Дело сибирского душегуба - Валерий Георгиевич Шарапов
— Ритка, дура, ты что, спятила? — прохрипел злоумышленник.
Неясное чувство заставило остановиться. Голос был знакомый, а я, кажется, оконфузилась. Помялась, вернулась к проему и включила свет в гостиной. Поражение было точным, светильник угодил Малееву в голову. Разбились подвески, лопнули лампочки. На лбу у Малеева набухала роскошная царапина. Он стряхивал с кофты осколки стекла, но напрасно — стекло вцепилось в шерсть, он только ранил пальцы.
— Это кто тут дура? — не поняла я. — Крадешься, как тать в ночи, а я виновата? Меня из-за тебя чуть кондратий не хватил! Малеев, объясни, какого рожна тебе надо в моей квартире в два часа ночи? В постель ко мне решил прыгнуть? Елкина уже не котируется? И давай сюда ключи, иначе замки поменяю!
Мой бывший имел несчастный вид, даже жалость взяла. И напрасно, своим «эффектным» появлением он просто разорвал мою нервную систему!
— Ритусь, прости, хреново мне, — начал плакаться Малеев. — Пусти обратно, я больше не буду…
Детский сад, да и только! Я рассмеялась демоническим смехом.
— Малеев, все кончено! Будь мужиком, прими эту чертову реальность! Ты трахался с бабой в нашей постели, будучи уверен, что я на работе. И предлагаешь тебя простить? Поимей мужество, Малеев, не ной, что бес попутал, жить негде. Забирай свои вещи и катись к Елкиной. Уверен, она тебя приютит. Но знаешь, баба не дура, понимает, что если ты со мной так поступил, то и с ней так же поступишь. Уходи, Малеев, будь человеком, — взмолилась я. — Мне и без тебя тошно. В понедельник придешь, заберешь свои вещи.
— Может, хоть покормишь? — сник этот несчастный. — Светка готовить не умеет. Ты тоже не повар, но хотя бы не травишь. Да и нет ее, к матери в больницу на ночь умотала. У нас рыбка в морозилке есть, я знаю. Там немного, но мне хватит, быстро пожарю…
— Блистательно, Малеев, — восхитилась я. — И рыбку съесть, и на елку влезть. Может, тебе еще и рюмочку налить? Ладно, горе луковое, жарь свою рыбу, но, чур, не засиживаться, спать пора. Поел — и отвали, моя черешня.
Я сметала с пола осколки, украдкой посмеиваясь, а Малеев колдовал на кухне. Гремели шкафы, шипело масло на сковородке. Светильник свой срок завершил ударно — аж железо погнулось.
— Милая, посиди со мной, — жалобно протянул Малеев. — Давай поговорим, не уходи…
Он давился своей камбалой, а я сидела на пионерском расстоянии, скрестив руки на груди, и выражала полное презрение. Где же раньше была моя проницательность? Все отдала работе, не видела, что происходит под носом. Витька, подлец, променял меня на Елкину, а теперь с такой же легкостью готов поменяться обратно. А Светка дура, свято верит, что у них все будет, как в сказке. Малеев жадно ел, поглядывая на меня со щенячьей преданностью. «Сейчас насытится и будет окучивать», — подумала я. Смотрела на него и еле сдерживала улыбку. «Витя Малеев в школе и дома», блин. Была в пятидесятые годы популярная книжка Николая Носова, посвященная бытию обычного советского школьника. Местами забавная, местами нравоучительная. Но написанная талантливо. Совпадение было стопроцентным. Над Малеевым ржали, ехидно спрашивали, поделился ли писатель с ним авторским гонораром. Впрочем, Витька мог за себя постоять, рука у него была тяжелая. Но все равно у него за спиной хихикали. Та история давно забылась. Из школьного хулигана выросло что-то непутевое, хотя и обладающее высшим образованием.
— Ладно, я виноват, — Малеев закончил трапезу и сыто срыгнул. — Глупо не признать свою вину. Но ведь и ты, Ритуля, не ангелок на этажерке. Давай вспомним, сколько раз за последний год…
Он говорил, распалялся, приводил доводы в свою пользу — смешные, но с видимостью логики. Я тоже начала распаляться, собралась ударить контраргументами. Ну все, держите меня семеро. Но затем передумала. Зачем? Сколько можно себя растрачивать? Малееву ничего не докажешь, мужик всегда прав.
— В общем, давай обо всем забудем, — миролюбиво предложил Малеев. — И начнем все заново, с чистого листа.
— Согласна, — сказала я. И быстро добавила, чтобы он не раскатывал губу, — но только с первой частью твоей декларации. Давай обо всем забудем, Малеев. Шесть лет — это много, но сделаем вид, что их не было. Знаешь, дорогой, — я немного помялась, — ведь дело даже не в том, что ты мне изменил в нашей супружеской кровати.
— А в чем? — физиономия Малеева вытянулась от удивления.
— А в том, что я ничего не почувствовала, — объяснила я. — Ни горя, ни потрясения, ни даже злости. А ведь ты ложе наше испоганил, белье пришлось выбросить. Вот смотрела я на вас, совокупляющихся — и хоть бы что, представляешь? Нормальная баба бросилась бы с кулаками, за нож бы схватилась — а мне вот совершенно было фиолетово. Так, немного удивилась, не более того. Понимаешь, к чему клоню?
— Не понимаю… — Малеев было воспрянул, а теперь опять начал скисать.
— Не осталось к тебе ничего, Малеев, — популярно объяснила я. — То есть вообще ничего, пустота. А это самое страшное. Поэтому давай вести себя как нормальные люди. Мой посуду и вытряхивайся из моей квартиры. Из МОЕЙ — понимаешь смысл слова? На машину тоже не облизывайся, да и водить все равно не умеешь. И давай без сцен. Ты же не в тюрьму уходишь, Елкина нормальная баба… если присмотреться. И без воплей, не багровей. Посмотри на меня внимательно. Представь, что такое тротиловый эквивалент. Угроза позвонить моим коллегам остается в силе. А они очень не любят, когда их будят посреди ночи…
Он в итоге убрался, а я уснула. Пробудилась утром и пропела славу господу: спасибо, Господи, что сегодня снова выходной! Свернулась в позе эмбриона и провалилась в сон. А когда очнулась, можно было уже и не вставать. Выходной заканчивался. Потрясающе! В голове царила муть, мысли не клеились. Малеев своими
