Ростислав Самбук - Скифская чаша
Смотрела, как боком протискивается в кабинет человек в мешковатом костюме, проводила его любопытным взглядом и плотно прикрыла дверь.
Куцюк-Кучинский встретил Дробаху, стоя за столом. Приветствовал его легким наклоном головы и указал на кресло.
Дробаха, прежде чем сесть, подал удостоверение — заместитель директора внимательно изучил документ, видно, должность следователя по особо важным делам поразила его, так как, возвратив красную книжечку, протянул Дробахе руку и спросил услужливо:
— Что же именно может заинтересовать вас в нашем скромном учреждении?
Дробаха спрятал удостоверение, медленно опустился в кресло, выдержал паузу и наконец сказал:
— Не такое уж и скромное учреждение возглавляете, Михаил Михайлович. Не прибедняйтесь.
— Заместитель, только заместитель директора, товарищ Дробаха. А директор у нас, вероятно, слышали — академик Корольков.
— Только вчера разговаривал с ним.
— Случайно не ошибаетесь? Именно вчера Николай Васильевич вылетел в Одессу.
— Мы встретились с ним в аэропорту.
— Ничего не понимаю.
— Неприятная штука, Михаил Михайлович, однако должен поставить вас в известность: в одном из чемоданов пассажиров, отправляющихся в Одессу, взорвалась мина, к счастью, никто не пострадал.
— Диверсия? — широко раскрыл глаза Куцюк-Кучинский. — Хотели убить Николая Васильевича?
Дробаха снисходительно улыбнулся.
— Не совсем так, — уточнил, — но имеем основания считать, что кого-то из пассажиров...
— Невероятно! — искренне воскликнул Куцюк-Кучинский и вдруг запнулся. Неужели?..
Вспомнил: несколько минут назад Курочко сказал... Как же он сказал? Точно: «Машины разбиваются и самолеты...»
Неужели?..
Ишь прохиндей проклятый...
А может, пустое...
— Невероятно... — повторил дрожащим голосом. Посмотрел на Дробаху растерянно. — И вы пришли к нам искать злоумышленника?
— Ну зачем так категорично? Скажем: выяснить некоторые обстоятельства.
— Чем же я могу?..
— Николай Васильевич рассказал, что его чемодан стоял в приемной. Как вы считаете, не мог ли кто-нибудь воспользоваться этим? Может, секретарша?
— Наташа?
— Наталья Павловна Яблонская, если не ошибаюсь?
— Считаете, она причастна?
— Я ничего не считаю, Михаил Михайлович, я только знаю, что в одном из чемоданов, сданных в Борисполе в багаж, была мина с часовым механизмом.
— Но ведь Наташа!.. Что она может?
— Николай Васильевич сообщил, что не закрывал чемодан на ключ и после того, как дома уложил необходимые вещи, не заглядывал в него.
— Не верю, что Наташа могла сотворить такое.
— Кто кроме вас и нее знал, что Николай Васильевич вылетает в Одессу?
Куцюк-Кучинский задумался на несколько секунд.
— Конечно, шофер, — ответил, а сам подумал: «Неужели Курочко? Неужели мог пойти на такое? Какой прохиндей! Однако следует молчать. Только молчать, иначе начнут распутывать клубок и сразу выяснят, кто поддерживал Курочко... Станут известны некоторые негативные аспекты их дружбы, темные пятна...»
— Фамилия шофера?
— Петр Лужный.
— Еще кто?
— Неужели вы думаете, что отъезд директора института на симпозиум — государственная тайна? — улыбнулся Куцюк-Кучинский. Ему хватило нескольких секунд, чтобы овладеть собой и трезво взвесить ситуацию. Даже принять решение.
— Конечно, я так не думаю, — ответил Дробаха серьезно. — С вашего разрешения я хотел бы поговорить с Натальей Павловной.
— Пожалуйста, — с облегчением согласился Куцюк-Кучинский: по крайней мере, еще несколько минут на размышления.
Сидя в приемной, Дробаха успел присмотреться к секретарше, и она произвела на него приятное впечатление. Не какая-то миленькая вертихвостка, женщина еще молодая, но серьезная и время не теряла: разбирала утреннюю почту, а не читала какой-нибудь припрятанный в ящике увлекательный роман. И сейчас вошла в кабинет сосредоточенная и остановилась у дверей выжидательно.
— У товарища следователя, Наташа, несколько вопросов к вам, — сказал Михаил Михайлович и пригласил: — Идите сюда и садитесь.
Не удивилась и не встревожилась, прошла к столу спокойно, расположилась удобно в кресле и уставилась на Дробаху.
— Когда вчера приехал в институт Николай Васильевич? — спросил следователь.
