Ален Жермен - Дело Каллас
– Могу я войти вместе с вами? Мне хотелось бы поздравить Сару.
Трудно отказать Дженнифер Адамс. Она считалась национальной гордостью и к тому же пела партию Кармен, когда не было гастролей зарубежных знаменитостей.
– Только после вас.
– Спасибо, Джейн. Я вижу, здесь настоящий сад.
– Пожалуй… уже некуда ставить букеты. Садитесь, прошу вас, мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг вот-вот появится, уже слышны аплодисменты. Вы были в зале?
– Да, в последнем ряду на откидном месте. Я вышла перед концом акта.
В сущности, обе сопрано были внешне похожи друг на друга, только одна была блондинкой, а другая – чернее самой испанки. Одинаковый рост, одинаковые фигуры. Будь они хористками, выступай они на маленьких ролях, то носили бы один и тот же костюм – тот тип костюмов, которые портные беспрестанно переделывают, укорачивая и удлиняя края, расширяя или сужая талию и грудь с помощью умело замаскированных прищепок.
С солистками такое было бы немыслимо: у каждой имелось свое платье, подгонявшееся по фигуре в ходе многочисленных примерок, необходимых для воплощения замысла декоратора и для того, чтобы исполнительница была оценена по достоинству.
– Хотите шоколаду? Неизвестный почитатель только что прислал коробку.
– Я на диете.
– Я тоже. Мадемуазель Сара только откусила от одной, а остальное приказала мне выбросить в мусорную корзину. Ну и дела!
– А вот и она! Браво, моя милая, это было изумительно!
– Спасибо, Дженнифер, вы очень любезны.
Увидев вдруг неестественно побледневшее лицо дивы, Джейн забеспокоилась:
– Что-то не так, мадемуазель? Вы очень бледны.
– Я не в своей тарелке. Думаю, меня сейчас вырвет.
– О Боже! Идите скорее в туалет.
Дженнифер не могла сдержать довольной усмешки. Значит, такова она, эта знаменитая «prima donna assoluta», о которой вся пресса прожужжала уши! Слабое блюющее ничтожество. С ней, с Дженнифер, исполняй она главную роль на премьере, такого не случилось бы! Хорошенький же подарочек дирекции!
Дверь ванной открылась, показалась испуганная Джейн.
– Не могли бы вы позвать дежурного врача, мадемуазель, дело, кажется, плохо.
– Иду. Я недавно столкнулась с ним. Полагаю, знаю, где его найти.
* * *С Сарой действительно было плохо. Рвота усиливалась, глаза помутнели, и, что хуже всего, напряжение на голосовые связки лишило ее голоса. Закончить выступление ей, судя по всему, не удастся. Врач, стоявший в кулисах, пришел не мешкая.
– Что случилось? – спросил он Джейн, открывая свою аптечку.
– Что-то с желудком, доктор.
– Помогите мне положить ее на диван и оставьте нас одних, я должен прослушать ее.
Джейн и Дженнифер Адамс вышли, остановились за дверью.
– Не в моих правилах давать советы, мадемуазель, но вам лучше бы подготовиться к выходу во втором акте. The show must go on.[19]
Английская певица очень ждала этих слов.
– Надо бы предупредить директора, дирижера и постановщика, потом объявить…
– Я этим займусь. Но все должно оставаться в тайне. Незачем устраивать панику. Я сама решу, что делать. Не теряйте времени, лучше уж на всякий случай одеться, чем заставлять ждать публику.
– Вы правы. Случай тут исключительный… Бог мой! А я даже голос не разогрела!
Из артистической вышел врач.
– Я сделал ей укол, это успокоит ее, но она не сможет выступать. Пусть побудет одна. Она сейчас уснет, а я зайду попозже.
Джейн поблагодарила врача и попросила его хранить молчание. А сейчас каждая минута на счету, спектакль главнее. Сарой она займется после.
16
– Посмотри-ка, Айша, это инспектор Легран!
– Пошли поздороваемся.
– Неудобно, еще помешаем ему.
– Да ты что, он будет рад встретить француженок!
– Инспектор! Инспектор!
Бертран обернулся и встретился глазами с маленькой полненькой женщиной, одетой по-праздничному, рядом с ней стояла очаровательная магрибинка. Кто бы это мог быть?
– Вы нас узнаете?
– Конечно.
– Ну что, я же тебе говорила: давай поздороваемся! Какой прекрасный спектакль! Правда, сидим мы далековато, но все равно это восхитительно!
– Да, спектакль хорош.
– А какая певица! У меня от ее голоса мурашки бегают!
– Да, актриса замечательная.
– А как с делом «Троянцев», есть что-нибудь новенькое?
Уборщицы из Парижской оперы! Он их в свое время допрашивал! Уф-ф, наконец-то узнал.
– Могу я представить вам моего друга, доктора Отерива?
