Барбара Гордон - Польский детектив
Она кокетливо засмеялась и отбросила прядь волос, упавшую на лицо, словно раздвинула занавес, чтобы я мог заглянуть в ее глаза. Она смотрела на меня холодно и вызывающе. Видимо, старательно взвешивала все «за» и «против» — стоит ли ей менять Густава на меня и что она от этого получит. Но я не люблю скороспелых побед. Вся прелесть не в достижении успеха, а в долгих прелюдиях, в атаках и отступлениях. Я сделал вид, что мое предложение было лишь светской шуткой и переменил тему:
— А где же наш милый хозяин?
Я задал это вопрос Боже не, которая как раз старательно отрепетированным движением наполняла хрустальные чаши жидкостью неопределенного цвета. Барс еще не появился. Не было и «гвоздя программы» — Иоланты Кордес, но еще не представилась удобная минута, чтобы спросить у Божены, где же эта нежеланная гостья.
У меня в голове даже мелькнуло, что, пожалуй, все, что наговорила мне по телефону Божена, — ложь. Просто она перехитрила нас. Пригласила на сегодняшний вечер, чтобы потом вычеркнуть из списка гостей настоящего, большого приема, передвинутого на другое время. Наш «Вихрь» разваливается, об этом все уже знают. Барсы ищут на кого бы свалить вину, кого выбросить за борт, как балласт. Если нас — тех, кто сейчас здесь сидит — не будет на главном приеме, тут же пойдут слухи: «Конечно, что мог сделать Барс в таком объединении? Он выгнал их всех, а теперь наконец покажет, на что он способен. Он решительно порвал со всей этой бандой посредственностей».
Барсы одни хотят выйти из «Вихря» целыми и невредимыми. Только теперь я понял это, а поскольку самым нестерпимым для меня является чувство, что меня обманули, обвели вокруг пальца, что мне придется платить за чужие грехи, — меня охватил такой гнев, что в глазах потемнело. В такие минуты я за себя не отвечаю — я даже убить могу.
Меня отрезвил неожиданный вскрик прямо у моего уха. Лилиана обиженно уставилась на меня, потирая запястье.
— Что случилось? — спросил я, приходя в себя.
— Как это — что? Грубиян! Ты так сжал мне руку, что синяк будет.
А я и не заметил этого. Я взял ее руку и поцеловал запястье — с удовольствием прижался губами к гладкой и теплой коже.
Божена подошла к нам с маленьким арабским подносом, на котором сверкали хрустальные чаши, наполненные таинственной жидкостью, и стояли крохотные блюдца с чем-то похожим на длинные узкие сухарики. Она присела на корточки рядом с нами на пледе и любезно пригласила:
— Прошу, дорогие мои, угощайтесь.
— А что это такое? — подозрительно спросил я.
— Ничего подобного ты наверняка ни разу в жизни не пробовал. Это великолепно! Наливка из мандрагоры, смешанная с гранатовым соком, а на, закуску — саранча, запеченная в рисовой муке. Не бойся, не отравишься. Вот что могло бы тебе повредить, — она понизила голос и зашептала доверительно, — так это взгляд Густава. Яд кобры — пустяк по сравнению с этим.
Я покосился на него. Действительно, он был бел, как стена, а если бы взглядом можно было убить, я давно бы уже был мертв. Я пренебрежительно пожал плечами. Божена, благоговейно прикрыв глаза, пригубила свою чашу и закусила саранчовым сухариком. Ее кошачье личико выразило неописуемое блаженство. Она встряхнула пышной гривой своих иссиня-черных волос. Теперь ее голубые глаза смотрели на Лилиану с холодным любопытством. У нее было такое выражение лица, словно она рассматривала редкого зверя в зоопарке.
— Похоже, он и в самом деле влюблен в тебя, твой Густав. — Божена сказала это почти оскорбленно, можно было подумать, что она порицает какое-то неприличие, что-то противное правилам хорошего тона. Было в ее голосе любопытство и непонимание. И я уверен — зависть. — Нечулло — влюблен! Влюблен искренне! Боже, ты мой, чего только с людьми не случается…
Лилиана слегка смутилась, но уже не успела ответить Божене, лишь широко открыла свой большой рот и воскликнула:
— О-о-о!
Это было вызвано зрелищем, которое поразило не только панну Рунич, но и всех остальных. Все молча смотрели на приближающуюся пару — Славомира Барса и Иоланту Кордес. Они шли к нам из глубины дома по широким ступеням, ведущим с террасы в сад. Грузный, неуклюжий Барс ступал тяжелым шагом, напоминая гигантский экскаватор, Иоланта плелась неуверенно, как бы боясь вырваться вперед хозяина дома, переваливаясь и косолапя. У нее была какая-то утиная походка. Барс сиял, словно генерал, выигравший битву. Иоланта, несомненно, была побеждена. Об этом говорили ее пылающее лицо и горько стиснутые губы. Интересно, когда это они успели поругаться?
