Станислас-Андре Стиман - Вынужденная оборона
— Значит, твою мать оперировали?
— Нет. В последнюю минуту ей стало лучше, и доктор Берг решил подождать. Надеется, что камни выйдут через мочевой канал.
Словно тяжело раненый, Ноэль отошел от Бэль спотыкающимися шагами и прижал горящий лоб к оконному стеклу. Так значит его недавние смутные опасения осуществились: он оказался жертвой ужасного стечения обстоятельств и убил невинного.
И плевать, что при этом Бэль вновь стала достойна его любви! Перед собственной совестью и перед людьми он был лишь заурядным преступником, которому оставалось лишь пустить себе пулю в лоб или же предать себя в руки полиции.
Его отчаяние было таким сильным, что он внезапно воспротивился. Неужто простые утверждения могут снять то, что он видел собственными глазами? Неужто он должен теперь сомневаться в том, что видел, как Бэль вышла от Вейля, обогнула дом, убежала, когда он ее позвал?
— Когда собираешься снова поехать в Пон-де-л’Иль? — спокойно спросил он.
— Завтра.
— Ладно. И я с тобой.
Бэль вроде уже собиралась возразить.
— Как хочешь, — сказала она, наконец. И добавила: — Но тебе придется сводить меня в ресторан. Не успела обед приготовить.
Ведь не найти ни одного примера, чтобы Бэль в конце концов не вынесла личную выгоду из самых неблагоприятных обстоятельств.
Глава 10
Седой как лунь и напудренной, мадам Гарзу была свойственна природная изысканность, с коей она, по простоте душевной, удачно боролась, одеваясь в любое время года в черные сатиновые платья смелого фасона. Она подставила Ноэлю для поцелуя высохшую щеку, а затем откинулась на спинку кресла и устремила на него подозрительный взгляд, явно спрашивая себя, какая тайная причина заставила его проявить столь внезапное внимание к ней. Недоверчивые люди обладают подчас такой интуицией…
«Возможно ли, — глупо подумал Ноэль, — что некогда она носила белые платья, прогуливалась по воскресным дням, и какой-нибудь мужчина держал ее под руку, отчего у нее потели подмышки, и поочередно устремлял взгляд то на ее затылок, то на грудь? Возможно ли, что и Бэль когда-нибудь…»
Конечно же, он уже и раньше находил в ней некоторые предвещающие признаки: потребность критиковать все, что было выше ее понимания, лжесострадание чужому счастью…
Он произнес:
— Вам, наверное, было очень плохо. Пробовал дозвониться вам четвертого вечером, но… безуспешно.
Ноэль слишком поздно понял, что мадам Гарзу вполне способна принять подобное замечание за упрек. Но Бэль отдала себе отчет в опасности и вмешалась.
— Ноэль настаивал на том, чтобы принести тебе цветы, — сказала она, освобождая от хрупкой целлофановой оболочки букет, который держала в руках. — Тюльпаны, — быстро добавила она, — ты ведь их больше всего любишь. А что говорит доктор Берг?
Мадам Гарзу поджала губы. Она не только была неспособна давать, но еще меньше умела получать.
— Требует, чтобы я отдыхала несколько часов в день, — сказала она, пожав узкими плечами. — Но как тут отдохнешь, когда живешь в таком вот доме? Кристьяна еще вчера мне говорила…
Ноэль не устоял перед желанием состроить удивленный вид:
— Да разве вы не можете переложить все хозяйственные заботы на Роз?
Щеки мадам Гарзу вспыхнули от негодования.
— Все вы, мужчины, одинаковы!.. Роз… Роз лишь подчиняться умеет. Да и то приходится непрестанно за ней следить. Вот, например, если б я не встала в семь часов, то даже и не знаю смогла бы угостить вас сегодня обедом…
При первой же возможности Ноэль проник на кухню. Он так хотел услышать из уст старой служанки, что та в самом деле была одна дома вечером в пятницу четвертого. Увы! Глухота его собеседницы превратила беседу в сплошную вереницу недоразумений, и он вышел с кухни почти доведенным до исступления.
А пытаться провести отдельный разговор с мадам Гарзу совсем уж было бессмысленно. Если она в сговоре с дочерью, то та наверняка приняла элементарную предосторожность и заранее известила ее о приезде Ноэля письмом или по телефону. И вообще, вполне возможно также и то, что в вечер преступления Бэль могла приехать в Пон-де-л’Иль после свидания с Вейлем.
Обед прошел вяло. Мадам Гарзу либо прямо нападала на зятя, либо замыкалась в неодобрительном молчании, и Бэль, несмотря на все свое самообладание, немного нервничала.
Но у Ноэля был свой план, и сразу же после кофе он вышел из-за стола.
