Леонид Влодавец - Грешные души
Выбираясь на песок, Котов ругал себя уже меньше, и стыда у него тоже поубавилось, а вот досады было в избытке: "Хоть бы телефон спросил, идиот!" Ему было невдомек, что ни Тани, ни Иры уже больше нет в природе. Они исчезли, едва Дубыга и Тютюка скрылись за деревьями. "Тарелка"-пылинка мигом догнала Котова и одновременно с ним оказалась на пляже.
- Командир, - спросил Тютюка, - зачем же мы на этот раз ему помешали?
- Ну как ты не поймешь, Таня - искусственное образование, временная биоконструкция. Грех, который мог совершить с ней Котов, в зачет идти не может. Сущности-то у блондинки нет, точнее, сущность была моя. Это полная аналогия с твоей атакой на Сутолокину. Разница только в том, что ты работал в Астрале. Задача тут ставилась иная. Котов должен так разозлиться, что ему для самоутверждения обязательно нужно будет кого-то... хм... Ну, ты понимаешь. И Сутолокина под нашим чутким руководством станет таким объектом! Ну а потом мы их так закружим, что они на все семьдесят пять наминусят... А сейчас надо передохнуть, много энергии потратили на всей этой чертовщине! Отбой!
ВЕЧЕР
На закате нажарившиеся отдыхающие возвращались с пляжа. Сутолокина за прошедшие несколько часов из номера не выходила. Она кое-как справилась и с давлением, и с сердцебиением, но на пляж идти побоялась. В прохладном номере, с книжкой в руках, ей казалось безопаснее. Однако, сколько бы Александра Кузьминична ни пыталась занять свой ум похождениями детективных героев, ей постоянно виделись картинки пережитого во сне. Было в этом сне что-то опасное, какой-то потаенный страх, хотя при здравом рассуждении Сутолокина ничего страшного не находила. Александра Кузьминична считала, что все это от усталости, которая накопилась в организме и при переходе к новой обстановке дала о себе знать.
Замуж Сутолокина - Сашенька Иванова - вышла очень рано и очень давно. По крайней мере, ей так казалось. Еще в детстве она познакомилась с тогда еще очень молодым Эдуардом Сергеевичем Сутолокиным, своим будущим мужем. Он писал кандидатскую диссертацию под руководством отца Александры Кузьминичны, и профессор Иванов после долгих разговоров о научных делах приглашал Эдика пить чай. Саше было двенадцать, а Эдику - двадцать четыре. За столом Сутолокин был чудесным собеседником, прекрасно знал все новинки литературы, а тогда, в пятидесятых-шестидесятых, то и дело выходило что-нибудь такое, от чего вся интеллигенция приходила в состояние полного шока или прогрессирующего обалдения. Хотя специальностью Сутолокина были вопросы нормирования труда в строительстве, он мог наизусть прочитать что-нибудь из полузапретной Ахматовой или ужасно популярной Ахмадулиной, не путал Евтушенко с Есениным, а Вознесенского с Рождественским. О современной прозе они с Кузьмой Афанасьевичем витийствовали куда больше, чем о прозе жизни и методах "фотографии рабочего дня". В конечном итоге они уже стали считать себя почти родственниками. Наверно, если бы Саша Иванова не согласилась выйти замуж за Сутолокина, ее отец просто усыновил бы Эдика.
Но этого не потребовалось. Дело в том, что Саша никого иного, кроме Эдика, и не представляла в роли своего мужа. О том, что она выйдет за него замуж, впервые ей подумалось еще лет в пятнадцать. Как раз тогда все одноклассники и одноклассницы успели перевлюбляться друг в друга, а костистая и очкастая Саша оказалась вне игры. Ее никто не приглашал в гости, никто даже в шутку не оказывал ей знаков внимания. Не будь тогда вежливого, улыбчивого и корректного Эдуарда Сергеевича, Саша могла бы с собой что-нибудь сделать. Попросту говоря, Саша понимала, что никакой альтернативы у нее нет и быть не может. Видимо, так же рассуждали и ее родители.
Все получилось блестяще. Сутолокин стал зятем профессора Иванова, въехал в его трехкомнатную квартиру и получил доверенность на машину. Кроме того, Сутолокин оказался заместителем заведующего кафедрой, очень скоро защитил докторскую и начал прицеливаться к месту декана. Саша тем временем, с двумя перерывами на год, закончила институт. Перерывы в учебе были связаны с рождением дочерей - первой из них было уже двадцать четыре, второй - двадцать два. Обе они вышли замуж и жили отдельно, покинув Старопоповск (бывший Новокрасноармейск).
