Магдален Нэб - Привкус горечи
— Даже им не говори. Ты ведь хранила его до сих пор, да?
— Да...
— Тебе не надо никого обманывать. Если они спросят, можешь им сказать, я велел спрашивать у меня. Лиза, ты мне здорово помогла, я тебе очень благодарен.
Он видел, что ей приятно, и почувствовал, что может на нее положиться. Спускаясь по лестнице, он услышал голоса журналистов.
— Правда ли, что ей перерезали горло?
— Судя по запаху, лежит здесь уже несколько дней.
— В такую жару...
— Входная дверь только одна?
— Квартиру обчистили?
— Всего один вопрос об этом шкафе — там был сейф?..
— Джентльмены, прошу вас. — Прокурор полностью контролировал ситуацию, был совершенно невозмутим и говорил спокойным голосом:.— Мы пытаемся перенести тело. Если вы дадите мне закончить свое дело, я сделаю официальное заявление. Ступайте вниз. А, инспектор... — Прокурор обернулся к подошедшему инспектору: — Распорядитесь, чтобы карабинеры очистили лестницу и подъезд. И не пропускайте наверх телекамеры. Они смогут снять тело во время погрузки в машину, и довольно с них.
История о сейфе попадет в газеты, и вряд ли найдется хоть один журналист с полным отсутствием воображения, который сочинит такую скучную статью о старой одежде и нескольких фотографиях.
Примерно через двадцать минут прокурор появился на улице и сообщил прессе предположительные время и дату смерти, установленные инспектором, который до этого побывал в соседнем, стоящем вплотную к этому, доме. Жители третьего этажа негодовали по поводу шума и ударов в стену:
— Помимо всего прочего, в тот вечер у нас был званый обед. К тому же где это видано, чтобы строители работали до такого часа? Во всяком случае, это было в полдевятого, плюс-минус пара минут. Более того, мы вообще думали, они пробьют стену насквозь. С этими старыми домами такое случается. А правда, что они перерезали ей горло? Я всегда говорил, там что-то нечисто... Конечно, она ведь была иностранкой, так? У нее не было акцента, но ее имя...
К прокурору присоединился патологоанатом и сделал перед журналистами неосторожное, по мнению инспектора, заявление, в котором, не указывая причину смерти как таковой, подтвердил наличие раны на горле и значительную потерю крови, что дало всем журналистам повод настрочить: «Женщине перерезали горло!»
Затем посыпались вопросы. В сейфе хранились похищенные драгоценности, которые она никогда не решалась носить? Правда ли, что она регулярно посещала таинственного незнакомца, который никогда к ней не приходил? Может быть, этот человек находится в тюрьме, и это объясняет, почему она не хотела никому о нем рассказывать? Ответов они не получили. В завтрашних газетах они напечатают свои же вопросы и совершенно невероятные ответы, которые придумают сами, чтобы напичкать статьи пустыми словами, закончив обычной фразой: «В настоящее время следователи не сообщают никакой дополнительной информации».
«Ну ладно, — подумал инспектор, в философском расположении духа взбираясь по склону к левому крылу дворца Питти, где находился его кабинет, — наверное, они просто выполняют свою работу». Проходя под каменной аркой, освещенной высоким фонарем, он надеялся, что у его жены настрой сейчас тоже философский. Он снова опоздал на ужин, очень опоздал и не позвонил.
«Война с футбольными хулиганами: сорок пять флорентийских футбольных фанатов будут лишены права посещать стадион до конца года...»
«Прямой эфир мэра города: планируется начать работы в комнате Климента VII [4] в Палаццо-Веккьо, где со следующего октября раз в месяц мэр города будет общаться с жителями по сети Интернет посредством их персональных компьютеров...»
«В своей собственной квартире от потери крови скончалась женщина после того как грабители перерезали ей горло. Предположительно, смерть наступила четыре дня назад...»
«Добрый вечер! Таково краткое содержание нашего третьего выпуска региональных новостей. Теперь подробнее о событиях, произошедших на стадионе...»
— Салва! Иди скорее сюда, сейчас будут рассказывать о твоем деле! — крикнула Тереза.
Через минуту появился инспектор, завернувшийся в банный халат, он встал возле софы, вытирая голову большим полотенцем. К моменту его возвращения ужин был безнадежно испорчен, поэтому все, что он получил, — это душ.
— Ты что, не хочешь сесть и посмотреть?
— Там не на что особо смотреть, — ответил инспектор.
— Погляди! Видишь, теперь у нас есть компьютер, и мы сможем связаться с мэром.
— У нас с тобой нет компьютера, компьютер есть у мальчиков, и, пока мэр не захочет играть с ними в компьютерные игры, не думаю, что они станут с ним разговаривать.
— Это ее погрузили в машину «скорой помощи»?
— Да.