Божена объяснила мне вполголоса:
— Иоланта уже час как здесь. Что-то они там обговаривали в его мастерской.
— А может, он показывал ей свое последнее приобретение — какую-нибудь моль?
— Она сама похожа на моль, — буркнула Лилиана.
Это сравнение показалось мне очень точным. Вот что значит глаз художницы! Наблюдательная девушка! Обязательно надо отбить ее у Густава, хоть на время. А впрочем, разве он мне мешает? Пусть она будет и моей, и его любовницей одновременно.
Иоланта действительно слишком уж по-простецки выглядела на фоне виллы Барсов. Еще полгода назад я назвал бы ее эффектной женщиной. Она расцвела, когда писала для нас сценарий и флиртовала с Нечулло. В ту пору она была своей в нашем кругу. А сейчас я снова увидел ее такой же, как много лет назад, когда Прот тщательно скрывал ото всех свою некрасивую жену и редко появлялся вместе с ней в обществе. И уж во всяком случае, сегодня я решительно не советовал бы надевать этот буро-коричневый костюм — с ее-то буро-коричневыми жидкими волосами, которые висели сосульками по обеим сторонам смуглого костлявого лица, с ее темными глазами, слишком близко посаженными и невыразительными. Она, видимо, сильно похудела за последнее время, костюм висел на ней как на вешалке, впрочем, сшит он был так плохо, что любая женщина выглядела бы в нем страшилищем. В безвольно опущенной руке болталась бежевая потертая сумка. Все это вместе производило впечатление чего-то бесцветного и жалкого.
Если Иоланту в ту минуту можно было сравнить с молью, то Божена Норская, несомненно, напоминала яркого экзотического мотылька. Она встала с пледа и выпрямилась во всей своей красе. На ней был странный наряд, что-то вроде яванского саронга ярко-оранжевого цвета. Божена протянула Иоланте свои округлые, нежно-белые руки и воскликнула с обычной экзальтацией:
— Ах, приветствую тебя, Иоланта! Я так рада видеть тебя! Ты так давно не была у нас…
Барс удовлетворенно потирал толстые руки, как всегда, когда ему казалось, что какая-то шутка ему необыкновенно удалась, Иоланта рассеянно приняла нежный поцелуй Божены, машинально подставив щеку, но только сейчас, вспоминая эту сцену, я вдруг вспомнил, что глаза Божены Норской, всегда такие голубые, почти прозрачные, показались мне совершенно черными, когда она следила за приближающейся к нам парой. Теперь я понимаю, что в глазах этих пылала ненависть, такая же, как в глазах Нечулло, обращенных на меня. Но кого ненавидела Божена в эту минуту — Барса или Иоланту? Этого я не знаю.
Иоланта и Барс сели. Первый шок миновал, изумление улеглось, все заслонило волнение, с которым мы принялись хрустеть жареной саранчой. Это занятие потребовало от нас напряжения всех душевных сил, а запивание этого лакомства наливкой из мандрагоры — так прямо и самопожертвования. Вкус у наливки был отвратительный, но мы пили и нахваливали согласным хором. Я с умилением думал о той гигантской дозе очищенной соды, которую выпью немедленно после возвращения домой. Хорошая все-таки жена моя простушка Эвка! Мне и в голову бы не пришло тащить ее с собой на эти сборища с печеной саранчой, да еще в таком обществе — а она и не имеет ко мне никаких претензий за то, что я вращаюсь в свете один, словно и не женат. Это две разных жизни, и я уже нагляделся на то, что случается с людьми, которые две эти вещи путают, как, например, Прот.
В шесть часом мы вошли в дом. На приемах у Барсов никогда не бывает традиционного приглашения к столу. Да там и стола-то нет. Центральный салон, то ли столовая, то ли гостиная, действительно, служит для приема гостей, но столь почитаемая нами, простыми смертными, традиция приема пищи у них разжалована и превращена в незаметное, попутное развлечение. А для этого не годится длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, уставленный бесчисленными тарелками, блюдами и бокалами, за которыми неподвижно торчат гости на неудобных стульях с высокими спинками. У Барсов вся компания устраивается кто где — на диванчиках, пуфах, креслицах или прямо на полу, устланном коврами, циновками и шкурами. Маленькие столики и табуреточки служат для того, чтобы поставить на них рюмку или пустую тарелку. Свет бывает неяркий, интимный — торшеры и бра с темными абажурами.
Угощение развозит Божена лично, используя столик на колесиках. Конечно, это могла бы делать и Катажина Налепа, хозяйничающая на кухне, много лет уже она служит у Барсов, но Барс считает, что это выглядит очень старомодно и по-мещански, если еду подает домработница.
