Илья Деревянко - Проданные души
Господин Ледбитер ошибался насчет сроков. Жить масонскому «генералу» оставалось вовсе не сто лет. И даже не сто дней.
Ровно через пять минут самолет по неизвестной причине взорвался в воздухе и ссыпался горящими обломками в воды Атлантического океана. Власти Соединенных Штатов обвинили в организации катастрофы арабских террористов и незамедлительно предприняли очередную ракетную атаку на Ирак…
Глава 8
Четыре дня спустя. Г. Москва.
Ввиду неумолимо надвигающейся смерти (и соответственно грядущих адских мук) Борисов впал в состояние, близкое к умопомешательству. Он уже догадался: убийство произойдет с подачи Ледбитера (причем наверняка при участии Левицкого), и в безумной надежде обмануть судьбу совершенно перестал выходить из особняка. Дни и ночи напролет Виктор Семенович проводил в лишенном окон подвальном помещении с толстыми бетонными стенам. (Между прочим, неподалеку от того места, где охранники зарыли останки убитой им жены.) «По крайней мере, тут снайпер не подстрелит, машину не взорвут!!!» — лихорадочно думал очумелый от страха и бессонницы «известный предприниматель». Более того, поскольку и Ледбитер и Левицкий были евреями, наш олигарх вдруг заделался ярым антисемитом и учинил среди домочадцев тщательнейшую проверку на предмет выявления «замаскированных жидов», руками которых, по мнению Борисова, его могли ликвидировать. В отличие от умников гитлеровской Германии, Виктор Семенович не занимался измерением черепов слуг и охранников, не проверял форму ушных раковин и тому подобное. (В антропологии он ни бельмеса не смыслил.) По выражению недоброй памяти товарища Ленина, олигарх «пошел другим путем», а именно: считая себя незаурядным психологом, устраивал каждому подробный допрос об этнической принадлежности предков, вплоть до седьмого колена. При этом он старательно фиксировал мельчайшие нюансы поведения испытуемого, и стоило кому замешкаться с ответом, проявить страх или неуверенность, как несчастный объявлялся «жидовской мордой», заковывался в наручники, ножные кандалы и запирался в тесной подвальной комнатушке, служившей ранее кладовой для садового инвентаря. По завершении расовой проверки, длившейся четыре дня подряд, Виктор Семенович оставил Константина Евневичева сторожить арестованных и пригласил на инструктаж Гасана Темирбулатова. Последнее время чеченец Гасан пользовался у Борисова особым доверием, и вот почему: «Мусульмане — заклятые враги евреев, — глубокомысленно рассуждал „известный предприниматель“, — эвон как схлестнулись в Палестине. Глотки друг другу рвут!!! Следовательно, чечен не продаст меня пархатым. Не из преданности, нет! Просто из ненависти к тем, кто убивает и преследует его единоверцев!!!»
— Присаживайся, брат, — приветливо предложил Темирбулатову олигарх.
Поджарый, усатый, горбоносый чеченец послушно опустился на табуретку.
Обстановка в подземном убежище господина Борисова была более чем скромной: голые бетонные стены, деревянный топчан (умягченный, правда, подушками и периной), обшарпанный стол да три грубо сколоченных табурета. Массивная железная дверь и лампочка без абажура придавали помещению сходство с тюремной камерой. А сам Виктор Семенович, осунувшийся, небритый, со слезящимися, воспаленными бессонницей глазами, живо напоминал узника ШИЗО…[23]
— Подведем итоги! — нервически подергивая то левой, то правой щекой, глухо сказал он.
— Подведем, — согласился Гасан и заговорил с заметным кавказским акцентом: — Шестерых жидов вы разоблачили. Среди них две горничные, два охранника, ваш личный повар Лебедкин и шофер Вовка. Остались вне подозрений — садовник Петрович, второй шофер Васька да официантка Людмила.
— Ты забыл о Евневичеве! — напомнил олигарх.
— Понимаете ли, хозяин, — замялся Темирбулатов. — Костя, конечно, мой давний товарищ, но… но…
— Выкладывай, не томи! — рявкнул Борисов, вперившись в телохранителя диким, налитым кровью взглядом.
