Марио Пьюзо - Пусть умирают дураки
Я увидел, что глаза ее, обычно золотисто-карие, стали почти черными от гнева.
— Не вздумай, сукин сын, когда-нибудь вот так отделаться и от меня!
— Обещаю, — сказал я. — Но ведь ты все время говоришь мне, что не доживешь и до сорока? Что израсходуешь себя раньше?
Она часто пичкала меня подобной ересью. Ей нравилось драматизировать свою жизнь.
— Это не твоего ума дело, — ответила она. — К тому времени мы уже не будем с тобой даже разговаривать.
Я вышел из кинотеатра и начал долгий путь обратно в Занаду. Я шел долго. Проходя отель за отелем, я шел от самого конца Стрипа, сквозь водопады неоновых огней в сторону темнеющих гор, стоящих на страже у самой верхней точки Стрипа. И я думал про Дженел. Я обещал ей, что, если буду писать про нас, то никогда не выведу ее как побежденную, или достойную жалости или даже оплакивания. Она потребовала, чтобы я дал ей это обещание, и я так и сделал, все в шутку, конечно.
Но в жизни все по-другому, нежели в наших головах. Она не пожелала оставаться где-то на краю моего сознания, как это скромно сделали Арти, и Осано, и Маломар. Волшебство мое потеряло силу.
Потому что к тому времени, когда я увидел ее на экране — настолько полную жизни и страсти, что даже снова влюбился в нее — ее уже не было среди живых.
Дженел готовясь к новогоднему вечеру, делала себе макияж, очень медленно и тщательно. Поворачивая увеличивающее зеркало, она наносила тени на веки. В верхней части зеркала отражалась комната за ее спиной. В квартире был настоящий кавардак: лежащая где попало одежда, туфли, не убранные на место, невымытые тарелки на столе, незаправленная кровать. Придется встретить Джоела на пороге, а в квартиру даже не впускать. «Человек с роллс-ройсом», Мерлин так его называл. Она спала с Джоелом время от времени, не слишком часто, и сегодня, она знала, ей тоже придется спать с ним. Все-таки это канун Нового Года. Она уже приняла ванну, надушилась и воспользовалась вагинальным дезодорантом. Она была готова. Она подумала о Мерлине, о том, позвонит он ей или нет. Уже два года он не звонил ей, но вдруг он это сделает сегодня или завтра? Ночью, она знала, он не станет звонить. Минуту она размышляла, не сделать ли это самой, но ведь он сразу запаникует, трус этакий. Он всегда так боялся разрушить свою семейную жизнь. Эту говняную конструкцию, которую он выстроил за все эти годы, используя Дженел, как подпорку. Но она, в общем-то не скучала по нему. Она знала, что на себя прошлого он глядит с презрением за то, что был влюблен, а она на их совместные годы — с радостью и без сожаления. Для нее не имело никакого значения то, что они так жестоко ранили друг друга. Она уже давно все простила ему. Он — не простил, и она это тоже знала. Как и то, что, по его мнению, он потерял частичку самого себя. Но она знала, что ни он, ни она ничего не потеряли.
Дженел закончила накладывать грим. Она чувствовала себя усталой, и у нее болела голова. И она ощущала подавленность, но так всегда бывало накануне Нового Года. Из-за того, что прошел еще один год, что она состарилась еще на год, а о старости она думала с содроганием. Ей захотелось позвонить Элис, которая проводила новогодние праздники с матерью и отцом в Сан-Франциско. Беспорядок, устроенный Дженел, привел бы Элис в ужас, но она знала, что Элис прибрала бы все, ни словом не упрекнув ее. Она улыбнулась, вспомнив слова Мерлина о том, что она эксплуатирует своих любовниц с такой жестокостью, на которую отважился бы только самый оголтелый муж-шовинист. Теперь ей было ясно, что в какой-то степени это правда. Из ящичка трельяжа она достала рубиновые сережки, самый первый подарок Мерлина, — и надела их. Они замечательно смотрелись на ней. Она их обожала.
Позвонили в дверь, и она пошла открывать. Она впустила Джоела в квартиру, не заботясь о том, как он будет реагировать на кавардак. Голова разболелась еще сильнее, и она пошла в ванную, чтобы принять таблетку перкодана.
Джоел был любезен и обворожителен, как всегда. Он открыл для нее дверцу машины и, обойдя ее, сел за руль. Дженел подумала о Мерлине. Он всегда забывал это делать, а когда вспоминал, вид у него был трогательно-смущенный. В конце концов она сказала ему, чтоб он не мучился и забыл об этом: она решила соответствовать образу красавицы-южанки.
