Игорь Блинов - Ворона летает по геодезической
Глава девятая
Черный плащ
В подсобке Ермолаев нашел замызганный халат, затем сунул руки в груду использованной ветоши, провел замасленной рукой по щеке и посмотрел на себя в зеркало. «Хм, неплохо, — с удовлетворением констатировал он. — Вот только прическа модельная не катит, разлохматить, что ли, или кепку надеть?..» Кепки не оказалось, зато на гвоздике обнаружился отличный видавший виды темно-зеленый берет.
У станка трудился рабочий пенсионного возраста.
— Шеф, бригадира не видал? — развязно обратился к нему Ермолаев.
Тот молча продолжал вытачивать деталь.
— Бригадира, говорю, не видал? — сложив ладони рупором, повторил Ермолаев.
Молчание. Ермолаев терпеливо ждал.
— Откуда ты такой приплыл? — посмотрел рабочий поверх очков.
— Да из экспериментального. Ну, а бригадира…
— Какого еще экспериментального? Сколько здесь работаю, о таком не слыхал.
— Так ведь секретность.
— А-а-а. И чего тебе надо?
— Бригадира.
— Зачем тебе бригадир?
— Все тебе скажи…
— Ну я бригадир, — рабочий остановил станок, снял деталь и приложил штангенциркуль.
— Хе, а где ж твоя бригада? — Ермолаев оглянулся по сторонам.
— Была, да вся вышла. Текучка у нас, понятно?
— Понятно, — Ермолаев еще раз оглянулся и понизил голос. — Одну фигулину надо сделать, возьмешься?
Он показал чертеж. Рабочий посмотрел и крякнул, покачав головой.
— А что, — наивно произнес Ермолаев. — Был ведь такой заказ. Помнишь, парень такой, кавказец вроде, приходил?
— Ну, было дело. Ладно, пять тышш. Задаток — тышша.
— Заметано, — Ермолаев не скрывал своей радости от очередной удачи. — Значит, так. Задаток завтра один пацан принесет. Как сделаешь, отнесешь и там получишь капусту.
— Куда относить-то?
— Как в тот раз. Куда ты тогда относил?
Рабочий не ответил и внимательно посмотрел на Ермолаева.
— Что, шеф, не узнал? — подмигнул ему Ермолаев.
— Узнал, узнал. Мудришь ты что-то, паря. Давай напрямки.
— Можно и напрямки. Мы — фирма, кооператив то есть, делаем агрегаты, типа самогонного аппарата, только для абсента — напиток такой из полыни, слыхал?
— Слышал.
— Ну так вот, — продолжил Ермолаев. — А меня недавно приняли, так я этого абсента дегустировал, ну и смутно помню, куда относить, а сказать начальнику не могу — уволит потому что, за раздолбайство, а я это место давно искал. Вот.
— Как говорится, дело ясное, что дело темное.
— Так ты уж не подводи меня, скажи адрес, я и отнесу, если сам не хочешь.
Работяга еще раз взглянул на чертеж.
— Ладно, мое дело сторона. Общагу горного знаешь? — спросил он.
— Это серая, кирпичная? Да-да-да…
— На втором этаже торговцы живут, там спросишь. А ко мне в пятницу приходи, к концу смены.
— Заметано.
— А ты не из милиции, случайно? — без всякой хитрецы спросил рабочий.
— Нет! — категорично ответил Ермолаев. — А ты правда мастер?
Рабочий хмыкнул и показал блестящий металлический кружок:
— Хромированный рубль когда-нибудь видел?
— Ого! — искренне восхитился Ермолаев. — А позолоченного нет?
— Никелированный есть, — и мастер достал из отвисшего кармана второй раритет.
— Да он это, как пить дать, больше некому! Тем более раз больше в общаге никого нет. После шмона все разъехались, только студенты остались, говорю же. Расколем, куда денется. Участие в хищении радиоактивного вещества… — Мещеряков как клещами уцепился за версию насчет Абашидзе и уже час рьяно убеждал Ермолаева форсировать события, не особо озадачиваясь пунктами процессуального кодекса.
— И заодно убийца?
— А что? Это тип прожженный, я печенкой чую.
— Все может быть, — согласился Ермолаев. — Если он просто устранял свидетелей.
— Конечно. Девчонки что-то узнали, вот он их и прикончил, а сделал так, вроде маньяк был, чтобы следствие запутать.
В день занятий секции Мещеряков без проблем проник в раздевалку спортзала, нашарил ключи в сумке у Абашидзе и вдавил с двух сторон в брусочек мастики, чтобы сделать дубликат.
