Фридрих Незнанский - Звонок другу
— И не собираюсь! Все у нас должно быть хорошо! Целую! Завтра утром позвоню.
Она вернулась на кухню. Скотников стоял у окна, глядя во двор. Аня подошла к нему.
Внизу в свете фонаря был виден мужчина. Он стоял возле серебристой «ауди» и махал рукой. Толя махнул в ответ.
— Это он тебе?
— Ну да. Это мой водитель.
— Возле «ауди»? Это твоя, что ли?
— И машина моя, естественно.
— Ну ты даешь! Просто спектакль какой-то.
— Ну почему спектакль? — раздраженно произнес Скотников. — «Ауди» взял в долг. Она не новая, но в хорошем состоянии. Я за нее уже практически расплатился. А водитель?.. Просто этот мужик живет в нашем доме. И вечерами у меня иногда подрабатывает. Предполагалось, что мы с тобой выпьем, вот я его и подрядил. Допрос закончен?
— Извини. Столько в тебе перемен, не сразу привыкнешь. Да и день у меня нынче тяжелый выдался.
Толя прижал ее к груди, погладил каштановые волосы.
— Мы все преодолеем! Главное, доверься мне! Я сделаю все, чтобы решить твои проблемы. Мы с тобой одной крови, да? Помнишь? Ты — Багира, я — Маугли. Хороший был спектакль! Пользовался успехом. Ну, ладно, Лавруша, мне пора. У меня еще звонки сегодня деловые. Спасибо за классный подарок, за приют и ласку. Я побежал.
Он отстранился, и сразу приобрел сосредоточенный, деловой вид. Словно это не охламонистый Скотников стоял перед нею, а его клон. Скотников-штрих, скажем. Образцовый бизнесмен, семьянин и христианин.
— Прощай, дорогая!
— Так ты обо мне поговоришь? — забеспокоилась Аня.
— Поговорю, раз обещал. Пиши резюме. Но не тяни. Я человек занятой, каждый день тратить…
— На подругу юности не можешь, — закончила Аня.
— Ты не обижайся, но действительно…
— Да я не обижаюсь. Мое резюме будет готово завтра.
— Прекрасно! Вот это деловой разговор! Завтра созвонимся!
…Едва Скотников сел в машину, водитель обрушился на него потоком брани.
— Говорил на полчаса, только лекарство сестре отдать, а сам… Нахал ты, Толян. Я уже полтора парюсь. Между прочим, скоро полночь. Это уже другая такса пошла.
— Ладно, Гриня. Не злись! Она у меня женщина одинокая. А тут еще сердце у нее прихватило. Не мог же я ее одну оставить. Пришлось ждать, когда приступ пройдет.
— С тебя сверхурочные.
— Да ладно, договоримся. Гуся тебе спиртику обещала. Вот это и будет за сверхурочные.
Гриша обиженно молчал. Он рассчитывал на деньги. Но этот скряга Толян за лишнюю копейку удавится.
Скотников тоже не поддерживал разговор, думая о своем.
Все-таки удивительно: он искренне был рад видеть Аньку — и совершенно осознанно и обдуманно окучивал ее. Как славно подвернулась мамина операция! Это как раз то, что называется подходящим моментом! И доверие к нему присутствует на все сто! Это второй плюс. И хорошо, что она одна! И как славно он применил «принцип неваляшки» — заинтересовал девушку, а потом как бы и закрыл тему. Анька и задергалась — поговори, мол, обо мне. Как это приятно, оказывается, — облепить человека паутиной и тащить его туда, куда нужно именно тебе, а не ему. Какая упоительная штука — власть над чувствами и волей другого! И как правильно все построено! Делай так, как учат на семинарах, — и все будет путем!
Лишь бы Анька не сорвалась с крючка! Но вроде не должна…
А хороший подарок она ему сделала! Классная трубка! Правда, Третьякова рекомендует всем, кто курит, бросить — это нынче в деловых кругах непопулярно. Но то сигареты, а это трубка! Две большие разницы!
Скотников все прокручивал в голове процесс окучивания Лавровой. Один прокол он все же допустил. Сказал про Нережко — будто тот тоже в бизнесе. А Виктор пока и не звонил. Позвонить, что ли, самому? Как бы просто поболтать… Сегодня уже поздно, а завтра нужно будет позвонить!
Но неожиданно запиликал его собственный телефон. Несмотря на поздний час, звонил Виктор Нережко.
Глава 12
КОММУНАЛКА
Нережко возвращался домой, останавливаясь возле каждой витрины, задерживаясь у каждого киоска. Это он, который всего месяц назад спешил к своей Галочке как юный влюбленный. Грех говорить, но родная дочь сделала его супружескую жизнь невыносимой. И что бы, кажется, не уехать ей после сдачи экзаменов в Ростов, к матери? До начала учебного года. Дать Гале время свыкнуться с ситуацией, с новой реальностью. Так нет! Осталась! Как будто всем назло! Шляется без дела в общагу, сидит в квартире, зыркая злобными глазами. Мешает заниматься Галиному сыну, Павлику, у которого проблемы с алгеброй. Нужно переписывать годовую контрольную. Галя злится от этого еще больше. И он, Виктор, ничего не может сделать. Он чувствует себя виноватым и перед женой, и перед дочерью, и перед Павликом. Живешь, как будто горб на спине носишь, думал он, открывая дверь парадного.
