Наталья Борохова - Соблазн для Щелкунчика
– О чем, ради всего святого, она толкует?! – воскликнула Елизавета.
– Мы думали, ты нам пояснишь, – хмыкнула мать. – Кстати, о каком таком платке, пионерском галстуке, эта чокнутая журналистка ведет речь?
– Да не все ли равно, – поморщилась Лиза. – Взяла в твоем шкафу…
– Так это же «Gucci»! – почти вскрикнула мать. – 250 долларов его цена. Лизонька, ты должна потребовать опровержения!
– Вот этим я и займусь в ближайшее время, – проворчала Елизавета.
Ее ничуть не огорчила нелестная оценка ее внешнего вида. Но совершенно непостижимая логика журналистки, связывающая воедино наличие лейблов известных фирм на одежде и деловую репутацию адвоката, возмущала до глубины души.
Елизавета усмехнулась: «В этой ситуации больше всех повезло судье. Про нее госпожа Скороходова не сказала ни слова. Если, конечно, следовать ее больной логике, то игнорирование Фрик достижений современной эпиляции да старомодный покрой мантии – проявление жуткого непрофессионализма».
В понедельник большая группа людей в серой форменной одежде наводнила второй этаж областного суда.
– Что здесь происходит? – шепотом осведомилась Елизавета у Дьякова. – Я пропустила что-нибудь важное?
– Да нет, cherie, все интересное только впереди. Видела автобус возле здания суда?
Елизавета наморщила лоб:
– Грязный такой, вонючий… Встал напротив входа, не обойти не объехать.
– Верно. Так вот в нем всех ментов-свидетелей доставили. Чувствуется, сегодня будем допрашивать их до ночи.
– Постойте! Это вся команда, которая участвовала в задержании Петренко и Перевалова?
– Так точно, моя радость! А ты сегодня почему без платка?
Елизавета покраснела. Ей не хотелось признаваться, что глупейшая статейка в «Вечернем Урале» задела ее самолюбие. Но Дьяков понял все без слов. Он плотоядно улыбнулся, а Дубровская, стараясь скрыть свое замешательство, принялась с преувеличенным усердием раскладывать на столе деловые бумаги.
Допрашивали работника ДПС Плаксина. Не в пример своему товарищу, флегматичному Толстикову, на которого чуть не наехали лихие гонщики в тот августовский день, Плаксин чувствовал себя в суде как рыба в воде. Чрезвычайно эмоционально он живописал памятное событие. Милиционера можно было понять. Он стал свидетелем эпизода, который вполне мог бы украсить любой отечественный боевик. Убийцы в машине, погоня, стрельба… Поэтому Плаксин немного перебарщивал по части эмоций: махал руками, театрально округлял глаза, даже подпрыгивал на месте.
– Скажите, свидетель, – обращалась к Плаксину Савицкая. – На ваш взгляд, автомобиль, в котором ехали подсудимые, представлял реальную опасность для вашего товарища Толстикова?
– А я про что тут вам уже полчаса толкую! – возмутился свидетель. – Подумайте, мчится машина. Скорость огромная! Толстиков стоит посередине дороги. С жезлом. Требует остановиться. А машина мчит прямо на него. Еще мгновение – бац! – Толстикова могло бы расшибить в лепешку. За этой машиной несется вторая. У-у-у! Скорость запредельная. Фьють! И мимо!
– Плаксин! – грозно рявкнула судья. – Хватит! Говорите определенней! Водитель предпринимал попытки объехать Толстикова?
– Никак нет, ваша честь! Если хотите знать, водитель специально направлял машину на моего товарища. Он хотел его сбить! Это я видел по его глазам! Это были глаза человека, который ни перед чем не остановится.
– Подскажите, а вы успели зафиксировать скорость этого автомобиля? – несмело задала вопрос Дубровская.
– Так точно! – гордо отрапортовал Плаксин. – Скорость – сто сорок!
– Это высокая скорость?
– Очень! Учитывая ограничение на этом отрезке дороги – шестьдесят километров в час, скорость страшно высокая!
– И вы утверждаете, что при такой высокой скорости вы рассмотрели выражение лица водителя, вернее, его глаза?
– А почему бы нет? – не хотел сдавать своих позиций свидетель.
– Да потому, что вы не могли этого сделать! Он пронесся мимо вас подобно ракете. Я сама вожу автомобиль…
– Адвокат Дубровская, – резко прервала Елизавету судья. – Мы здесь не для того, чтобы выслушивать истории из вашего опыта вождения автомобилей.
– Хорошо, ваша честь! Я задам еще вопрос. Скажите, а водитель подавал вам какие-нибудь сигналы?