Это была обычная новогодняя вечеринка в огромном, переполненном гостями доме. На автомобильной стоянке одетые в красные куртки слуги перебрасывали реплики через шикарные мерседесы, роллс-ройсы, бентли и порше. Многих присутствующих Дженел знала. Гости флиртовали друг с другом, обсуждали знакомых, а Дженел шутила, что дала себе под Новый Год обещание оставаться чистой и непорочной по крайней мере первый месяц нового года.
Приближалась полночь. Дженел чувствовала себя все более подавленной, и Джоел это заметил. Он повел ее в одну из спален и дал ей порцию кокаина. Она тут же почувствовала прилив сил, и настроение сразу улучшилось. Пробило полночь, все пили шампанское, целовались и продолжали веселиться. Внезапно к ней вернулась головная боль. Такой сильной головной боли она не могла припомнить, ей хотелось сейчас только одного — добраться до дома. Отыскав Джоела, она сказала ему, что заболела. Взглянув на ее лицо, он понял, что это действительно так.
— Это просто головная боль, — сказала Дженел. — Я буду в порядке. Просто отвези меня домой.
Джоел довез ее до дома и хотел зайти к ней. Она знала, что ему хотелось остаться на ночь в надежде, что голова пройдет, а завтра он по крайней мере провел бы день вместе с ней в постели. Но она чувствовала себя по-настоящему скверно. Поцеловав его, она сказала:
— Пожалуйста, не заходи ко мне. Мне правда жаль тебя разочаровывать, но я себя чувствую отвратительно. Просто отвратительно.
Джоела это убедило, и она почувствовала облегчение.
— Может быть, вызвать тебе врача?
Но она сказала, что не стоит, что просто примет таблетки, и все будет о’кей.
Она проследила, чтобы Джоел все-таки каким-то образом не остался у нее, и тогда заперла дверь. И сразу же прошла в ванную и приняла еще перкодана, потом, намочив полотенце, повязала его вокруг головы на манер тюрбана. Она была на пути в спальню, как раз проходила в дверь, когда почувствовала жестокий удар, обрушившийся на затылок. Это чуть не свалило ее наземь. Сначала у нее мелькнула мысль, что это какой-то злоумышленник, затаившийся в квартире, напал на нее, а потом она подумала, что стукнулась обо что-то, торчащее из стены. Еще один сокрушительный удар бросил ее на колени. Теперь она поняла, что с ней происходит что-то ужасное. С трудом она подползла к телефону, стоящему возле кровати, и, напрягая зрение, все же прочитала номер телефона на красной наклейке. Это Элис записала его, когда у них гостил ее сын, просто на всякий случай. Дженел набрала номер, и ей ответил женский голос.
Она сказала в трубку:
— Мне плохо. Не знаю, что со мной происходит, но мне очень плохо.
И, назвав свой адрес и имя, просто выпустила трубку из рук. Ей удалось добраться до кровати, и, к своему удивлению, она неожиданно почувствовала себя лучше. Она уже почти жалела, что вызвала врача, ничего особенно серьезного с ней не было. И тут новый страшный удар сотряс ее тело. Поле зрения сузилось, сфокусировавшись в единственное круглое пятно. Снова она испытала изумление, не в силах поверить, что это происходит именно с ней. Зрение отказывало ей, она едва видела очертания предметов в комнате. Вспомнив, что Джоел давал ей кокаин, и что он все еще находится у неё в сумочке, она, пошатываясь, побрела в гостиную, чтобы избавиться от него. Но посредине гостиной ее настиг еще один ужасный удар. Сфинктер прямой кишки расслабился, и, сквозь пелену спутанных мыслей, почти теряя сознание, она почувствовала, что обделалась. С неимоверными усилиями она сняла трусики, вытерла ими пол и зашвырнула под диван. Вдруг она вспомнила про серьги, которые были на ней, она не хотела, чтобы кто-нибудь украл ее серьги. Ей показалось, что прошло очень много времени, пока она снимала их, и она, держась за стены, добралась до кухни и забросила их на шкафчик, как можно дальше, где было пыльно и где никто никогда и не подумает их искать.
Когда приехала «скорая», она все еще находилась в сознании, и вроде бы они осматривали ее, и один из фельдшеров заглянул в ее сумочку и нашел кокаин. Они решили, что она передозировала наркотик. Один из них все спрашивал у нее:
— Сколько вы приняли сегодня наркотиков?
Но она с вызовом отвечала:
— Нисколько.
А фельдшер сказал:
— Да бросьте вы, мы ведь пытаемся спасти вам жизнь.
И именно эти слова и спасли Дженел. Она вошла в одну из своих старых ролей, произнеся фразу, которую всегда говорила, чтобы поиздеваться над чем-то, имеющим ценность для других людей.
Она сказала: «Ах, пожалуйста!» С такими надменными интонациями, будто спасение собственной жизни ее занимало меньше всего, о чем, по сути, даже и говорить не стоило.
