ничем не отличается от цен, с которыми он имеет дело каждый день, оформляя нотариальные акты, а кроме того, цены земельных участков и недвижимости постоянно растут. Дальше все пошло гладко. В определенный день и час Качиньский и Новак явились в нотариальную контору к Зимецкому, который в их присутствии оформил нотариальный акт о продаже дома в Константине. Качиньский внес миллион восемьсот тысяч на счет Новака, а нотариус засвидетельствовал переход недвижимости во владение Качиньского и принял предусмотренный в таких случаях налог на торговую сделку и плату за оформление соответствующих документов. На самом же деле запись в кадастровой книге осталась прежней: Зимецкий в тот же день уничтожил оригинал нотариального акта (Новак, естественно, то же самое сделал со своей копией), осталось лишь уничтожить копию Качиньского. Новак, попрощавшись с Качиньским, не спускал с него глаз, а убедившись, что тот отправился прямо домой, в тот же день навестил его под каким-то предлогом. Новак подменил Качиньскому его таблетки, ведь из своих разговоров с ним он знал, что сильное снотворное будет для старика смертельно опасным. Впрочем, если бы не удалось подменить таблетки, Новак все равно нашел бы способ помочь Качиньскому перейти в мир иной. Ведь в этом-то и заключалась цель их плана. Когда Качиньский умер, Новак забрал копию нотариального акта и уничтожил ее. Обыскал квартиру, чтобы убедиться, что не осталось никаких следов сделки, которую теперь, после уничтожения всех документов, можно было считать никогда не происходившей. Видимо, Станислав Хамский мог и не знать об этом деле. А Новак и Зимецкий поделили деньги таким образом: Зимецкий получил полмиллиона, Новак — все остальное. Ему полагалось больше, потому что он выполнил самую неприятную часть работы, от которой зависела удача всей операции. Они не могли предвидеть, что Качиньский успел написать письмо родственникам в Соединенные Штаты, а в этом письме дать неясную, но очень важную информацию относительно планов покупки дома. Была еще бумажка, вложенная в молитвенник, — с телефоном и фамилией нотариуса Зимецкого. Новак искал у Качиньского записную книжку. Он не знал, что Качиньский ей не пользовался. Но убийце не пришло в голову, что клочок бумаги, забытый в молитвеннике, станет последним звеном в цепи доказательств.
Подробные показания по поводу убийства Качиньского Новак дал сразу после ареста.
Роман кивнул, подтверждая мои слова. Амерский перестал записывать.
— Расскажите теперь, — потребовал он, — как вы пришли к выводу, что смерть Анджея не была несчастным случаем?
— Эту историю мне особенно трудно было распутать, — признался я. — Скажу больше: если бы Анджей не был моим старым другом и если бы я не отнесся ко всей этой истории очень лично, как к делу чести, то оставил бы все идти естественным путем. Ведь не было практически никаких зацепок. Тогда, в новогоднюю ночь в горах, когда я осматривал место происшествия, отсутствие рюкзака не давало мне покоя. Ни документов, ни ключей от квартиры не было — это понятно, они были в рюкзаке и пропали вместе с ним, но где же рюкзак? В конце концов мы пришли к выводу, что Зволиньский на этот раз вышел в горы без рюкзака, а документы, ключи и другие мелочи оставил в Закопане, где остановился у кого-то на пару дней. Впрочем, не было сомнений в том, что это обычный несчастный случай в горах. Теперь я понимаю, что мы ошибались.
Как вы знаете, в Варшаву я возвратился летом этого года и вернулся на работу в прокуратуру. Ко мне попало дело об ограблении в Анине, у одного из грабителей по кличке Калапут при обыске мы нашли часы, украденные из квартиры погибшего журналиста. Калапут признался, что на квартиру Зволиньского его навел некий Доцент. Оказалось, однако, что до Калапута там уже кто-то побывал и тщательно обыскал квартиру…
— …и человек этот искал нечто совсем другое, чем Калапут, — добавил Роман.
— Ты прямо охрип от долгих речей, — заметил шеф. — Может, чаю? — спросил он таким тоном, что ясно было, что мне лучше отказаться от этого благородного предложения.
Я продолжил свой рассказ:
— У меня не было причин не верить Калапуту, а его показания стали для меня той ниточкой, с которой я начал распутывать клубок преступления. Разговор с Анной, приятельницей Анджея, убедил меня в том, что я прав. Девушка была совершенно уверена в том, что Анджей, отправляясь в горы, взял с собой рюкзак. Благодаря помощи спасателей мне удалось отыскать его. Собственно, даже не рюкзак, а то, что от него осталось, но не было никаких сомнений в том, что это именно рюкзак Анджея, и — что самое важное — рюкзак был брошен в пропасть не вместе с Анджеем.
Тут я честно признаюсь, что чуть не зарвался в своем частном расследовании. Занявшись процессом, который Анджей вел с аферистом Хробиком, я совершенно уверился в том, что Хробик мог симулировать несчастный случай, и убить таким образом Зволиньского. Впрочем, кое-какие факты, несомненно, указывали на возможность такого развития событий. Однако оказалось, что у Хробика железное алиби: в день гибели Анджея он находился в больнице и с убийством не имел ничего общего.
На настоящий след навел меня только редактор Амерский, который рассказал, что Анджей занимался делом аферистов, спекулирующих квартирами. Затем Амерский показал мне дом, куда он как-то подвез Зволиньского. Так мы добрались сначала до Станислава Хамского, а потом вышли и на Яна Новака. Тем же путем шел и Анджей год назад. Он тоже открыл ряд преступных махинаций. Я, например, уверен, что Зволиньский уже знал, что Ян Новак — это Мечислав Хамский. Знал он и о двух домах на разные фамилии, о широкомасштабных спекуляциях, которыми занималась предприимчивая семья. Он не вышел на дело Качиньского, потому что и следов тогда никаких не было. Ведь первым сигналом стало письмо от родственников из Соединенных Штатов, которое пришло совсем недавно и позволило объединить эти два дела в одно.
И что гораздо хуже, Анджей не знал важнейшего звена в этой цепи, он понятия не имел о преступной деятельности нотариуса Зимецкого.