Плаксин напряг память. Ну конечно! Водитель подавал какие-то знаки. Они с Толстиковым это прекрасно видели. Помнится, еще пытались сообразить, кто из знакомых их так приветствует. Плаксину повезло, он стоял на обочине. Толстиков же прогуливался с полосатым жезлом прямо по проезжей части. Когда железное чудище о четырех колесах чуть не сшибло его, бедняга за считаные секунды вспомнил всю свою незамысловатую гаишную жизнь и даже успел послать близким прощальные приветы. Во всяком случае, Толстиков сам рассказывал об этом товарищу, потирая ушибленную попу, на которую он чудесным образом катапультировался, избежав неминуемой гибели.
– Да. Водитель сигналил фарами и даже помахал руками.
– Что это, по-вашему, означало?
– Да шут его знает! Может, что-то типа приветствия.
– А не могло это означать: «Поберегитесь! Отойдите в сторону. Не вмешивайтесь!»
Плаксин несколько раз глупо хлопнул глазами:
– Нет!
– Почему?
– Как «отойдите в сторону»? Мы же из ДПС!
Елизавета удивилась, но продолжала гнуть свою линию:
– А по-моему, таким образом водитель красноречиво дал понять, что не желает причинить вреда Толстикову. Он просил его, всеми доступными ему способами, уйти с дороги.
– Дубровская! – одернула Лизу Фрик. – Суду не нужны ваши комментарии.
– Женская логика! – снисходительно улыбнулся Плаксин.
– Оставь его в покое! – зашипел Лизе Дьяков. – У него одна извилина, да и то – след от фуражки!
– Вот вы говорите, водитель мог объехать Толстикова. Скажите, а легко ли объехать препятствие на столь высокой скорости?
– Не пойму, о чем речь?
– А речь про то, что, если бы водитель резко поменял траекторию движения на такой скорости, он мог бы не справиться с управлением и улететь под откос. Он же не Шумахер, да и возможности нашей отечественной машины не столь велики!
– Вот вы бы улетели… Все бабы за рулем похожи на обезьяну с гранатой. Не знаешь только, куда она ее кинет и в какой момент. А с мужиками никогда ничего подобного не происходит, – обиженно засопел свидетель.
– Довольно! – гаркнула Фрик, прямо-таки позеленев от злости. Неизвестно, что ее больше достало: то ли обидная реплика свидетеля (а судья, между прочим, была заядлой автомобилисткой), то ли настырность молодого защитника, пропускавшего недовольство судьи мимо ушей. – Замечание свидетелю в протокол! Еще одна подобная реплика, и я гарантирую вам штраф за неуважение к суду.
– Но я не оскорблял суд! – завопил Плаксин.
– Молчать! А вам, адвокат Дубровская, я не знаю на каком языке объяснять правила ведения допроса. Вообще этому учатся в институте. Не так ли? Есть еще вопросы?
– Нет, ваша честь! – потупилась Елизавета.
Свидетель Волгин, командир взвода ППС Правобережного РУВД, надувался как индюк. В его тоне проскальзывали недовольные нотки, когда он отвечал на вопросы дотошного молодого защитника. Для себя он решил, что эта девица, по всей видимости, совсем зеленая и сама не знает, чего хочет. Он искоса поглядывал на судью, надеясь, что она прекратит эту бессмысленную экзекуцию:
– Я действовал строго в рамках закона «О милиции». Да, я использовал автомат, но это было вызвано необходимостью. Автомобили, приближаясь к стационарному посту ГАИ, не сбавили скорость, никак не прореагировали на требование остановиться. Что мне оставалось делать?
– Но я правильно поняла, стрелять вы стали еще до того, как автомобили подъехали к посту? – спрашивала Дубровская.
– Конечно! Только я стрелял в воздух. Должен же я был привлечь их внимание.
– Странно! А я думала, что для этого существует жезл, – пробормотала Елизавета, но, встретившись с колючим взглядом судьи, поспешила задать следующий вопрос.
– И что было дальше?
– Дальше я производил стрельбу по колесам автомобилей.
– Попали?
– Да… Почти… Вообще, я стреляю очень хорошо. Призер многих соревнований. А тут, в самый ответственный момент, мне в глаз что-то попало.
– Короче, вы промазали? – без обиняков спросила Елизавета.
– Нет! – недовольно ответил Волгин. – Я попал в брызговики.
– Судя по материалам дела, это были не последние ваши выстрелы. Когда вы еще стреляли?
– Не понимаю, о чем вы?
– Когда все задержанные из машин уже лежали на земле, вы стреляли из автомата. Зачем?
– Во-первых, я стрелял вверх. А во-вторых… во-вторых, они как-то неправильно лежали. Одни кричали на других, обвиняя их в убийстве. Другие вопили, что их самих хотели застрелить. Ну я и дал коротенькую очередь для порядка. Все сразу успокоились.