…Ермолаев с удовлетворением прислушался к мертвой тишине на лестничной клетке, повернул ключ и вошел, оставив Мещерякова у дверей. В прихожей — чеканка на стенах соседствует с плакатом Вахтанга Кикабидзе, новенькая хрустящая ковровая дорожка ведет в гостиную. А вот и комнатка Абашидзе-младшего. Обычный интерьер молодого человека. На письменном столе — магнитофон и груда кассет. Кажется, здесь ничего. В верхнем ящике стола обнаружилась папка с рисунками. Какие-то рыцари, рогатые черти, грудастые красотки… Диссонансом смотрелось довольно реалистичное изображение девушки в наушниках перед клавиатурой, с надписью «Саня Хвост». Стоп! На щите старательно нарисованного кавказского воина был изображен орел, такой же, как и на брошке. «Негусто, но вполне достаточно», — подытожил Ермолаев.
— В двадцать два часа он вышел из техникума, не один, с мочалкой, — рассказывал Мещеряков. — Кто такая, пока не выяснил, но думаю, к делу не относится. Так… Проводил до дому, а потом пошел вот сюда, — милиционер ткнул в карту, — тут я его потерял.
— Как же так…
— Не знаю. Как сквозь землю провалился.
— Постой-постой, — Ермолаев склонился над картой. — Вот тут Царева живет.
— Вы думаете, пошел ее выслеживать?
— Вполне возможно. По крайней мере, медлить нельзя, а то будем на шаг отставать, а это чревато. Сегодня после десяти вечера понаблюдай-ка лучше за ее домом. Что-то мне подсказывает — он придет. Я Царевой скажу, чтобы никуда не выходила, а на телефон пусть отвечает. В эти дни были подозрительные звонки — весьма вероятно, что этот гад усиленно зондирует почву…
Вечером Мещеряков засел на крыше, где до темноты предавался невыносимой скуке — дом будто вымер, не было ни входящих, ни выходящих. В двадцать три пятьдесят он отправился восвояси.
Ровно в полночь в дом вошел некто, одетый в совершенно антикварный плащ-крылатку черного цвета. Он неслышно приблизился к одной из квартир на втором этаже, когда из-за соседней двери раздался собачий лай.
Вика еще не спала. Она подошла к двери и смогла в промежутке между лаем уловить стук удаляющихся шагов. Мысль работала четко — если это преступник, она может выследить его или хотя бы успеть разглядеть издали. В азарте, позабыв всякий страх, даже не обувшись, девушка выскочила на улицу. Там было пустынно. А если он там, в подъезде, под лестницей? Вика в нерешительности остановилась.
«У, собака, шайтан…» — он выбежал во двор и спрятался за мусорным контейнером. Пожалуй, совершил ошибку, придя так поздно. А может, рискнуть еще? Нет, лучше днем. Он выглянул и обомлел — да вот же она, стоит спиной и медленно открывает дверь в подъезд. Он нащупал в кармане шнур.
Как только Вика потянула ручку на себя, дверь широко распахнулась, и оттуда кубарем, чуть не сбив девушку с ног, выкатился ее сосед, пьяница Прохоренко, с огромной дворняжкой Найдой на поводке. Вика еще никогда не была им так рада.
— Э-э-э, Вика, а что ты босиком-то?
— А, так… Здравствуйте, Виктор Иванович. Гребешок из окна выронила. Здравствуй, Найдочка! — девушка обняла собаку и потерлась щекой о сухой и холодный собачий нос.
— Нашла гребешок-то? — сосед подозрительно косился на ее карманы.
— А, нет, не успела, — Вике стало весело. — Стибрили.
— Ах ты, паскуды — вот народ пошел, мать твою, извиняюсь… Давай, Найда, делай свои дела. Лаять начала, — пояснил Прохоренко, — я думаю, хочет гулять, а она дурочку валяет. Э-э-эй, куда?..
Собака рванула поводок, и Прохоренко чуть не грохнулся оземь.
Мещеряков прошел уже пару кварталов, когда его словно что-то кольнуло в спину. Он развернулся и пошел обратно, ускоряя шаг. Чья-то тень мелькнула и скрылась в переулке. Черный плащ! Опоздал… Холодный пот прошиб Мещерякова. На мгновение он растерялся. Задержать? И что потом, если он опять ошибся — выговор в личное дело? Он опрометью бросился к дому, где жила девушка, и, увидев ее у крыльца с мужиком, одетым в затрапезное, успокоился. Это, конечно, она сама, жива и здорова, а с ней явно ее сосед, да еще с собакой, так что все в порядке. Вот только что она, дура, делает на улице? Ладно, надо проследить за тем, в черном плаще, он не мог уйти далеко…
— Найда, фас! — услышал милиционер за спиной и, оглянувшись, изумился — на него с рычанием, оскалив огромную пасть, неслась собака…
— Не укусила? — Ермолаев придирчиво осмотрел Мещерякова со всех сторон.
— Да нет, нас же учили — подошвой ботинка по морде, и все, сразу успокоилась.
— Ладно, Серый, уж извини, что так вышло. Я сам виноват, должен был ее предупредить.
