Андрей Константинов - Дело о прокурорше в постели

— Вы сошли с ума. Зачем мне было записывать эту пленку?

— Я не сошел с ума. Я думаю, что вы сказали мужу, что видеозапись нужна только на самый крайний случай, если вас будут подозревать в убийстве. Потом вы договорились с мужем встретиться в квартире отца. Попросили его открыть окно, заглянуть вниз. Под каким предлогом — не знаю. И выбросили его из окна. И вас опять-таки видели. Вас видел священник — тот самый, который порубил вам топором вешалку. Помните?

Светлана молчала. Я подумал, что ее сопротивление уже сломлено. И продолжил:

— Да, забыл сказать, все это произошло из-за того, что вы украли спрятанную отцом икону в золотом окладе. Он сначала заподозрил вашего мужа, потом вас. И оказался прав.

— Уходите.

— Не уйду. Признайтесь, Светлана.

— Я вызову милицию.

— Вызывайте. Им-то вы все и расскажете.

Она не вызывала милицию. И не признавалась. Ситуация становилась тупиковой. Хуже того — она становилась дурацкой. Но закончилось все еще хуже. Светлана Заслонова вдруг сказала:

— Если вы не уходите, уйду я.

И ушла. Я остался. Осмотрел квартиру…

Потом тоже вышел, захлопнув дверь, и поехал к Обнорскому.

Обнорский мрачно сидел на простом деревянном стуле и ничего не говорил. Я ему уже почти все рассказал.

— Понимаешь, это она убила. И я подумал, что смогу ее расколоть. Я понял, что это она, когда вспомнил, что пятно, которое заметно на пленке, я видел в ее квартире.

— Откуда ты взял показания свидетелей? — наконец спросил Обнорский.

— Они были. Почти. Старушка из дома профессора говорила, что видела какую-то женщину в день убийства.

— А священник?

— Священник не говорил. Но он мог видеть. Он же одно время ночевал рядом с этим домом.

— А подросток?

— Подростка я придумал для большей убедительности.

Обнорский замолчал очень надолго. Я думал, навсегда.

— Значит так, Алексей. Ты отстраняешься от всех дел, кроме хозяйственных. Тебе пока строгий выговор. А там посмотрим. И сейчас же вместе с Зудинцевым поезжайте к следователю, который ведет это дело.

Самое удивительное, что я был прав. Светлану Заслонову задержали в аэропорту. Через день она созналась. Вот только в том пакете была не икона, а векселя одного очень известного банка на очень приличную сумму.

Все оказалось, конечно, не так уж и загадочно. У дочери профессора был приятель. Очень близкий. Настолько близкий, что непонятно, почему она вышла замуж не за него, а за Валерия.

И этот приятель задолжал каким-то своим приятелям большие деньги. Светлана решила помочь. Просила у отца. Тот отказал. Тогда она стащила векселя. Профессор в конце концов выяснил, кто предъявил векселя к оплате. Прошел по цепочке. И вышел на дочь. Тут произошла сцена, в результате которой профессора не стало.

Что еще рассказать об этой истории?

Отец Николай так больше и не объявился. Ни у нас, ни в милиции. А практически всю лесозаготовительную отрасль на Северо-Западе контролирует сейчас группировка Рушана.

Горностаева по-прежнему страдает недостатком культуры, выражающимся в демонстративном неисполнении требований к личному составу.

А с меня выговор сняли. Искупил дальнейшей непорочной службой.

ДЕЛО О ПРОПАВШИХ БРЮКАХ

Рассказывает Михаил Модестов

"Бывший виолончелист оркестра Мариинского театра.

Бесконфликтен. Исполнителен.

Вежлив.

…Недостатки: рассеян, физически не развит, близорук.

Слишком мягок при общении с источниками.

Рекомендации к использованию: поскольку общественнозначимые криминальные события в области культуры происходят нечасто, предлагается постепенно перепрофилировать, поручить Модестову расследование в другой сфере".

Из служебной характеристики

Еле слышное гудение процессора и полное одиночество (редкое в обычном шатании народа по коридорам и отделам агентства) вызывали вообще-то свойственный мне, но всячески подавляемый мною же прилив вдохновения.

Нынешний приступ был отчасти связан с тем, что, во-первых, герой моих разоблачающих материалов наконец-то перестал быть лишь совокупностью сведений о нем и обрел реальные очертания. А во-вторых, на носу была очередная аттестация, то есть сопоставление всех «за» и «против» моего пребывания в агентстве. Естественно, я был «за». Мое пребывание в Мариинке и все последующие события, с ней связанные, теперь казались мне небытием. О прошлых временах напоминали лишь многочисленные знакомые, с которыми я предпочел бы сейчас быть незнакомым вовсе. Однако этих встреч было не избежать — в агентстве я считался специалистом-расследователем в области культуры.

