Далия Трускиновская - Баллада об индюке и фазане
Я забежала за угол музея и выглянула. Нет, мне не померещилось – тень, пригнувшись, совершила перебежку от куста к кусту. За мной следили.
Я предположила самое ужасное – Кузина, обнаружив мое отсутствие в комнате, подняла шум на весь остров. И хозяин зажигалки понял причину моих неуемных расспросов! Правда, было совершенно непонятно, как он вычислил мой маршрут. Но ведь бывают же, черт возьми, и роковые случайности!
Бегать на шпильках не очень удобно, и все же я побежала, стараясь ступать как можно бесшумнее. Остановившись за следующим углом, я услышала шаги. Тот, который следил за мной, тоже бежал.
Это не мог быть Званцев – Званцев узнал бы меня по силуэту. Это не мог быть и какой-нибудь незнакомец. Кому я нужна с этаким пузом! Значит – убийца!
И мне страшно захотелось проснуться в своей комнате и увидеть трещины на высоком потолке, и стрелки будильника, и, потянув носом, восхититься густым запахом кофе, который варит для своего семейства бабка Межабеле…
Мелькнуло в памяти что-то этакое из моего последнего разговора с бабкой, что-то очень важное, но как будто написанное неразборчивым почерком. У меня не было времени предаваться воспоминаниям. Проснуться дома было уже невозможно.
Я завернула за следующий угол и увидела раскидистую липу. Липа вовсю цвела. Она стояла в облаке сладчайшего аромата, который ощущался даже у стен музея. И была она огромна – нижние ветки лежали на земле. Можно было войти в эту липу, как в шатер.
Липа – вот кто спасет меня. Преследователь по инерции будет бегать вокруг музея, как в дореволюционной кинокомедии, а я возьму себя в руки и под прикрытием липы смоюсь от греха подальше.
Добежать до липы я не успела. И встать вплотную к стволу – тоже. Тут появился он.
Он все еще хоронился за кустами. Я видела только голову и плечи. Он огляделся. Волосы вроде были темные – значит, не Виестур. Лысина под луной вроде не блестела.
Тут у меня отшибло всякое соображение – пригибаясь, он тоже побежал к липе.
Я сдернула с ноги босоножку и занесла ее над головой – острым каблуком вперед. Если вмазать каблуком по физиономии… Жутко, но другого выхода у меня нет.
Вбежав в липовый шатер, он выпрямился и занял наблюдательную позицию. Он стоял спиной ко мне, и, будь у меня отвага самостоятельно захватить преступника, я могла оглушить его каблуком по виску. Но я от ужаса затаила дыхание и стояла так целую вечность – пока преступник, переступив с ноги на ногу, не качнулся с амплитудой в пятнадцать градусов.
– Званцев! – изумленно воскликнула я. Он резко повернулся.
– Вы? Так это я за вами гонялся?
– А вы что, не узнали меня?
– Совершенно не узнал.
– Ну, знаете ли! – я даже оскорбилась за свой ни с чем не сравнимый силуэт. Мужчины не очень наблюдательны, но если Званцев скажет, что не заметил моего пуза, я точно дам ему по шее босоножкой.
– А как я мог вас узнать, если из кустов торчала только ваша голова? Растяпа реабилитировался.
– Я вас искала, Званцев. Всю крапиву облазила.
– А ко мне прибегает перепуганная Аусма Карловна – там, говорит, незнакомая женщина ищет каких-то практикантов, а их у нас два года не было!
– Это я вашу невесту искала, Званцев.
Он смутился. Я ждала ответа, но не дождалась.
– Между прочим, меня ваша личная жизнь совершенно не интересует, и, как вы понимаете, я спрашивала про практиканток, чтобы найти вас. Я вас по очень важному делу ищу. Кстати, по вашему делу.
– Вы о чем?
– Как это о чем? Помните, вы мне днем рассказывали о преступнике, который убил моряка и оставил труп в «жигуленке»?
– Ну?
– Я видела этого преступника!
– Где? Во дворе? Так что же вы…
– Какое там во дворе! На острове Долес!
– Где?..– ошалел Званцев.
– Да здесь же, на острове!
Тут наверху, в кроне липы, зашебуршало. Что-то увесистое сорвалось с ветки и с треском обрушилось вниз!..
* * *Мы шарахнулись в разные стороны. Оно, не долетев до нас, видимо, проснулось, отчаянно захлопало крыльями и, выбравшись из кроны, тяжело полетело к лесу.
– Заснул и сковырнулся, черт немазанный! – прокомментировал Званцев. – Кило на пятнадцать потянул бы, не меньше.
– Три тридцать за кило… – посчитала я. – Между прочим, ничего особенного, я думала, он дороже обойдется…
– То есть как?
– Штраф за убийство фазана – пятьдесят рублей, – сообщила я как можно ехиднее.
– Какой же это фазан? Индюк.
– Индюк на ветке?
– Они на ночлег часто забираются повыше.
– И специально прилетают из дому ночевать в музей? Образованные же индюки на острове Долес! Это фазан, Званцев.
