Марина Серова - Осыпь меня золотом
– Делайте что вам говорят, – приказала я, дергая его в сторону.
Боковым зрением я уже видела, что Куропаткин тоже лежит на асфальте, прикрыв голову руками. Когда все стихло, он приподнялся и увидел нас с Ильичевым.
– Вперед, – крикнула я ему на бегу.
Тишина могла быть мнимой. Я не исключала того, что в здании остались взрывные устройства и в любой момент может начаться повторная взрывная волна. Поэтому на всякий случай решила отойти на безопасное расстояние. Мы пробежали до конца квартала и остановились на углу. Глаза Ильичева даже за стеклами очков были просто огромными. Куропаткин сохранял видимое спокойствие, но я не могла не заметить, что он сильно встревожен случившимся.
В это время, нужно отдать им должное, возле офисного здания появилось одна за другой несколько пожарных машин. Белые пенистые струи вырывались из огнетушителей, и пламя начало затихать. Я уже видела, как некоторые пожарные стали проникать в здание. И в этот момент к зданию подъехала бабуринская серая «БМВ».
– Представляю, что он сейчас устроит, – усмехнулся Куропаткин.
– Думаю, нам можно вернуться, – сказала я и первой двинулась в обратную сторону.
Матерные тирады Бабурина, нарезавшего круги вокруг своей машины, стали мне слышны метров за сто. Когда мы подоспели, выражение лица Алексея Федоровича было яростным. Он пялился на обезображенные взрывом, почерневшие окна второго этажа и сыпал ругательствами, посылая проклятия на головы непонятно кого, именуя их загадочными словами «они» и «им».
Здесь же стояла и машина «Скорой помощи». Врачи осматривали выскочивших из здания людей, оказывали помощь. Я увидела, что мужчина, выпрыгнувший из окна, уже благополучно стоит на ногах, и его осматривает девушка-врач. Она что-то предложила ему, но мужчина отрицательно покачал головой и даже улыбнулся.
– Мать их за ногу, е…! – проговорил Бабурин, когда мы подошли к нему.
– Я тоже рад тебя видеть, – уголком рта улыбнулся Куропаткин.
– Господи, что же это такое? – вымолвил наконец Ильичев, обретший дар речи.
– Взрыв, – коротко пояснила я.
– Но мы же могли погибнуть! – Ильичев заводился все больше.
– Могли, – согласилась я. – Более того, погибли бы наверняка, если бы находились внутри. Это окна вашего офиса? – Я кивнула на два изуродованных пустых черных прямоугольника, зиявших наверху, обращаясь к Бабурину.
– Да, – угрюмо ответил тот. – Суки поганые!
– Ну вот, промедление Алексея Федоровича спасло нам жизнь, – прокомментировала я.
Куропаткин смерил Бабурина внимательным взглядом, но ничего не сказал.
– Но кто, кто это мог сделать? – продолжал вопрошать Ильичев.
– Пока неизвестно, – вздохнула я. – Вполне вероятно, кто-то из ваших прямых недоброжелателей, Алексей Федорович.
– Да тут и думать нечего, это «Атлант»! – сжав кулаки, произнес Бабурин. – Козлы! Уроды! Ну все, конец им пришел! Этого я им точно не прощу! Поехали! – повысил он голос, намереваясь сесть в свою машину.
– Погоди, не суетись, – остановил его за плечо Куропаткин. – Куда ты собрался?
– Мочить гадов! – Бабурин был предельно решителен.
– Кого именно? – спокойно сощурился Куропаткин.
– Всех! – категорично заявил Бабурин.
– Весь концерн? – уточнил Куропаткин. – Начиная обстреливать охрану и методично продвигаясь выше? И как думаешь, далеко тебе так позволят пройти?
Слова Николая Ивановича немного охладили пыл Бабурина, однако он по-прежнему пылал гневом. Он уже открыл было рот, чтобы что-то ответить своему компаньону, как в этот момент у него зазвонил сотовый телефон. Бабурин вытащил из кармана широкий смартфон и раздраженно рявкнул в трубку:
– Да!
В ответ послышался взволнованный, быстрый женский голос. Бабурин сразу же насупил и без того низкие брови и внимательно слушал говорившую.
– Когда? – только и спросил он.
Что ему ответили, мы не слышали. Бабурин дослушал до конца, потом сказал:
– Понял, буду.
После чего отключил связь и медленно сунул телефон обратно в карман.
– Елена звонила, – проговорил он. – У нее тачку взорвали…
– Как? – воскликнул Ильичев, бросая невольный взгляд в сторону, где осталась его «Тойота».
Бабурин не стал отвечать на его вопрос, просто принялся рассказывать:
– Она машину в гараж вчера не стала ставить, говорит, голова с вечера болела. Оставила под окнами. А несколько минут назад слышит – грохот под окнами! Она туда, а там ее тачка полыхает. Больше ничего не знаю. Ленка ревет, толком объяснить ничего не может. Я сейчас туда двину.