В принципе, мое настоящее меня совершенно не смущало. Переквалификация из виолончелиста в журналисты — не самый крутой поворот событий. Другое дело — из пожарных в премьер-министры.

«Придуманная Сухаревым схема очень проста», — писал я. Пальцы, еще не отвыкшие от виолончели, довольно сносно скользили по клавиатуре.

— Доброе утро, коллега. Михаил, ты случайно мою кружку не брал? — спросила рыжеволосая сотрудница нашего отдела Валентина Горностаева.

У меня уже давно создалось впечатление, что ежеутренние оперативно-розыскные мероприятия по обнаружению чашки, которые организовывала Горностаева сразу же после прихода на работу, — способ приводить коллег в замешательство.

Я абсолютно точно знал, что горностаевской чашки не касался с того момента, когда впервые был уличен в невольной экспроприации этого сосуда. Однако сейчас, под испытующим взглядом Валентины, стал лихорадочно соображать… Наконец, разозлившись на собственную слабость и горностаевскую напористость, выдавил:

— Здравствуйте, Валентина. Ваша чашка в последний раз была мною замечена в кабинете у шефа. Из нее пил завхоз…

Валентина презрительно фыркнула и отправилась на поиски завхоза, а я, бывший виолончелист, с ужасом понял, что сдал Скрипку — заведующего нашей хозчастью — с потрохами…

— Приветствую, Михаил Самуилович, — начальник нашего отдела, неутомимый Спозаранник, бодро прошагал к рабочему столу. — Хочу вам напомнить о том, что срок сдачи материала истекает через день и три часа. (Мой непосредственный руководитель всегда был предельно точен в формулировках.)

— «Старая газета» уже запланировала под вашу «эпохалку» полосу, — продолжил он. — А вы еще должны дать прочитать материал юристу.

Из коридора потянуло дымком — наши дамы устроили перекур. День в агентстве начался.

«Нетрудно догадаться, кому именно известный в мире видеобизнеса предприниматель Андрей Сухарев выдал первую лицензию от своей Гильдии авторов и видеопроизводителей (ГАВ), — конечно, себе» Телефонный звонок прервал процесс написания материала.

Я снял очки и услышал:

— Господин Модестов, вас беспокоит Гильдия авторов и видеопроизводителей. Мы имеем честь пригласить вас на нашу пресс-конференцию…

Я попытался сосредоточиться. Это мистика какая-то — я тут разоблачаю главное действующее лицо в Гильдии, а они имеют честь пригласить…

Итак, завтра в восемнадцать ноль-ноль, в студии. Будет присутствовать ограниченный круг приглашенных, что само по себе, насколько мне известно из не слишком богатой журналистской практики, должно восприниматься ими как причисление к лику святых.

В ушах зазвучал марш Мендельсона. Верный признак того, что случится что-то интересное. Дурацкий симптом, преследующий меня на протяжении последних лет семнадцати. Десять лет назад, услышав звуки марша по школьному радио, я пытался пригласить в библиотеку соседку по парте с загадочным именем Ариадна. Первая красавица класса назвала меня идиотом. Одноклассники давились хохотом и принесенными из дома бутербродами, а у меня впервые помутилось в глазах. С тех пор я ношу очки, и ненавистная музыка заменяет мне интуицию, начиная звучать в ушах при малейшем дуновении ветра перемен.

— Глеб Егорович, есть возможность получить эксклюзив по интересующей нас проблеме. Могу-я сдать материал через два дня? — без всякой надежды поинтересовался я у начальника.

— Вы можете сдать статью когда угодно, вас это все равно не спасет, — Спозаранник был, как всегда, безукоризнен в проявлении добрых чувств к подчиненным.

Странное дело, мы оба носим очки, но в его стеклах всегда отсвечивает фанатизм трудоголика, а в моих — отражается лишь непонимание сложившейся внутриполитической ситуации.

«Надо предупредить Ковальчука о завтрашней встрече», — вспомнил я своего ангела-информатора из Управления по экономическим преступлениям. Глава Гильдии авторов Сухарев живо интересовал Ковальчука, который с недавних пор стал упражняться в стендовой стрельбе не по безликим мишеням-"бандитам", а по рамочному портрету защитника авторских прав.