Еще на лестнице он услышал звуки музыки, вернее, оголтелого рева, рвущегося из его квартиры. В комнате, которую делили Павлик и Надя, надрывалась магнитола. Павлик сидел на кухне, за покрытым клеенкой столом, заваленным учебниками.
— Привет! Ты что здесь расположился?
— Здрасте, дядя Витя. А где мне? Надя музыку врубила, попробуй там заниматься… А мне послезавтра контрольную переписывать. Опять завалю, — буркнул он.
Виктор прошел в комнату.
— Надя!
Дочь сидела спиной к двери. Пахло маникюрным лаком.
— Надежда!
Опять никакой реакции. Виктор выдернул шнур из розетки. Дочь обернулась. Глаза ее злобно блестели.
— Что?! Ты чего выключил? Я же слушаю.
Пальцы с ярким лаком торчали в стороны.
— Ты мне пальцы-то не разводи, как бандюган! С тобой отец разговаривает!
— Я и не развожу! Я маникюр делала. Ты что орешь-то на меня?
— Так ты иначе ничего не слышишь! У тебя здесь козел какой-то на всю квартиру мяучит!
— Это не козел, это Лагутенко!
— Мне плевать, кто он! Почему Павлик на кухне занимается? Сейчас Галя придет, что она скажет?
— А мне плевать, что Галя скажет! Ты ее спроси, она мне поесть оставила что-нибудь?
— В смысле?
— В конкретном! Павлику суп в ковшике, на сковородочке кашка гречневая с котлеткой. А мне? Я из училища пришла, в холодильнике пусто, на плите пусто.
— Макароны бы сварила, картошки бы поджарила. Не маленькая!
— Ага! Я уже как-то варила. Она потом неделю зудела, что макарон не напасешься! Она меня голодом уморить хочет!
— Что ты несешь? Как тебе не стыдно?
— А тебе не стыдно, что твою дочь голодом морят? Она за своего сына загрызет кого хочешь, а ты за родную дочь…
Дверь в комнату отворилась. На пороге стояла Галя.
— Галочка? А мы и не слышали, как ты вошла… — заискивающе произнес Виктор.
— Зато я все слышала, — ледяным тоном произнесла Галя. — Почему Павлик сидит на кухне?
— Ему там удобнее, наверное. К еде поближе, — сверля мачеху ненавидящим взглядом, ответила Надя.
— Это кто же тебя голодом морит? В морозилке пельмени лежат.
— Ага, кому-то котлетки домашние, а кому-то пельмени из котят?
— Твоя мать на тебя ни копейки не высылает. Высылала бы, всем бы на котлеты хватало!
— Моя мама меня вырастила одна, без папочки!
— Надя! Ну что ты? Я же всегда алименты… И приезжал, и подарки…
— Подавись ты своими подарками! Вечно все на размер меньше или то, что уже не носит никто. Лишь бы птичку себе поставить, какой я хороший папа!
— Вот! Ты видишь? Ты видишь, как она ее воспитала? Она ведь не только меня, она и тебя ненавидит!
— Галочка! Не нервничай!
— Не нервничай? Да я скоро с ума сойду!
Жена выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Виктор кинулся за ней. Надя уставилась в окно, глотая слезы.
Нережко помогал жене разгружать пакеты.
— Вот, курица — девяносто пять рублей. Сосиски на пятьдесят. Овощи — еще полтинник. Масло, чай, сахар, кофе, печенье. За квартиру заплатила, телефон. Одних счетов междугородных на две сотни. Это она мамочке своей названивает, жалуется. Вот, колготки купила — это все, что я могу себе позволить, — голос ее зазвенел.
— Так купи еще! Купи, Галочка!
— На что? На что купить? Почти вся твоя зарплата ушла, а еще неделя до моей. Мало того, что все на своем горбу принесла… — она принялась чистить картошку. — Вот, жаришь, паришь, стираешь и ни слова благодарности. Правильно мне мать говорила, хочешь горя, выходи за мужика с ребенком. Мачеха всегда плохая будет, что бы ни делала, как бы ни старалась…
— То-то вы, тетя Галя, исстарались вся! — послышался из передней злобный голос Надежды.
— Уйми ее! — взвизгнула Галя.
Виктор кинулся в прихожую.
Надя пыталась надеть куртку и все никак не попадала в рукав.
— Ты куда?
— В общежитие, на день рождения.
— А ужин? Подожди, сейчас ужинать будем.
— Обойдусь. Добрые люди покормят.
