Шарль Эксбрайа - Самый красивый из берсальеров
- Что вам здесь надо?
- А вам?
От возмущения коротышка так широко открыл рот, что полицейский увидел, в каком плачевном состоянии его зубы. Наконец зияющий провал исчез, гневливый малыш подскочил на месте, затопал ногами, и это принесло куда больший результат, нежели недавние крики и угрозы, - странный балет служащих прекратился в мгновение ока, и все они с живейшим интересом уставились на собеседника Алессандро.
- Вон отсюда! - завопил тот полицейскому.
- Нет.
- Ах нет? Ну, мы сейчас поглядим!
- И глядеть нечего - полиция!
- Что?
- По-ли-ция! Вы что, оглохли?
Человечек мгновенно успокоился и сменил тон:
- И что вам угодно?
- Сказать пару слов Изе Фолько.
Как волшебные слова в сказке, упоминание имени Изы оживило застывших от любопытства девушек. Они снова заволновались и застонали, а сердитый коротышка рявкнул:
- Ma que! Так ведь Иза Фолько - та самая, что сейчас лежит в обмороке!
Алессандро Дзамполь бросился в комнату, где уложили больную, и, выгнав всех, остался с ней наедине. По правде говоря, Иза вовсе не собиралась на тот свет. Просто кто-то из сослуживиц, услышав по радио о смерти Нино Регацци, передал ей, и девушка потеряла сознание. Отчаянно всхлипывая, Иза призналась полицейскому, что нисколько не сомневается: останься берсальер в живых, он бы непременно к ней вернулся, потому что никого, кроме нее, не любил. Дзамполь, сообразив, что рассуждения девушки, несомненно, почерпнуты из сентиментальных романов и модных шлягеров, в досаде покинул контору. Последний допрос позволял сделать лишь два вывода: что Иза неповинна в убийстве и что она непроходимо глупа.
* * *
Увидев, что его сестра сидит на коленях у пожилого господина, а тот ее гладит, целует и нашептывает какие-то нежности, Анджело Дани на мгновение остолбенел, потом так яростно выругался, что зазвенели стекла, Стелла вскочила, а из кухни вылетела тетушка Пия.
- Тихо! - приказала она. - Я все слышала! Анджело, ты пять раз напишешь фразу: "Я плохо воспитанный мальчик и прошу Господа простить меня за то, что оскорбил Его слух!" Стелла, садись вместо меня за кафедру и потом расскажешь, как вел себя Анджело!
Она ушла в кухню, Тарчинини, вытирая глаза, размышлял, уж не снится ли ему вся эта сцена, а Дани, вне себя от бешенства, отчитывал сестру:
- Ну а мне и за кафедру садиться не надо, я и так вижу, как ты себя ведешь! Afrontata! Vergogna della famiglia!* Что, солдат тебе уже мало, шлюха?
______________
* Бесстыжая! Позор семьи! (итал.).
Незаслуженная обида и напоминание о Нино так потрясли Стеллу, что она разразилась жутким, нечеловеческим воем. Соседи на верхних и нижних этажах распахнули окна и начали переговариваться: "Что случилось?" - "В чем дело, режут кого-нибудь, что ли?" - "Вы слышали, донна Мария?"
Анджело замахнулся на сестру, но Тарчинини бросился между ними.
- Piano!*
______________
* Потише! (итал.).
Анджело попытался ребром ладони отшвырнуть полицейского, но тот крепко вцепился в него.
- Attenzione!*
______________
* Осторожнее (итал.).
Парень в свою очередь схватил комиссара за лацканы пиджака:
- Это вы, синьор, поберегитесь, если сию секунду не объясните мне, по какому праву держали мою сестру на коленях!
- А разве отец семейства не имеет права утешить девочку, которая годится ему в дочери?
Анджело хмыкнул:
- Так, по-вашему, Стелла нуждается в утешениях?
Решив, что слова излишни, Ромео молча указал на девушку - та все еще рыдала, уткнувшись в спинку кресла.
- Что это с ней?
- Да все из-за берсальера Нино Регацци.
Анджело сжал кулаки и стиснул зубы.
- Лучше б этому типу добром попросить у меня руки Стеллы, до поживее!
- Он не придет!
- Вот как? И прислал с поручением вас?
- Нет, но мне все же пришлось сообщить вам...
- Я убью Нино Регацци!
- Нет!
- Нет? А кто мне помешает?
- Не кто, а что. Он уже мертв, синьор.
- Мертв? Нино мертв?
- Сегодня ночью его закололи кинжалом возле самой казармы.
Наступила тишина. Тарчинини внимательно вглядывался в лицо молодого человека.
- Поэтому она и плачет? - спросил Анджело.
- А по-вашему, не с чего?
- Да уж... и кто теперь даст имя ее малышу?
- Вы.
- Вы что, рехнулись?
- Почему? Хотите вы того или нет, а ребенок в любом случае будет носить фамилию Дани.
- Никогда!
- Ну, знаете, вас никто даже не спросит.
