Уильям Рихтер - Очи черные
При первом взгляде на Клеско у Льва сжалось сердце. Время, одиночество и тяжелые условия заключения взяли свое, этот человек выглядел так, как будто каждый год тюремного срока проживал за два. Седая борода, лицо в морщинах из-за долгих лишений, постоянного холода и ветра. Клеско завернулся в одеяло, чтобы не замерзнуть на жестоком морозе. На ногах – поношенные старые башмаки на три размера больше, чем надо, под ними вместо носков в несколько слоев намотанное тряпье. Дышал он трудно, неровно.
В первый момент Льва охватила неуверенность в том, что его план реален, что ему вообще надо было приезжать. Он слышал о Клеско как о человеке необыкновенной силы и решительности, человеке, который скорее умрет, чем сдастся. Он слышал множество историй о том, как Клеско пробивался через окружение в Питере или вооруженный контроль на болгарской или словенской границах, вселяя ужас в сердца местных полицейских. Во что этот человек превратился теперь? Казалось, в стоящем перед ним человеке не осталось ничего от того Алексея Клеско.
Клеско поднял глаза и посмотрел сквозь колючую проволоку. Он долго не мог узнать его, потом, казалось, что-то припомнил, глаза его внимательно изучали лицо Льва, вспоминая и сравнивая, примеряя его к тому лицу пятилетнего мальчика, что сохранилось у него в памяти. Двенадцать лет прошло.
– Лев…
Лев коротко кивнул.
Клеско молчал и не двигался, все еще рассматривая молодого человека. У него в голове крутилось множество вопросов и предположений. Охранник все еще стоял рядом в ожидании, когда они заговорили по-английски.
– Сколько он взял? – спросил Клеско. – Охранник.
– Пять сотен долларов, – ответил Лев.
Клеско брезгливо фыркнул.
– Хрен моржовый, – тихо выругался он.
Теперь Лев увидел в глазах Клеско что-то новое, в нем вспыхнула жизнь, разум снова начал работать. Даже спина его немного распрямилась, когда он осмотрелся кругом.
– Камень всплыл, – сказал Лев, гордый тем, что может сообщить эту новость. Ему хотелось, чтобы Клеско тоже ощутил гордость. Он ждал реакции Клеско, и тот его не разочаровал, глаза Клеско были прикованы к его лицу, он жадно искал подтверждения услышанным словам.
Лев кивнул. Это была правда.
Клеско помолчал некоторое время, и Лев подумал, что тот пытается успокоиться, сдержать свой восторг. Все надежды Льва снова казались осуществимыми.
– Только один? – спросил Клеско, внешне совершенно спокойный.
– Один, – ответил Лев. – В Америке.
Клеско кивнул, обдумывая эту информацию.
– Эти камни, – сказал он, – это наследство, да?
– Да.
– Твое. Они принадлежат тебе. Понимаешь?
– Да, – сказал Лев. – Они мои.
Клеско всматривался в лицо Льва, как будто искал или ждал чего-то. Решимости? Гнева?
– Хочешь меньше? – спросил Клеско. – Меньше, чем тебе положено?
– Нет.
Клеско кивнул, все еще не окончательно убежденный.
– У тебя есть бумаги?
– Да, – ответил Лев. – Все готово.
– Деньги? – спросил Клеско.
– Немного.
Клеско кивнул.
– Хорошо, – сказал он, снова глядя Льву прямо в глаза, и отошел от забора. Лев тоже повернулся, как будто собираясь пойти к машине, но, сделав несколько шагов, вдруг резко обернулся к ограде и в долю секунды выхватил из внутреннего кармана пистолет. Он бросил оружие через забор между рядами колючей проволоки. Клеско поднял глаза и увидел летящий к нему пистолет, отличный новенький «Пернач».
Клеско быстро сбросил с себя одеяло, протянул руку и поймал пистолет в воздухе. Он обернулся к ошеломленному охраннику и в то же мгновение выстрелил из автоматического «Пернача» ему в горло, почти снеся голову. Клеско заметил, что другой охранник у ворот повернулся и двинулся к нему, в испуге потянувшись за пистолетом, который не вынимал из кобуры последние лет пять. Промедление оказалось роковым, Клеско выстрелил, направив ему в грудь очередь смертоносных пуль.
Все произошло так быстро, что у Льва не осталось никаких сомнений. Тот Алексей Клеско из легенды – из мальчишеской мечты Льва – впал в спячку на эти долгие годы, затаился и притворился побежденным в ожидании возможности вернуться. И теперь он вернулся. Сердце Льва радостно забилось, когда он увидел, что Клеско снимает связку ключей с пояса охранника и спокойно идет к центральным воротам. Клеско отпер ключами замки, а затем отодвинул задвижку на противоположной створке. Упал груз, поднялся блок и главные ворота тюрьмы широко открылись.
В ту же секунду Лев был внутри, по автоматическому пистолету в каждой руке. Несмотря на юный возраст, он уже несколько лет был уличным бойцом, а потому был готов к этому моменту. Он бросился к караульному помещению, откуда только что появились еще двое охранников, пытающихся зарядить пистолеты. Лев пристрелил их.