– Польщены, месье. Мы вас тогда смотрели по телевизору. Вы рассказывали о состоянии здоровья Эрмы Саллак. Как она теперь?
– Хорошо, полагаю, но у меня нет свежих данных. К сожалению, я не ее лечащий врач.
– Бедняжка! Какая ужасная история! Такой изумительный голос! – Потом, повернувшись к полицейскому, она поинтересовалась: – А мои сведения вам пригодились?
– Какие?
– Ну, те, что я сообщила Жилу! То есть месье Макбрайену. Он должен был вам их передать.
– Напомните, о чем шла речь.
– О кинжале.
– О кинжале?
– Да, о том, который я нашла в уборной мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг за ее трельяжем, когда делала генеральную уборку после ее отъезда. Такая театральная штучка… Почти как настоящий, только его лезвие уходит в рукоятку…
– Вы хотите сказать, что нашли исчезнувший кинжал?
– Да, я отдала его Жилу, поскольку он мой начальник.
– Возможно, он забыл мне о нем сказать или подумал, что с такой мелочью нечего было меня беспокоить.
– Наверное, эта штука не опаснее детской игрушки.
– Не хотите ли выпить чего-нибудь?
– Я бы выпила немного шампанского.
– А вы, мадемуазель?
– То же самое.
– Позвольте мне, Бертран! Подержите мой бокал, а я попробую пробиться к стойке.
– Доктор очень любезен! Красивый парень к тому же и совсем не выпендривается.
Зрители толпились в кулуарах. В «Ковент-Гарден» не было настоящего фойе, и бары располагались в непосредственной близости от зала. Достать какой-нибудь напиток – уже подвиг. В толпе, теснившейся перед ближайшим баром, не зная этого, смирно ждал своей очереди Жилу. Доктор же лез напролом, локтями пробивая себе путь.
– I am sorry.[20]
– Never mind, dear.[21]
Заведующий постановочной частью сразу узнал врача. Он инстинктивно посторонился и смотрел, как доктор расчищает себе дорогу к стойке. Тот с бою завладел бокалами и с таким же трудом возвращался к ожидавшей его группе. Иветта, Айша, инспектор Легран! Что им тут надо? О чем они могли говорить? Жилу осторожно приблизился к ним. Черт! За этим гулом ничего не слышно. Хорошо еще, что он оказался за их спинами, так что эти французишки не могли его видеть. Однако инспектор, с беспокойством оглядывавшийся в поисках своего друга, заметил высокого мужчину, не сводившего с них глаз. Незнакомый вроде бы. А может быть, знакомый доктора? Бывший пациент?
– А, ну вот и он наконец, цел и невредим! Браво, дружище! За ваше здоровье, сударыни! Чокнемся за нашу встречу.
– М-м-м, вкусно.
– А как поживает месье Макбрайен?
– Ах, он страдает. Вы не в курсе, инспектор? Он втрескался в мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг. Рехнулся от любви. Но она его отшила. Да и что между ними общего? Но для него – это удар: депрессия и все такое… Жаль его, конечно. Он и в отпуск-то ушел из-за этого по состоянию здоровья… Но я об этом не очень-то жалею, и видеть его не хочется… Диктатор! Без него спокойнее работается. Правда, Айша?
– Иветта! Не морочь голову господам своими сплетнями.
– Ну что вы, мадемуазель, наоборот, мне это очень интересно.
– Кстати, и страхи мои исчезли. В театре уже не так страшно! До этого я всегда дрейфила. А помнишь, Айша, того призрака, который меня до смерти напугал?
– Что за призрак? – заинтересовался инспектор.
– Было это в день премьеры «Троянцев». Я заканчивала убирать трупы, и тут вроде сквозняк по мне прошел. И – бац! Будто огромная женская фигура на меня шлепнулась. Беззвучно, как в довоенных немых фильмах. Не долго думая, я взяла ноги в руки и удрала. Никому ничего не сказала, только Айше…
Звонок, возвестивший об окончании антракта, прервал излияния Иветты.
– Пора двигаться. Рада была встретить вас, господа. И спасибо за шампанское. Пошли, Айша, а то опоздаем к началу акта.
– Желаю приятно провести вечер, сударыни.
– Спасибо. Всего хорошего.
Жилу подождал, пока все они вошли в зал, затем прошел на свое место. Надо соблюдать осторожность.
Несколько минут спустя после того, как последний зритель занял свое кресло, главный секретарь Королевского оперного театра, появившись на авансцене, приглушил начинавшийся нетерпеливый шумок. Освещенный прожектором, держа в руке микрофон, он сделал следующее заявление:
– Леди и джентльмены, в связи с внезапным ухудшением самочувствия мадемуазель Сары фон Штадт-Фюрстемберг мы вынуждены заменить ее в главной роли мадемуазель Дженнифер Адамс. Мы рассчитываем на ваше понимание и приносим извинения за эту невольную замену. Надеемся, вы не будете разочарованы.
