Аманда Кросс - Убийство по Джеймсу Джойсу

— Вижу, — согласилась Кейт, — и Уильям, черт побери, тоже видит. Ну, в конце концов, ей сильно за двадцать, и предположительно она знает, что делает.

— Я сильно сомневаюсь, — угрюмо заявил Рид, — что хоть кто-то из нас это знает. Выпей еще.

— Должна сказать, твои мрачные замечания мне нисколько не льстят.

Рид взглянул на нее.

— Простой факт, — сказал он, — заключается в том, что я тебя люблю и хочу, чтобы ты вернулась в Нью-Йорк и приличествующим образом предалась прегрешениям вместе со мной в квартире с кондиционером. Если желаешь знать мое мнение, большинство горожан одним рангом ниже представителей курортной «золотой молодежи» и авторов грязных статеек в «Эсквайре» невинны, как еще не родившиеся ягнята.

— Кстати о ягнятах, обреченных на заклание, — заметила Кейт.

— Вижу, и именно поэтому мне пришла на ум эта фраза. Как считаешь, он собирается соблазнить ее в ходе вечеринки или сразу же после? Или сначала расскажет про форму и функцию в французской…

— Лучше пойдем поговорим с Уильямом.

— С Уильямом разговаривает Эммет.

— Он дважды выпил и, скорее всего, собирается выпить в третий раз. Ты не можешь вмешаться?

— Кейт, — сказал Рид, без лишней деликатности начиная плечом прокладывать себе путь в толпе, — ты должна объяснить мне все насчет Уильяма.

— Я ничего не могу объяснить насчет Уильяма, — отвечала Кейт. — Я ничего не могу объяснить насчет Эммета, Лео и любого другого. Нынче утром Эммет с убийственными подробностями объяснял мне Джеймса Джойса, и я пришла к выводу о своей неспособности объяснить все насчет Уильяма. Уильям! — окликнула Кейт, едва оказавшись в пределах слышимости последнего.

Уильям послушно преодолел разделявшее их короткое расстояние, лавируя в потоках гостей.

— Где Грейс Нол? — спросила Кейт.

— Остерхоффы рассказывают ей про искусственное осеменение.

— Боже, надо идти ее спасать. У вас нет особенных возражений против немедленного ухода, если удастся ее оторвать от подробностей личной жизни коров?

— С величайшим удовольствием, — пылко заверил Уильям, бросив взгляд в сторону мистера Маллигана и Лины, — готов уйти сию минуту.

— Знаете ли, — объявил подошедший к ним Эммет, — я обнаружил, что искусственное осеменение не вызывает у меня лихорадочного и захватывающего дух интереса. Предлагаю признать, что неискусственное осеменение гораздо любопытней, а неискусственное неосеменение еще более…

— Ох, заткнись, — неизящно выразился Уильям.

— Хотя, разумеется, — продолжал Эммет, понизив голос и завершая паломничество к Грейс Нол, — невнимание к неискусственному неосеменению лучше всего на свете.

— Не уходите, — сказал мистер Маллиган Лине.

— Но все уходят.

— Ну и пусть. Я о вас позабочусь. Вы просто не можете сейчас меня покинуть. Я всегда устаю от вечеринок с коктейлями приблизительно в это время, а когда ты их сам устраиваешь, нельзя встать и уйти, в чем и состоит величайшее неудобство устройства вечеринок с коктейлями по сравнению с их посещением. Что вы пьете?

— По-моему, мне лучше отказаться от выпивки.

— Никогда не отказывайтесь от выпивки, пока в состоянии думать, что лучше бы вам от нее отказаться. Это первое правило, позволяющее успешно вести жизнь в свое удовольствие. А естественно, жизнь в свое удовольствие — единственный возможный образ жизни, который следует вести в летнем доме в деревне в знойные месяцы. Выпивка — одно из немногочисленных простых удовольствий, оставшихся в современной жизни. Выпивка и любовь.

— Неужели любовь в самом деле простое удовольствие?

— Целиком и полностью, вы разве не замечали? Норман Мейлер[17] сколотил небольшой капитал, пытаясь преобразить любовь в простое удовольствие. Но единственный, кто преуспел в этом, — Джеймс Бонд, ибо сам он настолько прост, что едва ли способен получать иные удовольствия. Пробиваешь девичьи покрышки с помощью небольшого приспособления, разработанного для агентов под кодом 00, а потом наслаждаешься с ней на траве, одновременно увертываясь от выстрелов. Серьезные ошибки не обязательно осложняют жизнь.

— Боюсь, я довольно сложная личность.

— Совершенно верно. Но, как сказал нам Оскар Уайльд, простые удовольствия — последнее прибежище сложных натур.