Наверно, сейчас супруги Сутолокины жили бы куда спокойнее и счастливее, если бы, еще до смерти блаженной памяти Леонида Ильича, Сутолокина не решили продвинуть по партийной линии. То ли он, будучи ректором после кончины профессора Иванова, сумел дать неплохое образование совершенно безнадежным детям некоторых ответственных работников, то ли потому, что в связи с грядущим 60-летием со дня основания институт был чем-то награжден, то ли еще по какой причине, но только Эдуард Сергеевич вдруг въехал в очень ответственный кабинет на втором этаже обкома. В этом кресле он, пережив трех первых секретарей, просидел аж до 1991 года и вылетел из него вместе с коллегами. С тех пор, вернувшись в Новокрасноармейск (вот тут-то он и стал Старопоповском!), Сутолокин числился безработным. Не то чтобы его никуда не брали, но... воздерживались. И тогда Сутолокин стал профессиональным революционером. Собрав еще с десяток единомышленников, он создал в Старопоповске Новокрасноармейский райком ВКП(б) и, числясь официально безработным, оказался его первым секретарем. В ноябре 1991 года ему даже удалось организовать демонстрацию из двадцати ветеранов войны и пяти - труда под грозным лозунгом: "Мишку - на Север!"
Что же касается самой Сутолокиной, то она вынуждена была пойти работать сметчицей в стройуправление и получать копейки, чтобы прокормить себя, мужа и революцию. А кроме того, посылать что-нибудь дочерям и внукам.
Впрочем, не все было так уж плохо. Кое-как концы с концами сводились, да и старые друзья все чаще о себе напоминали. Например, бывший третий секретарь Август Октябревич Запузырин, официально числившийся, как известно, президентом совета директоров российско-кот-дивуарского концерна "Интерперестрой лимитед" и успевший сдать партбилет за двадцать два часа до подведения итогов путча, тайно посетил Эдуарда Сергеевича и заявил, что частично признает свои ошибки. А потому готов возобновить уплату членских взносов. Бюро подпольного райкома постановило принять Запузырина А.О. в члены ВКП(б) и перечислить внесенную им сумму членских взносов на счет Э.С. Сутолокина - в целях конспирации райком собственного счета не открывал. Из этой суммы Эдуард Сергеевич и купил путевку в "Светлое озеро", поскольку решил, что его измотавшейся супруге все-таки нужно иногда отдыхать.
Именно поэтому Сутолокиной казалось, что она совершила что-то неправедное. Как уже знает читатель, мужу она не изменяла ни разу. Даже во сне. Сексуальная жизнь была для нее чем-то вроде дополнения к другим домашним работам, а поскольку большая часть ее жизни проходила в роли домохозяйки, то она не очень отличала обязанность спать с мужем от обязанности гладить ему брюки, стирать носки или готовить обед. Даже в те времена, когда ее супруг сидел в обкомовском кресле и от его слова очень многое зависело, Александра Кузьминична не могла отойти от хлопот по дому. И это несмотря на то, что в обкомовские годы у них была солидная казенная дача с приложенным к ней обслуживающим персоналом. Но те времена уже давно канули в Лету...
Если Сутолокина после пережитого во сне отходила, предаваясь размышлениям с детективом в руках, то Котов, приплыв на пляж, с ходу сделал пробежку на несколько километров по большому кругу вокруг дома отдыха. Затем он обнаружил спортгородок, где висел боксерский мешок с песком, и стал показывать все, на что способен обладатель зеленого пояса. Именно здесь его как следует рассмотрели возвращавшиеся с озера обитатели тридцать третьего номера.
- Нормально работает мужик! - с уважением заметил Колышкин. - Очень крепенько для своего возраста.
- Показуха... - не согласился Лбов, считавший себя непревзойденным знатоком различных единоборств.
- Попросись к нему на спарринг фулл-контакт, - подзудил Андрей, но Никита что-то пробурчал насчет того, что он-де сегодня не в форме.
- Красивый мужчина, - вздохнула Элла, - я бы на его месте в альфонсы подалась. Такому - все деньги за одну ночь отдать не жалко.
- Опять вы о работе! - с досадой скривилась Соскина. - Уговорились же: эти двенадцать дней мы - свободные люди.
- Не мы такие - жизнь такая, - философски вздохнул Колышкин. - Я бы этому мужику дал место в жизни. Но, поди-ка, с таким маваши-гири* он и без меня его нашел... Пошли, примем по сто грамм перед ужином.
* Прием каратэ, удар левой стопой в голову.
Выбив из себя тоску и злость, Владислав Игнатьевич вернулся в номер и, приняв душ, привел себя в обычное, быть может несколько ущербное, но вполне уверенное состояние.
Когда Сутолокина явилась на ужин, ее нервная система тоже была почти в порядке. Однако, погруженная в свой внутренний мир, она как-то позабыла, что ей предстоит сидеть вместе с тем человеком, который во сне произвел на нее покушение. Котов, ополаскиваясь, несколько задержался в корпусе и пришел как раз в то время, когда старики Агаповы и Сутолокина доели кашу и ожидали появления макарон с котлетами. Старики, как и за обедом, предавались историко-революционным воспоминаниям, мыли кости Ельцину и прочим деятелям. Сутолокина, которая во многом разделяла взгляды обкомовских старичков, но во многом и не разделяла, увидела приближающегося к столу Котова и ощутила нечто похожее на восторг и страх одновременно. Если бы официантка Дуся с тележкой, заставленной тарелками, успела довезти котлеты до их стола, то Сутолокина, опустив взгляд на тарелку и сосредоточившись на котлетах, смогла бы не смотреть на него... Но Дуся, по которой коротким импульсом выстрелил Тюткжа, свернула в другой проход, и котлеты приехали лишь несколько минут спустя.