— Я читала о грабителях, которые отравляют газом стариков, а потом обворовывают их, но чтобы горло перерезали... Почему они все время говорят «они» ? Откуда они могут знать, что это был не один человек?
— Одному человеку было бы не под силу тащить сейф такого размера...
— Смотри скорей! Разве это не ты стоишь возле машины «скорой помощи»? А, нет, это не ты.
— Пойдем спать.
Первые сорок восемь часов после убийства обычно бывают решающими. По истечении этого срока свидетели уже путают время и число, уже подготовлены алиби и пересечены границы. Все конфликты улажены, телефонные звонки сделаны, испачканная одежда уничтожена. И того, кто в эти горячие два дня вдруг захочет сыграть главную роль, давая важные показания, нужно сразу брать в оборот, не оставляя времени на раздумья о том, стоит ли быть вовлеченным в расследование. Так что, видит бог, капитану не стоило ждать, что инспектор потащится на виллу Л'Уливето, чтобы терять понапрасну время ради нескольких безделушек.
— Подождите минуту. Не вешайте трубку. У меня сейчас прокурор на второй линии, — сказал капитан Маэстренжело.
Инспектор ждал. Конечно, у него не было подозреваемого, даже тени его, но сегодня утром он хотел просмотреть бумаги покойной и как можно быстрее найти ее брата и ее адвоката. Он вдруг понял, что до сих пор еще никому не рассказал об эпизоде с похищением сумочки, который позволяет предположить, что у незнакомца могли быть ключи от ее квартиры, а не она сама открыла дверь убийце.
— Инспектор?
— Да. Я должен вам рассказать, когда погибшая пришла ко мне, она сообщила о том, что ее сумку...
— Это ваше дело. Расскажите об этом прокурору. Он будет в квартире Хирш через пятнадцать минут и хочет, чтобы вы проверили два магазина на первом этаже, а потом пришли к нему. А я бы не хотел, чтобы вы отказывались от визита к сэру Кристоферу, просто повремените с этим. Я извинюсь за вас и сегодня с утра сниму отпечатки пальцев. Я бы отправил туда кого-нибудь еще, но вы знаете, вряд ли кто с этим справится, и я бы не хотел никаких последствий... Гварначча?
— Да-да, я сделаю, как вы говорите, конечно.
— Что-то не так?
— Нет... Все хорошо. Чем быстрее мы продвинемся в деле Хирш, тем быстрее раскроем его. Она вела такой уединенный образ жизни, что...
Инспектор удивился сам себе. Он не был детективом. Что он о себе возомнил, когда заявлял, что сможет распутать дело, о котором ничего еще не знает? Капитан, должно быть, удивился, что на него нашло? Инспектор настолько смутился, что перестал себя контролировать и ляпнул первое, что пришло в голову, только лишь бы сменить тему разговора:
— Вы так и не сказали мне... Насчет сэра Кристофера. Мы должны просто произвести хорошее впечатление на важного иностранца? Прошу прощения за вопрос, я интересуюсь потому, что в этом случае мне просто нужно нанести как можно более короткий визит вежливости. Вы понимаете, что я имею в виду. Честно говоря, поскольку они не надеются вернуть похищенное и попросили нас не беспокоить прислугу, я не понимаю, зачем они вообще нас вызвали. Должно быть, эти люди думают, что нам нечем больше заняться.
— Наверняка они так и думают, если они вообще об этом думают, в чем я лично сомневаюсь. Я буду откровенен с вами, Гварначча. Конечно, изначально это был вопрос вежливости, и я уже рассказал вам, почему я туда поехал. Навестите его, как он вас просил, из той же вежливости, пусть и ненадолго, если не из уважения к форме, которую мы носим, то из уважения к его болезни и возрасту. Вы всегда были терпеливее со стариками и одинокими людьми, чем кто-либо из известных мне людей.
«И этот прекрасный человек тоже...»
— Да. Хотя он не такой уж и старый.
— Нет, по сегодняшним стандартам нет... И все его окружение повторяет, что он болен, но при хорошем уходе он сможет продержаться еще много лет.
— Нет.
— Нет? Он вам что-то говорил о своей болезни? Несмотря на то что стыдится этого?
— Нет. Он сказал мне немного, но он совсем не стыдится этого. Нет-нет... Он умирает и знает это.
— Он так сказал?
— Нет. Нет-нет-нет! — Инспектор хотел, чтобы его оставили в покое. Хотел заняться убийством Хирш, произошедшем на Сдруччоло-де-Питти, где живут Росси и владельцы окрестных магазинов, которых инспектору придется опрашивать в качестве свидетелей. Быть может, у него не получится распутать это дело, ведь пока еще нет ни единой зацепки, но он знал, в каком направлении надо двигаться, знал, что ему делать. Почему бы капитану не послать на виллу какого-нибудь сообразительного молодого офицера из хорошей семьи, одного из тех, кто окончил военную академию, который выпил бы чай с англичанином и не споткнулся бы в цветнике.