- Это мы еще увидим! И вообще, вы-то кто такой, синьор В-Каждой-Бочке-Затычка?
- Ромео Тарчинини, комиссар уголовной полиции.
Сообщение потрясло Дани как гром среди ясного неба.
- Из уголовной полиции? - тупо повторил он.
- Совершенно верно. Представьте себе, всякое убийство мгновенно вызывает у нас пристальный интерес, а искать убийц - наша прямая обязанность. Разве вы об этом не знали?
- Но это не объясняет, почему вы оказались в моем доме!
- Правда?
- На что вы намекаете?
- Ни на что я не намекаю, Анджело Дани, а просто и ясно говорю: вчера в присутствии дома Марино вы виделись с Нино Регацци и угрожали убить его, если он не женится на вашей сестре. Так или нет?
- Уж не собираетесь ли вы, часом, все свалить на меня?
- Если бы я предъявил вам подобное обвинение, синьор, то уж никак не случайно. Пока могу сказать только, что подозреваю вас в убийстве Нино Регацци...
Прежде чем Ромео успел почувствовать опасность, Анджело вцепился ему в горло. Стелла снова дико закричала, а из кухни, как кукушка из часов, выскочила больная тетушка.
- Анджело! - сурово одернула она племянника. - Когда же ты научишься вести себя разумно? Сейчас вовсе не время играть!
Глава 3
Комиссар после плотного обеда с удовольствием курил сигару и слушал рапорт инспектора Дзамполя о том, как тот допрашивал трех девушек. Алессандро с чувством описал немую скорбь Тоски, выразительно передал глупые, истеричные признания Изы и внешнюю холодность Валерии, чью душевную боль выдала лишь одна слезинка.
- Parola d'onore!* - воскликнул удивленный его тоном Тарчинини. - Вы, кажется, становитесь похожим на человека, Алессандро!
______________
* Честное слово (итал.).
Инспектор тут же взбеленился.
- Не понимаю, что тут особенного! - с раздражением воскликнул он. Разве нельзя посочувствовать несчастным, опечаленным девушкам?
- Ma que, Алессандро! Особенное в этом только то, что их горе тронуло вас!
- Я же все-таки не бесчувственная скотина!
- Нет, конечно, только до сих пор сами не желали в том признаваться!..
И, пророчески воздев перст, Ромео добавил:
- Друг мой Алессандро, не за горами тот день, когда вы попросите меня стать крестным вашего первенца!
Однако, видя, что Дзамполь корчится от с трудом сдерживаемого бешенства, комиссар поспешил сменить тему:
- Короче говоря, инспектор, вы не считаете нужным и впредь донимать расспросами наших несчастных плакальщиц?
- Нет, синьор комиссар, они так же невинны, как новорожденные ягнята, или же самые потрясающие актрисы, каких я когда-либо видел.
- И тогда нашли бы работу получше... Стало быть, забудем о них, Алессандро, и попрощаемся (по крайней мере я) с Тоской, Валерией и Изой... А теперь моя очередь поведать вам о найденной мною несравненной жемчужине...
- О жемчужине?
- Ее зовут Стелла Дани.
И Ромео Тарчинини принялся рассказывать обо всем, что с ним случилось в доме Дани: о безумствах "больной тети" Пии, о красоте Стеллы, о том, в какое отчаяние ее привела гибель отца будущего ребенка, как комиссару пришлось ее успокаивать, наконец, о внезапном появлении Анджело и о том, как вмешательство больной, возможно, спасло ему, Тарчинини, жизнь.
- И вы не арестовали парня, синьор комиссар?
- Нет, Алессандро... Мне нужен убийца берсальера, а не бедолага, которого мысль о бесчестье сестры толкает на прискорбные крайности... И если мне придется посадить Анджело Дани за решетку, то сделаю я это вовсе не из-за того, что несчастный в минуту неизбывного возмущения поднял на меня руку.
- Вы очень великодушны, синьор комиссар.
- Да, помимо всех прочих, у меня есть и это достоинство... И потом, не надо забывать о Стелле, Дзамполь! Ради нее я готов простить ее брату что угодно... по крайней мере свои личные обиды...
Тарчинини вдруг умолк и пристально посмотрел на помощника.
- Что случилось, синьор комиссар? - спросил тот.
- Ничего-ничего... просто мне пришла в голову неплохая мысль... Да, пожалуй, это было бы замечательно и вовсе не так безумно, как выглядит на первый взгляд... Да, три человека сразу обрели бы счастье - малыша ведь тоже надо принимать в расчет, он-то ведь ни в чем не виноват, бедняжка! Вы меня понимаете, Алессандро?
- Нет, синьор комиссар, совершенно не понимаю...
- Может, это и к лучшему, во всяком случае, пока... А что до экспансивного Анджело, то, по-моему, парень вполне мог прикончить берсальера, тем более что у него нет ни намека на алиби. Говорит, будто, поужинав, ушел гулять в надежде успокоить разгулявшиеся после встречи с Регацци нервы...
