Далия Трускиновская - Корзинка с бриллиантами
Я ревела, а он сперва ждал, что это вот-вот кончится, а потом принял свои жесткие меры.
Он достал из шкафчика стакан, и я уже подумала, что сейчас он побежит за водой, и надо будет уносить ноги. Но откуда-то из-за гримировального стола он достал бутылку коньяка и налил полстакана.
— Разом! Ну! — приказал он, поднося стакан к моим губам. Как у всякого рыдающего человека, рот у меня был полуоткрыт. Не успела я отшатнуться, как коньяк был во рту. И я его проглотила. Мне приходилось раньше пить коньяк, и я втягивала в рот полстоловой ложки, и эти пол-ложки жгли, скребли и бередили глотку, как я не знаю что. А тут я одним махом выхлебала полугодовую дозу коньяка, и ничего, только стало тепло и я начала понемногу успокаиваться.
— Еще? — спросил Гаврилов.
— Да, — еще рыдая, ответила я. И выпила. Потом он выпил сам из того же стакана и убрал бутылку.
— Хватит, хорошенького понемногу, — сказал он. — Теперь вся страна борется с пьянством и алкоголизмом. Сейчас ты можешь говорить? Давай, не стесняйся.
— Чего — давай?
— Чего? Ну, хотя бы зачем ты сейчас ломилась к Кремовским?
— За коробкой с драгоценностями.
— Ты хочешь сказать, что драгоценности у них? — изумился Гаврилов.
— Да, у них в гримерной.
— Ни хрена себе! Пожалуй, напрасно я тебя поил коньяком…
Я страшно обиделась на него, потому что не спьяну чушь несла, а сказала чистую правду. Нужно было встать, повернуться и гордо уйти. Я и встала, а когда поворачивалась, меня занесло, и я чуть не грохнулась. Он вовремя поймал меня и усадил на топчан. Тут я сообразила, что он все еще в плавках, даже халата не накинул, да впридачу кинул меня на топчан — это что же сейчас будет?!
— Не трогайте меня, а то я закричу! — воскликнула я.
— Кому ты, к черту, нужна?! — изумился такой постановке вопроса Гаврилов, но я ему не поверила. Почему он так и торчит в плавках? А?
— Уберите вашу руку, — продолжала я. — Вот отсюда.
Его рука лежала на топчане, в двадцати сантиметрах от моего бедра.
— Ну, убрал.
— И наденьте штаны!
Я говорила совсем так, как артистка в одном кино — высокомерно и презрительно. Там, в кино, это подействовало. Но Гаврилов расхохотался.
— Вот дура девка! — сквозь смех сказал он. — Ну, прибабахнутая! Точно, прибабахнутая! Сколько тебе лет-то?
— Восемнадцать, — приврала я.
— В восемнадцать так уже не шарахаются, — возразил он. — Совсем ты у нас соплюха. Оно и по фигуре видно. Был бы у тебя кто, сало живо бы порастрясла.
— Правда? — обрадовалась я. Курить я пробовала, зарядку по утрам — тоже, но то, что от этого худеют, мне на ум не брело!
— Правда, — обнадежил он. — А теперь пошли. На улице прохладно, ты живо прочухаешься. Давай вставай, ты как раз на моих штанах сидишь.
Я встала, и он начал натягивать штаны, при этом задел больную пятку и скривился.
— Никуда я не пойду! — твердо сказала я. — Мне нужно попасть в гримерную к Кремовским.
— Ни к каким Кремовским я тебя не пущу! — так же твердо возразил он. — Хватит с них одного сюрприза.
— Нет, вы ничего не понимаете! У них в гримерной лежат драгоценности! Все думают, что их украли, а они в гримерной!
Но он уже натянул рубашку и заправил ее в штаны. Потом он взял меня под руку и вывел в коридор, а сам погасил свет и запер дверь.
— Пошли, — сказал Гаврилов. — Тебе здесь больше делать нечего, и мне тоже.
— Нет! Я не пойду! — чуть не завопила я. Он железными пальцами взял меня за руку.
— И попробуй только заори! — предупредил он. — Пошли!
Он свел меня с лестницы и доконвоировал до вахты.
— Дядь Вахтанг! — окликнул он. — Я тут не один, так что ты того… не приглядывайся!
— Есть не приглядываться! — отрапортовал старый хрен дядя Вахтанг и пакостно хихикнул. После того, как он ругался с Любаней, я его совершенно перестала уважать.
На улице действительно было прохладно.
— Ну вот, — сказал Гаврилов, — сейчас ты начнешь соображать, а тем временем мы дойдем до гостиницы.
— До какой гостиницы? — удивилась я.
— До нашей, цирковой.
— Я не пойду в гостиницу!
— А я не стану с тобой разговаривать в парке на скамеечке. Я не сопляк, чтобы ночью сидеть на скамеечках. Пошли!
