Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР

— Муж в мастерской, — сказала она. — Как вы сюда попали? Я не слышала звонка.

Голос у нее был надтреснутый и звучал жалобно, даже когда она говорила о вполне обычных вещах.

— Мне надо поговорить с вами, госпожа Гехт, а не с вашим мужем.

— А кто вы такой? Что вам нужно?

— У меня к вам несколько вопросов.

— Вопросов? Тогда поговорите лучше с моим мужем. Я ведь ровным счетом ничего не знаю.

Она перешла к столу, покрытому пестрой клеенкой, и начала на большой доске рубить петрушку.

— С вашим мужем я уже говорил. Он меня и направил к вам. Моя фамилия Крейцер. Я хотел бы узнать, где находится в данную минуту ваш брат Вальдемар Кривиц.

Глаза у нее широко раскрылись, она поглядела на него испуганно, словно предчувствуя несчастье.

— Владо? Зачем он вам? Вы из полиции?

Крейцер кивнул. Она выронила нож и без сил опустилась на табурет. Потом собралась с духом и, не обращая внимания на слезы, которые вдруг хлынули из ее глаз, заговорила:

— Нет, не надо! Не надо его трогать! Он ничего плохого не сделал. Не то я знала бы об этом. Он исправился, это точно. Уж я его уговаривала, уж я его уговаривала, вот он и дал мне слово. Не спорю, в свое время он наделал глупостей, по ведь нельзя же человека попрекать всю жизнь, нет, нет, нельзя и нельзя. Герман, мой муж, он тоже, как вы, он терпеть его не может и был бы рад-радехонек вышвырнуть его из дому. Но ведь у Владо на всем свете нет больше никого, и никому до него не будет дела, когда меня не станет. Жену он себе тоже никак не подыщет. Ему всю жизнь не везло. Весь мир ополчился против него…

Она всхлипнула, поднялась с табурета и яростно принялась крошить петрушку, словно эта безобидная зелень и была причиной всех ее несчастий.

— Не надо так волноваться, госпожа Гехт, — успокоительно заговорил Крейцер. — Это вредно для вашего сердца.

Она с благодарностью поглядела на него и тыльной стороной ладони смахнула слезы.

— Вы первый человек, который подумал о моем здоровье, — сказала она, смущенно улыбнувшись. — Даже как-то непривычно. А вы не могли бы мне сказать, зачем вам понадобился Владо?

— Какие у него отношения с Бруно, вашим сыном? — уклонился от ответа Крейцер.

Она печально покачала головой.

— Плохие. Очень даже плохие. Это самая великая моя забота. Муж тыркает Бруно, словно какого-то несмышленыша. У бедняги из-за этого ум за разум заходит. Владо тоже с ним не ладит, насмехается и, когда думает, что меня поблизости нет, говорит ему: «Ах ты, мой придурочек!» или «Валяй, Бруно, осваивай мотоцикл. За мотоциклистами знаешь как девки бегают!» У Бруно со вчерашнего дня все лицо в синяках. Он, хоть убей, не хочет мне ничего сказать, но я думаю, они подрались с Владо, потому что тот вконец его задразнил.

— Ну и ну! — воскликнул Крейцер. — Как же он смеет так обходиться с Бруно? Придется нам с ним поговорить и сделать ему предупреждение.

— Правильно! — Фрау Гехт была обрадована. — Поговорите, пожалуйста. Полиции они оба послушаются, а меня они всерьез не принимают, говори я хоть с утра до вечера.

— А где же найти Владо?

— В Клейнмахнове, у доктора Штерненбурга. Он писатель, такой, знаете, образованный, такой ученый! Недаром же у него докторское звание. Только в технике, как говорит Владо, беспомощен, словно дитя. Он и башмаки-то свои толком зашнуровать не может. Владо говорит…

— Хорошо, госпожа Гехт, хорошо, я с удовольствием выслушаю вас в другой раз. Адрес вы знаете?

— Нет, к сожалению. Никак не могу запомнить название улицы: у них там уж такие мудреные названия. Но ведь доктора Николаи вы, наверно, знаете, а Штерненбург живет на той же улице в соседнем доме.

— Не у него ли господин Кривиц на прошлой неделе перекапывал сад?

— У него.

— Спасибо. Тогда я знаю, где это. А Бруно у себя?

— Хотите поговорить и с ним? Он должен быть в мастерской.

— Он убежал после стычки с отцом.

— Вечно одно и то же, — запричитала фрау Гехт. — Отец чересчур сурово с ним обращается. А Бруно, когда ему стыдно, забивается, как в нору, к себе в комнату. Сейчас я его кликну.

Она повернулась к двери, но Крейцер задержал ее.

— Если позволите, — сказал он, — я сам к нему поднимусь. Перед обедом у вас, наверно, полно дел на кухне.

— Да, — сказала она. — Спасибо вам большое. Вверх по лестнице, дверь направо. Спасибо.

— Не за что, госпожа Гехт, — ответил Крейцер и добавил: — Обещаю вам, что мы позаботимся о Бруно. Он снова станет толковым пареньком, когда избавится от вредных воздействий.