Лицо Куропаткина приняло хмуро-сосредоточенное выражение. Ильичев же находился в полной растерянности.
– Похоже, нужно съездить к Елене Константиновне и на месте посмотреть, что случилось, – высказала я свое мнение. – Она вызвала пожарных?
Бабурин покосился на меня, но ничего не ответил.
– К тому же нужно осмотреть машину. Точнее, то, что от нее осталось, – не смутившись его поведением, продолжала я. – Может быть, что-то удастся выяснить.
– Да нечего тут выяснять! – вскричал вконец разозленный Бабурин. – Я говорю, нужно ехать и щемить этих козлов!
– Прежде всего лучше бы убраться отсюда, – заметил Куропаткин, с явным недружелюбием оглядывая подъехавшую милицейскую машину.
Он совершенно точно не испытывал ни малейшего желания пообщаться с представителями правоохранительных органов.
– В чем-то Николай Иванович прав, – поддержала я его. – Не хочется тратить время на дачу показаний.
Бабурин почесал круглый массивный затылок и молча двинулся к своей «бэхе».
– А моя машина? – как-то жалобно спросил Ильичев.
– Ну, если Николай Иванович будет столь любезен, что подвезет нас пару кварталов, то скоро мы сможем пересесть в нее, – сказала я, глядя на Куропаткина.
Тот развел руками в знак того, что, само собой, он не возражает против такого варианта.
– А вдруг ее тоже взорвали? – спросил Ильичев, с надеждой заглядывая в глаза то мне, то Куропаткину, словно мы могли дать какой-то ответ на этот вопрос.
– Пойдемте, – только и сказала я, идя к «Мерседесу», и Ильичев со вздохом поплелся за мной.
– Даже страшно подумать, чем все могло закончиться, если бы Алексей не опоздал! – произнес он, качая головой, когда мы расселись в машине.
– Вот именно, – разжав губы, процедил Куропаткин, выруливая на проезжую часть. – Если бы он не опоздал…
Я бросила на него быстрый взгляд.
– Вы что же, намекаете на то, что Бабурин мог сам подстроить все это?
Ильичев после моих слов тоже вперился взглядом в лицо Куропаткина.
– Всякое может быть, – уклончиво проговорил Николай Иванович. – Но что дело паскудное – это ясно.
Ильичев совсем скис. Было видно, что ему самому ситуация нравится все меньше и меньше. Правда, когда через несколько метров он увидел очертания своей «Тойоты», видневшейся на том же месте, где мы ее оставили, в его глазах блеснул радостный огонек.
– Ну слава богу, – пробормотал он.
Куропаткин притормозил у обочины, мы с Ильичевым вышли из «Мерседеса» и пересели в «Тойоту». Бабурин, не останавливаясь, проехал вперед, и нам оставалось только следовать за ним в направлении дома Темниковой.
Во дворе ее дома также находилась милицейская машина. Пожарных уже не было, но на асфальте виднелись следы от тушения пожара. Машина Темниковой, вернее, то, что от нее осталось, стояла тут же. При первом же взгляде на обуглившиеся останки я сделала вывод, что восстановлению она не подлежит. Сама Елена Константиновна, с покрасневшими глазами, находилась во дворе, кутаясь в какую-то шерстяную накидку. Ее потрясывало – то ли от холода, то ли от пережитого шока. Возле нее уже стоял Бабурин, покинувший свой автомобиль, и Елена Константиновна что-то эмоционально ему рассказывала. Мы с Ильичевым также вышли и направились к ним.
Куропаткин, высунувшись из окна своей машины, негромко окликнул нас. Мы остановились.
– Ну, ребята, здесь я пас, – спокойно и твердо произнес Николай Иванович. – Думаю, что тут я вам точно не нужен, справитесь и сами. Все, я домой. Если что – звоните.
И Куропаткин резко дал по газам, уезжая со двора. Ильичев хотел было что-то сказать, но Куропаткина уже и след простыл, и мой клиент лишь махнул рукой.
– Что, Николай Иванович принципиально избегает общения с милицией? – спросила я.
– Думаю, да, – серьезно ответил Ильичев. – Он ведь отсидел срок в свое время. Правда, он никогда не рассказывал подробностей. Наверное, воспоминания не позволяют ему изменить своего отношения к милиции.
– Наверное, – согласилась я, подумав про себя, что неплохо было бы получить сведения и на Куропаткина. В частности, выяснить, когда он сидел и за что.
Темникова ревела в голос, размазывая слезы по опухшим щекам. Бабурин слушал ее внимательно, и я, подойдя, тоже прислушалась. Однако ничего по делу Елена Константиновна не говорила, лишь рассказывала, как она перепугалась, растерялась и теперь, наверное, больше никогда не сядет за руль.