Кейт и Уильям шли домой вместе. Уильям объявил, что отчаянно нуждается в свежем воздухе, и Кейт, подавив все свои цивилизованные рефлексы, решила его сопровождать. Рид повез домой Грейс Нол и Эммета, изъявлявшего почти неприкрытое стремление вернуться к бумагам Лингеруэлла. Кейт испытывала весьма сложные чувства по отношению к Уильяму, которых ни в коей степени не упрощала уверенность, что ее решимость не вмешиваться в его дела начинает, в конце концов, уступать необходимости в них вмешаться. Ей, конечно, не следовало допускать визита Лины Чинзано. Но она слишком поздно осознала накал отношений между Линой и Уильямом. Разумеется, о таких отношениях мог справедливо судить исключительно Генри Джеймс. Либо Уильяму придется снизить планку, либо Лина, не сумев взять подобную высоту, должна посвятить свою жизнь мирной дружбе по примеру Грейс Нол, и Кейт предстояло выбрать из двух этих крайностей наихудшую. Да еще если флирт с мистером Маллиганом…

— Каково непроизносимое имя этого стервеца? — спросил Уильям.

Кейт очень хотелось небрежно сказать: «Какого?» — но, не слишком умея изображать неожиданные приливы наивности, она просто ответила:

— Падриг, в гэльской транскрипции. — И добавила: — Наверно, друзья называют его Падди.

— Где он находит себе друзей? — продолжал Уильям. — В ближайшем серале?

— По-моему, ближайший сераль расположен в Стамбуле.

— А по-моему, у него наверху, где…

— Послушайте, Уильям. Не хочу выступать в роли женщины средних лет и высказывать теткинскую точку зрения, но вам, знаете ли, придется сделать выбор между абсолютно целомудренной жизнью и любовью молодой женщины. То и другое одновременно вам попросту не удастся, и чем скорее вы прекратите обманываться на этот счет, тем лучше.

— Я знаю, что никаких стандартов нигде не осталось, — заявил Уильям, — но безусловно внебрачные связи — далеко не единственный возможный образ жизни, даже для женщин старшего возраста, широко признанных образцом добродетели и в то же время снедаемых похотью.

— Ладно, — отрезала Кейт, замирая на месте. — Я сама признаюсь в возможно постыдной нерасположенности как к воздержанию, так и к супружеству, что, безусловно, делает меня в ваших глазах преступницей. Не перебивайте. Однако, как вам известно, бывают преступления, совершенные в результате бездействия и невмешательства. Если вы проводите с молодой женщиной часы, дни, недели, и даже не целуетесь, то нарываетесь на неприятности, и, когда они возникают, должны волей-неволей мириться с ними. Добавлю, — продолжала она, яростно пнув подвернувшийся на дороге камень, — раз уж мы обмениваемся столь бесстыдными замечаниями ad hominem[18], одно предложение: если вам хочется стать монахом, идите и постригитесь. Я окажу вам максимальную поддержку. Но если выбираете нецеломудренную жизнь, попробуйте отказаться от целомудрия. А теперь, если вы пожелаете уехать отсюда первым же поездом, я постараюсь найти кого-нибудь для Лео.

— Завтра утром есть поезд из Питтсфилда. Могу вызвать такси и успеть на него, если уж вам так хочется.

— Ох, перестаньте же, Уильям. Ничего подобного мне не хочется. Что без вас будет делать Лео, особенно в половине шестого утра? Я, конечно, хочу, чтобы вы остались.

— Не могу допустить, чтоб вы думали, будто я собирался вас обвинить, то есть мне никогда даже в голову не приходило предположение, будто вы совершили…

— Прелюбодеяние? Ничего страшного. Все отношения меняются, Уильям, и, хотя у меня масса всяческих старомодных наклонностей, к своему удивлению должна сказать, что, на мой взгляд, они изменяются к лучшему. Я по-прежнему предпочитаю галантность, даже, возможно, формальности определенного сорта. Но я также думаю, что секс, как сказал один ученый брамин, преступен лишь в одном случае — когда он не доставляет радости.

— Хотел бы я объяснить вам свои чувства.

— Успокойтесь. Сосредоточьтесь на разъяснении тончайших деталей просодии Хопкинса[19], ибо это тема вашей диссертации, и сумеете, как вам отлично известно, преодолеть связанные с ее написанием трудности. Вспомните мудрое изречение К.С. Льюиса — легче описать порог божественного откровения, чем принцип работы ножниц.

Позже ночью, когда Кейт, сославшись на полное изнеможение, улеглась в постель, натянув накрахмаленный жесткий чепчик, поворочалась, покрутилась и провалилась в беспокойный сон, кто-то разбудил ее, постучав в дверь и окликнув по имени. Сперва она подумала, что дом охвачен огнем, потом — что похищен Лео; две эти мысли беспокоили ее больше всего. Но это оказалась Лина, явно на грани истерики и готовая, как с первого взгляда определила Кейт, прямо в следующую секунду перепорхнуть эту грань. Однако, когда всхлипывания Лины утихли и Кейт приготовилась еще разок поговорить по душам с представителем молодого поколения об опасности прелюбодеяния, решительно придерживаясь в случае с Линой добродетельной точки зрения, последняя пробормотала имя Мэри Брэдфорд.