Четыре трупа. Осталось еще двое охранников.
Вдруг с ближайшей вышки открыли огонь из автомата, взрывая землю у ног Клеско и Льва, успевших вовремя укрыться за углом караулки.
– Прикрой, – сказал Клеско, перешедший теперь на русский, и бросился к открытой части двора.
Лев прикрыл Клеско, отправив в сторону вышки автоматную очередь. Клеско был уже у противоположной стороны двора, где стояли тюремные автомобили, и прыгнул за руль ближайшей машины. Он попытался завести двигатель, но тот затрещал, сопротивляясь. Теперь охранники обстреливали машину сверху, автоматная очередь вспорола крышу кабины ровной полосой, пуля задела бедро Клеско. Он зарычал от боли, но продолжал при этом заводить машину до тех пор, пока двигатель наконец не ожил. Клеско немедленно включил задний ход и нажал на газ. Машина поехала назад, с громким треском врезавшись в опоры вышки. Опоры сначала согнулись, а через несколько секунд башня наклонилась и с оглушительным грохотом рухнула во двор, разломившись и вывалив на мерзлую землю искалеченные тела двух остававшихся там охранников. Они попытались отползти в укрытие, но Лев уже нацелил на них только что заряженный пистолет. Два последних выстрела из пистолета Льва, и все охранники были мертвы.
Клеско нашел у одного из убитых охранников связку ключей и пошел прочь от места побоища, не обращая внимания на собственную кровавую рану. Прихрамывая, он шел к тому тюремному корпусу, из которого только что освободился. Лев не отставал от него. Они отперли камеру Дмитрия Яминского, заключенного с тридцатилетним стажем, в отличие от Клеско, самого младшего из обитателей колонии.
Яминский не сопротивлялся, когда Клеско вывел его в коридор и повел в свою бывшую камеру. Лев был поражен видом этой камеры, грязной и тесной до безысходности, с двумя жалкими дощечками, прибитыми к открытому окну для защиты от лютого мороза. Годы, проведенные здесь, были настоящим адом, Лев думал о том, насколько такая жизнь могла изменить человека, о том, с каким отцом он был разлучен.
Клеско толкнул Яминского так, что тот упал на старый гнилой матрас на полу, и без колебаний выстрелил ему между глаз.
Лев понял. Клеско хотел, чтобы тюремное начальство, которое рано или поздно появится здесь, нашло в его камере труп, который будет трудно опознать. Лев вынул из кармана зажигалку и поджег матрас в нескольких местах. Огонь начал быстро расползаться по камере, а затем по коридору.
Лев и Клеско прошли в другой конец коридора, открывая по пути все двери, чтобы освободить оставшихся заключенных. Большинство сначала не решались покинуть камеры, они были напуганы. Лев надеялся, что заключенные постепенно разбредутся с территории тюрьмы кто куда, затрудняя работу местной полиции, когда она наконец появится.
– Больше никого, – сказал Клеско Льву и недовольно покачал головой. Лев заметил, что на секунду тот как будто впал в оцепенение, как будто забыл, где он и что делает. Глаза его блуждали по ту сторону тюремной ограды, где простиралась безжизненная холодная пустыня.
– Они слишком долго здесь просидели, – сказал Лев, и Клеско снова пришел в себя. – Они забыли, что такое свобода.
– Да, – произнес Клеско, а затем взревел: – Бегите или сгорите!
Он направил свой пистолет на заключенных, и когда дым от подожженного матраса начал постепенно заполнять корпус, даже самые слабые из них побежали к выходу.
Лев и Клеско вышли из тюремного корпуса и спокойно направились к открытым воротам колонии. Они сели в машину Льва, все еще ждавшую их у ворот со включенным двигателем, и поехали. Лев вел машину по пустой оледенелой дороге. ИТК-61 осталась позади, от нее поднимался к небу столб черного дыма, валившего все сильнее по мере того, как бывший тюремный корпус Клеско разгорался не на шутку.
– Ты готов? – спросил Клеско Льва.
Они направились к аэродрому у берега Карского моря, чтобы оттуда добраться до Америки.
– Да, – ответил Лев. – Да, отец.
6
Шел уже седьмой час вечера, когда детектив Этли Грир подъехал к дому у Центрального парка, где Клер Стоунман, агент по продаже элитной недвижимости, показывала клиентам один из своих объектов. Швейцар проводил детектива к частному лифту, использовав свой электронный пропуск, чтобы Этли мог пройти. Лифт совершенно беззвучно поднялся на тридцатый этаж и открылся на устеленной коврами лестничной площадке перед входом в пентхаус. Там Этли встретил Клер Стоунман, которая теперь выглядела иначе, чем при их первой встрече неделю назад. У нее был официальный, очень уравновешенный вид, одета она была в дорогой темно-синий костюм, волосы аккуратно уложены, стильно, но консервативно.