Фрау Гехт кивнула, и Крейцеру почудилось, что на лице ее мелькнуло выражение благодарности и умиротворения. Он повернулся и вышел из кухни, где на занавесках были вышиты изречения, где был ослепительно чистый пол и стопка пестрых брошюрок роман-газеты на полке над обеденным столом.

30

Вот уже несколько минут служебная машина стояла за живой изгородью гехтовского сада. Через кухонное окно Крейцер видел, когда она подъехала, и поспешил к ней, не притворив за собой дверь.

Арнольд сидел рядом с шофером. Когда Крейцер приблизился, Арнольд вылез из машины, бросил сигарету на дорожку и растер ее каблуком.

— Вы были правы, — сказал он, — все прошло как по-писаному. В пункте проката семь раз брали темно-синюю «яву», каждый раз на два дня. Они там ведут строгий учет клиентов, хотя бы ради страховки. Я выписал все даты, так вот, две из них, в июле и сентябре, совпадают с появлением аферистов у Ленкейта и Кранепуля. Хотите посмотреть? — Арнольд протянул в открытое окно машины руку за своим портфелем.

— Нет, спасибо. Это от нас не уйдет. Пойдемте лучше поговорим с Бруно.

Они вошли в дом. Комната у Бруно была узкая и тесная, скупо обставленная самым необходимым: всей мебели — старый обшарпанный шкаф, стол, два нескладных стула и кровать. Левая стена была образована скосом крыши; сквозь стекло люка под самым потолком в комнату пробивался мутный свет.

Воздух был спертый и затхлый, и во всей комнате — ни единой картинки, ни единой книжки, ничего задушевного, своего. Все выглядело голо, безлично, и, не будь стены комнаты оклеены отставшими во многих местах обоями с изображениями разных сценок из «Макса и Морица», ее можно было бы сравнить с тюремной камерой.

Бруно лежал на кровати, зарывшись лицом в подушку. Он вскочил на скрип открываемой двери, бессмысленно уставился на вошедших, потом вдруг закрыл лицо руками и закричал:

— Нет! Прочь! Я не хочу! Не хочу вас видеть! Вообще никого…

Голос его прервался рыданиями. Он снова упал лицом в подушку.

Крейцер взял стул, придвинул его к кровати и сел.

— Бруно, — начал он спокойным и дружелюбным тоном. — Возьмите себя в руки. Вы ведь взрослый человек. Скажите, кто вам подбил глаз?

Молчание. Бруно катался по кровати, спрятав голову в сгиб руки. Плечи его вздрагивали.

— Бруно! Кто это сделал? Ваш отец? — Крейцер успокоительно положил ладонь ему на плечо.

Бруно взвился, словно его укусил скорпион, потом забился в угол спиной к стене. В глазах его сверкнул панический страх.

— Не трогайте меня! — хрипел он. — Больше не дамся! Я не позволю себя бить. Все топчут меня, все считают меня идиотом, мальчиком для побоев, ничтожеством. Вкалывать я должен не меньше других, а вот деньги… не-е, насчет денег и не заикайся! Все надо мной насмехаются, девушки и те… «Бруно?! Ну, у него же не все дома, он же придурок!» Да, да, я придурок, отец твердит это с утра до вечера. Придурок, придурок, придурок! — подтянув колени к животу, он принялся барабанить по ним кулаками.

— Бруно! За что вас избили вчера?

— Отстаньте от меня, — прошипел он и вдруг прыжком слетел с постели.

Арнольд загородил было дверь, но Крейцер дал ему знак не вмешиваться.

Бруно сновал по комнате, лицо парня было искажено гримасой; грязь на лице размазана слюной и слезами.

— Перестаньте кривляться, — сказал Крейцер, повысив голос. — Расскажите нам про себя, но только правду. А уж тогда мы будем знать, что делать дальше.

— Перестаньте терзать меня, проклятые псы! — взвизгнул Бруно и, как подрубленный, рухнул на пол. — Ладно, признаюсь. Ну, я спер машинку с Першкиной дачи. И аппарат тоже. Муньо всегда надо мной измывался, а тут как-то вечером втихаря притащил два чемодана. Я как раз сидел на яблоне, я его видел. Что-то тут не так, подумал я и, как он ушел, залез в ихнюю дачу. Нашел чемоданы, вынул оттуда машинку и аппарат. У него там еще навалом оставалось, а я тоже хочу хоть когда пожить по-человечески. Машинку у меня этот гад отобрал, а вот аппарат я спрятал, про аппарат он ничего не знает. — Бруно опять вскочил и закатился пронзительным смехом. — Эту штучку обратим в наличность, вам понятно? В звонкую монету! Хватит сидеть на мели! Пора пожить по-человечески! Чтоб выпивка, девки — все как у людей. Зарубите себе на носу, Бруно вам больше не нищий побирушка! Дайте срок, и у меня в кармане забренчат монеты! Справлю новые шмотки! Заведу шикарный мотор! Я аравийский шейх! Я нефтяной король! — Он захихикал, довольный.