Он опять взял меня за руку и буквально потащил. Я озиралась в поисках спасения. Если бы попался хоть один прохожий, я заорала бы: «Помогите! Насилуют!» Но прохожий не попадался. Ночью здесь вообще глухо.
Как Гаврилов втаскивал меня в гостиницу — это поэма! Он отцеплял меня от дверного косяка.
И мы оказались в номере.
Я вспомнила комнатенку Макарова — та же сырость, тот же убогий уют, дешевая салфетка на казенном журнальном столике, доисторическая узкая тахта, шторы времен Никиты Сергеевича Хрущева. Как странно — и этот жил в какой-то нищете… Хотя, казалось бы, зарабатывал неплохо.
— Прибыли! — сообщил Гаврилов. — Ну, ты, я вижу, совсем оклемалась. Садись. И рассказывай все, что знаешь. Видишь ли, я тоже имею некоторое отношение к этому делу с бриллиантами. И мне кажется, что я знаю, кто их свистнул. Ты говори все, как было, подряд. Ты ведь не зря оказалась ночью возле гримерной Кремовских. А я сам выловлю то, что мне нужно. Только не ври и не преувеличивай. И не клянись, что Кремовские инсценировали кражу, а бриллианты спрятали. У меня есть основания думать, что эти бриллианты не сегодня-завтра будут сперва в Москве, а потом где-нибудь в Алма-Ате.
— Кремовские не могли инсценировать кражу, потому что я своими глазами видела вора, — возразила я, — а они в ту ночь как раз были в Москве!
— Ты видела вора? — Гаврилов от неожиданности захлопал глазами, и это вышло очень смешно. Наверно, коньяк еще не угомонился во мне, потому что я стала фыркать и киснуть со смеху. — Ты его действительно видела? Да успокойся наконец! И объясни, кого ты видела?
— Я его не узнала. Было темно.
— Так откуда ты знаешь, что это был вор?
И я рассказала Гаврилову про бочку с овсом и остановилась на том, что потеряла сережку в шорной.
— Ну, хоть это стало понятно, — проворчал Гаврилов и, к великому моему недоумению, стал меня расспрашивать, как именно я подкралась к цирку и проскочила мимо дяди Вахтанга.
Особенно его заинтересовал человек, с которым дядя Вахтанг прощался на остановке. Гаврилов требовал, чтобы я описала этого человека, а как я могла его описать, если видела только издали?
— Да-а… — сказал он, видя, что от меня толку не добьешься. — Ну хоть одно скажи — ниже он дяди Вахтанга или выше?
— По-моему, они вообще одного роста.
Гаврилов задумался.
— Может, это Кремон, — пробормотал он, — а может, и не Кремон. Погоди, у меня есть рекламка. Сейчас откопаю…
Он полез в шкаф и извлек оттуда старый портфель, набитый до отказа.
— Мой архив, — объяснил Гаврилов, открыл портфель и вывалил содержимое на тахту.
Там были в основном фотографии лошадей, но попадались и цирковые программки.
— Вот! — сказал Гаврилов. — Посмотри на этого чудика.
Он ткнул пальцем в человека на колесе. Человек был в синих штанах с красными горохами и в желтой майке, а на голове имел котелок. Это колесо называется моноцикл, на нем еще в кинокомедии «Цирк» ездили.
— Откуда я знаю? — сердито ответила я. — Может быть, и он. На улице он же был в нормальных брюках и в пиджаке.
— Кожаном?
— Да. — Я сказала и растерялась. Еще секунду назад я не помнила, какой на нем был пиджак, а теперь совершенно точно знала — кожаный!
— В час по чайной ложке, — прокомментировал Гаврилов. — К утру ты вспомнишь размер его туфель.
— Александр Кремон, — прочла я подпись под снимком. — Кто такой Александр Кремон?
— Ты сперва внимательно посмотри на рожу этого самого Кремона, — велел Гаврилов. — И запомни эту рожу. И если ты увидишь его возле цирка или в цирке, найди меня, ясно. Похоже, что этот человек имеет к краже драгоценностей самое прямое отношение, черти бы его побрали!
Я еще раз посмотрела на Александра Кремона. Там, на снимке, он был молод, черноволос и кудряв. Но я уже знала, что имею дело с архивом циркового артиста. Этому снимку, может, лет десять!
— Запомнила, — сказала я. — Но если он облысел, я его не узнаю.
— Он не облысел, — заверил Гаврилов. — Если это его я видел в воскресенье, то не облысел.
— Кто он? — еще раз спросила я. — Какое он имеет отношение к Кремовским, кроме похожей фамилии?
— Ишь, заметила! — усмехнулся Гаврилов.
— Я не такая дура, как вы думаете! — вдруг совершенно неожиданно обиделась я. — Просто я не такая, как вы все! И вы лично тоже! Понятно?
— Понятно, понятно… Сейчас я тебе кое-что объясню. Думаю, ты поймешь, хотя и хлебнула больше нормы. Галина Кремовская — вдова Юрия Кремовского. Это имя тебе что-то говорит?
Я пожала плечами.