— В десять. Может, немного позже.
— Он принес с собой чемодан?
— Ну что вы!.. — удивилась несообразительности следователя. — Чемодан занес шофер.
— Петр Лужный?
— Нет, за директором послали машину Михаила Михайловича. У Петра что-то испортилось.
— А я и не знал, — вставил Куцюк-Кучинский.
— Не хотела вас отвлекать: вы принимали представителей завода.
— Точно.
— Итак, — продолжал Дробаха, — шофер принес чемодан...
— И оставил его в приемной.
— Когда Николай Васильевич выехал в Борисполь?
— В начале двенадцатого.
— Значит, чемодан стоял в приемной немного больше часа?
— Да.
— Вы не интересовались чемоданом? Не прикасались к нему?
Возмущенно пожала плечами:
— Зачем?
— Прошу вас, — мягко сказал Дробаха, — припомните, вы все время, с десяти до отъезда директора, сидели в приемной?
Наташа задумалась на мгновение и ответила не колеблясь:
— Выходила дважды. Николай Васильевич просил принести из буфета бутерброды, а потом относила письма в канцелярию.
— Сколько времени заняло у вас хождение в буфет?
— Минут восемь — десять.
— А канцелярия далеко?
— Я еще задержалась там, — вспомнила секретарша. — Поговорили немного... Тоже минут десять.
— Не видели, кто-нибудь из посторонних заходил в приемную?
— Но ведь вход в институт только по пропускам.
— Может, застали кого-либо?
— Директор вызывал Андрусечко.
— Доктор наук, — вставил Куцюк-Кучинский. — Заведующий отделом. Известный ученый.
— Не заметили, кто выходил из приемной?
— Кажется, Курочко, да, — кивнула утвердительно, — Ярослав Иванович тоже заходил.
«Боже мой, — чуть не вырвалось у Куцюка-Кучинского. — И тут Курочко!»
— Больше никто не беспокоил директора? — спросил Дробаха.
— Потом к Михаилу Михайловичу заходил инженер Кремибский. Ну и шофер Петр. Сообщил, что машина исправна.
Дробаха увидел, как нетерпеливо заерзал в кресле Куцюк-Кучинский, и отпустил секретаршу. Когда та закрыла за собой дверь, молвил:
— Мне почему-то показалось, Михаил Михайлович: вы хотели что-то рассказать?..
— Да, один разговор, может, и не стоящий вашего внимания...
— Может, и не стоящий, — легко согласился Дробаха, — но на всякий случай...
— Был сегодня у меня доктор наук Курочко... — Куцюк-Кучинский снял очки: когда волновался, почему-то лучше видел. Вдруг подумал: сейчас он расскажет все о Курочко и в результате лопнет как мыльный пузырь их альянс с Норвидом. И плакала премия...
Но для чего ему раскрывать перед следователем все карты? Разве поступает так опытный игрок? Достаточно и намека, туманного намека, и всегда можно будет оправдаться и перед одним, и перед другим.
— Да, — повторил он, — заходил ко мне как раз перед вами один из наших заведующих отделами Ярослав Иванович Курочко. Человек уважаемый, доктор наук... — Объяснял так долго, чтоб найти нужные слова, чтоб и бросить тень на Курочко, и в то же время не очень большую. Наконец снова надел очки и закончил после паузы: — Показалось мне, что Ярослав Иванович настроен против директора и относится к нему как-то не так... А тут Наташа видела, как он выходил из приемной...
Дробаха подул на кончики пальцев, внимательно посмотрел на несколько смущенного Куцюка-Кучинского.
— И в чем это проявилось? — спросил. — Не могли бы вы немного конкретнее?
«А это уж дудки! — злорадно подумал Михаил Михайлович. — Посмотрю, как развернутся события, тогда, может, что-то и припомню, а сейчас — туман, белый туман, молоко, так сказать...»
— Пожалуйста, — ответил уверенно. — Товарищ Курочко жаловался на предубежденность директора по отношению к проблемам, разрабатываемым сотрудниками его отдела. Если хотите, на некоторую необъективность.
— Но это не возбраняется никому.
— Конечно, конечно, — даже обрадовался Куцюк-Кучинский. Подумал: он сделал свое дело и в случае чего всегда может сослаться на этот разговор. Он не утратил бдительности и своевременно сигнализировал. Если же Курочко ни в чем не виноват, это его предположение просто забудется. Довольный собой, незаметно потер пухлые ладони.
Дробаха поднялся.
— Не смею больше задерживать вас. Надо еще поговорить с шофером. Петром Лужным, если не ошибаюсь?
Куцюк-Кучинский проводил следователя до дверей.