– Откуда здесь фазаны?
– Откуда – не знаю, но в лесу висит объявление насчет штрафа. Так что это фазан.
– А если бы висело объявление насчет штрафа за страуса, это был бы страус? Вы их своими глазами когда-нибудь видели, фазанов-то?
Я постаралась припомнить последнее посещение зоопарка в возрасте одиннадцати лет…
– Кажется, нет, а что?
– А то, что там, направо, усадебка стоит. Перед ней – двор. Во дворе – телега.
– Ну?
– А на телеге я сегодня вечером видел целую семью индюков. Штук двенадцать. Этот оттуда «прилетел».
– И все-таки мне кажется, что это был фазан, – упрямо ответила я. Одно дело – когда к тебе с дерева слетает красавец фазан, а совсем другое – когда тебе на голову валится заспанный индюк.
Званцев спорить уже не стал. В конце концов, спасибо бы сказал, что я не грохнулась в обморок от такого явления.
– Бог с ним, с вашим фазаном. Скажите лучше, кого вы там обнаружили.
В его голосе наконец-то проявился долгожданный интерес.
– Я же говорю – человека, который ночью пробегал по двору.
– И как же вы его узнали? Вы же утверждали тогда, что не видели его!
– Для этого не обязательно таращиться на него с четвертого этажа. Я бы в лучшем случае увидела оттуда затылок и шапку. Ну, может, еще кончик носа, если нос достаточно длинный.
– Тогда я ничего не понимаю, – признался Званцев. Я вдруг поставила себя на его место и уразумела, что понять меня сейчас действительно невозможно.
– Ну, видите ли, дело в том, что я вас тогда утром немного обманула. Правда, нечаянно, я не думала, что это имеет для вас значение. Я говорила, что открывала окно и выбрасывала окурки, так?
– Предположим.
– А на краю пепельницы лежала зажигалка, Приметная зажигалка. Вот я ееи выкинула вместе с окурками.
– Что же вы не спустились утром и не подобрали ее?
– У меня была высокая температура, Я вообще в тот день из дому не выходила. Когда я заметила пропажу, – на ходу сочиняла я, – у меня хватило ума взять театральный бинокль я посмотреть вниз. Окурки были, а зажигалки не было.
– Может, вы ее и не выбрасывали?
– Выбросила, к сожалению. Дома ее не оказалось. Я ведь пока сообразила, что она в окно улетела, искала ее по всем углам.
– А, погодите… Вы же были не одна?
– Не стану же я будить человека ради зажигалки!
– Гм, да. Но она могла упасть и в сугроб.
– Оттуда бы ее выудили утром ваши коллеги. Разве не так? Вспомните, проходят ли у вас по этому делу такое вещественное доказательство, как гонконгская зажигалка?
– Там и без нее всякого добра хватает.
– Ну вот, значит, вы согласны со мной, что она пропала в ту ночь примерно в два часа?
– Предположим.
– А сегодня вечером я видела ее в руках у человека, который мог заполучить ее одним способом – подобрав в два часа ночи во дворе.
– Эту самую зажигалку? Вы не ошиблись? Занудство Званцева можно было понять и простить – работа у него такая, но я нервничала и сердилась, боясь из-за его вопросов сбиться и нагородить ерунды.
– Да, эту самую. Она, видите ли, меченая. Я ее выменяла у подруги на французский брасматик…
– На что?
– На брасматик. Это такая тушь для ресниц, в трубочке, с круглой щеточкой. Ну вот, мы с подругой не договорились бы насчет обмена, если бы зажигалка не оказалась меченой. На ней две велосипедистки, и у одной на ноге ожог… То есть, что я… Не на ноге, а на зажигалке ожог! Вот, можете полюбоваться.
И я достала из кармана зажигалку. Но Званцев уставился не на нее, а на меня.
– Значит, зажигалка все-таки у вас?!
– В том-то и беда, что у меня! – чуть ли не со слезами в голосе ответила я. – Мне ее подарили!
– В обмен на брасматик, что ли?
– При чем тут брасматик! Мне ее просто так подарили через мою же собственную глупость.
– А что вы получили в обмен на брасматик?
– Да ее же, зажигалку, будь она неладна! И тут мы оба основательно замолчали. На асимметричной физиономии Званцева не было ни тени понимания. А я чувствовала, что сказала что-то не то, и соображала – что же именно?
– Я начну сначала, – как можно нежнее и задушевнее сказала я, разобравшись наконец, что к чему, – Значит так. В конце февраля я выменяла у Колосниковой Светланы Николаевны зажигалку гонконгскую натуральную на брасматик французский, который, в свою очередь, купила у Стрике Анды, отчества латыши не употребляют, за восемь рублей, Эту зажигалку я подарила своему… ну, другу, что ли. Потом я выкинула ее в окно. Подобрать ее на дорожке можно было, только пока в моем окне горел свет. Тогда она была видна. Свет я погасила сразу же после двух. Зажигалка исчезла в те четверть часа, которые интересовали вас с точки зрения поисков убийцы. Так?