— Схожу за сигаретами… — объявил он непринужденным тоном.
Бэль сочла своим долгом помочь ему:
— Ну уж и погуляй с часок… А мы с мамой закончим варить варенье.
На улице Ноэль даже не сразу вспомнил, что он — преступник, пустившийся на поиски собственного оправдания. Милые провинциалки красовались в тюлевых платьях в цветочек в бледных лучах осеннего солнца. В парке гувернантки в синей с белым форме рассеянно присматривали за порученными им детишками. На центральной площади мороженщик поставил свою тележку в тени статуи Карла Смелого.
Ноэль, как и обещал, прежде всего купил сигареты: с темным табаком для себя и американские для Бэль. По мере того, как он приближался к цели, сердце его билось все более учащенно…
— Вы записаны на прием? — спросила его медсестра в регистратуре в прохладном вестибюле клиники доктора Берга.
Ноэль помотал головой:
— Нет, но буду вам все же очень признателен, если передадите мою карточку доктору. Дело неотложное, а я здесь проездом, вечером уезжаю.
— Идемте со мной… — пригласила медсестра, вернувшись после короткого отсутствия.
Она ввела Ноэля в светлую приемную, где стояли плетеные кресла:
— Доктор просит вас десять минут подождать.
Ноэль подошел к окну и некоторое время глядел на улицу. «Так я, может, сейчас узнаю…» Узнает, что совершил беспричинное преступление? Да, и это тоже узнает.
Он уселся в кресло и, чтобы больше ни о чем не думать, принялся разглядывать обстановку. На стенах висели две-три репродукции известных картин. Фикусы окаймляли стеклянную дверь, за которой время от времени мелькали быстрая фигура какой-нибудь медсестры и неуверенные силуэты посетителей, принесших цветы кому-нибудь из больных. На столике валялись бюллетени «Туринг Клуба», старые номера «Искусства и Медицины», а когда Ноэль пальцем развалил стопку, то обнаружил и Бог весть как сюда попавший последний номер шведского иллюстрированного журнала.
Наверное, была и другая приемная, может даже, параллельная этой, где Ноэль ждал бы не в одиночестве. Его, конечно, ввели сюда для того, чтобы доктор мог его вызвать, избежав недовольства ожидающих пациентов.
Внезапно внимание Ноэля привлек приглушенный звонок. Телефон. Два звонка, три, четыре. Доктор Берг, вроде бы, ничуть не спешил поднимать трубку. На пятом звонке Ноэль подумал: «Это Бэль! Бэль хотела заручиться поддержкой доктора, как уже наверняка заручилась пособничеством матери: „Придет мой муж и спросит… Пожалуйста, скажите ему, что…“ Ведь нет никаких оснований для того, чтобы Берг не увивался за ней, как и другие мужчины.»
Наконец доктор соблаговолил ответить. Ноэль встал и на цыпочках подошел к двери кабинета в надежде поймать какое-нибудь слово или обрывок фразы. Но уловил лишь неясный шум голоса, прерываемый довольно длинными паузами. «Это Бэль!» — мысленно повторил он с уже несколько меньшим убеждением, отдавая себе отчет, что еще раз увлечен собственным воображением. Ведь если бы Бэль хотела предупредить доктора, она бы не стала ждать последней минуты. Уступив таким образом голосу рассудка, он все же испытал бешеное желание толкнуть обитую дверь кабинета, и когда пять минут спустя доктор открыл ему, он никак не мог избавиться от ощущения, что находится в присутствии человека предупрежденного.
— Месье Мартэн? — спросил доктор Берг. — Рад с вами познакомиться. Мадам Гарзу часто о вас говорит. Прошу вас, присаживайтесь…
Ноэль придвинул к себе кресло, на которое ему указали:
— Я, конечно, понимаю, доктор, что беспокою вас, но когда поймете, что меня привело, думаю, меня простите. Уже некоторое время как я и моя жена серьезно обеспокоены состоянием здоровья моей тещи. Ответьте мне откровенно, даже резко, если надо. Основаны ли эти опасения?
Доктор Берг был толстяком с дышащим здоровьем лицом, светло-голубыми глазами и неисчерпаемым оптимизмом, выказываемым им, вне всякого сомнения, даже умирающим.
— Ни в коем разе, месье Мартэн! — ответил он звучным голосом, удобно устроившись в кресле. — Организм мадам Гарзу превосходный. Еще долгие годы сможете холить ее и лелеять.
В его тоне не было ни малейшей иронии, но голубые глаза сверкали лукавством.
Сердце Ноэля забилось сильнее. Пока ничто не указывало на то, что он говорит по подсказке.
— Но ведь в прошлую пятницу вы все же сочли ее состояние достаточно серьезным для того, чтобы предположить немедленную операцию?