— Хорошо, хозяин! — сокрушенно вздохнул Темирбулатов. — Я тут вспомнил одну вещь… В общем, месяца три назад Евневичев проболтался, что когда получит отпуск — непременно поедет отдохнуть в Израиль. У него там живет бабка по материнской линии. Зовут вроде бы Дора Соломоновна…
— Все ясно! — заскрежетал зубами Виктор Семенович. — Можешь не продолжать! Проморгал я, старый дурень, вражину! От переутомления, наверное. Четвертые сутки почти не сплю. Спасибо, брат! Огромное спасибо! Вовремя предупредил об опасности!!! Я тебя, Гасанчик, озолочу! Клянусь! Но сперва необходимо покончить с агентами сионистов. И с находящимися под арестом, и с хитро вывернутым змеем Евневичевым! О сокрытии трупов не беспокойся. С ними разберемся после. Не велика проблема! Вот только сумеешь ли ты справиться в одиночку?!
— Сумею! — горделиво приосанился чеченец. — Мы, вайнахи, генетические воины! Перережу пархатых, как баранов! Пикнуть не успеют!!!
— Молодец, — похлопал его по плечу олигарх. — Действуй, джигит!
* * *По распоряжению господина Борисова арестованным «жидам» (среди которых не было, кстати, ни одного еврея) не давали ни есть, ни пить. И в туалет никого не выводили. Скованным бедолагам приходилось испражняться под себя. Из камеры-кладовки тянуло зловонием и доносились горькие стоны, плач, мольбы: «Бо-о-ольно! Руки затекли! Ой, не могу больше!! Костя, у тебя есть сердце? Принеси хоть глоток воды!! За что нас так?! От-пус-ти-и-те!!!» Периодически в этот жалобный, разноголосый хор врезывались хриплые крики сошедшего с ума охранника Геры Серебрякова: «Карамба!!! Тру-ля-ля!!! Ух ты, ах ты, все мы космо-навты!!!»
Евневичев сидел около двери на перевернутом фанерном ящике, придерживал правой рукой поставленный на пол дулом вверх автомат Калашникова и насвистывал незатейливый мотивчик. Страдания заточенных в тесную каморку людей его ничуть не трогали. Двадцативосьмилетний Константин отличался редкостным эгоизмом и бездушием. «Вляпались мудилы конкретно, вяло думал амбал. — Да хрен с ними. Не я же там в говне купаюсь, от жажды подыхаю! Наше дело маленькое. Приказали стеречь — стерегу. Прикажут замочить — замочу. А виноваты, не виноваты — без разницы. Раз Виктор Семенович платит, стало быть, он и заказывает музыку! Захочет, допустим, кожу с них содрать заживо — пожалуйста! Лишь бы денежки отстегивал!»
Циничные размышления Евневичева прервал подошедший Темирбулатов с автоматом через плечо.
— Велено сейчас же расстрелять арестованных, — тихо сообщил чеченец, приводя оружие в боевую готовность.
— А жмуриков куда? — сняв «калашников» с предохранителя, поинтересовался Константин.
— Оставим пока здесь. Дальше сообразим по ходу, — лениво зевнул Гасан. — Ну, начнем?
— Начнем, — Евневичев щелкнул выключателем, зажигая свет в бывшей кладовой, отпер дверь, широко распахнул, и оба борисовских холуя начали щедро поливать свинцом сбитых в тесную кучу, измученных пленников. Грохот автоматных очередей слился с отчаянными воплями умирающих. Спустя короткий отрезок времени все было кончено. К вони, исходящей из камеры, прибавились запахи пороховой гари и крови.
— Глянь, Костя, — поменяв опустевший рожок на новый, небрежно сказал Темирбулатов. — У Герки Серебрякова цепь золотая. Вырядился, дурак, перед смертью!
— Где цепь?! — оживился жадный Евневичев.
— Да на шее.
— Не-а, не вижу! — внимательно всмотревшись в покойников, разочарованно протянул охранник. — Тебе, наверное, померещилось!
— Ничего подобного, — возразил чеченец. — Есть цепь. Вон поблескивает! У меня глаз орлиный. Недаром в горах вырос. Впрочем — ладно. Закрываем!
— Погодь, погодь! — засуетился обуянный алчностью Константин. Может, и впрямь… Если ты прав, надо прибрать золотишко! Зачем добру пропадать?! Пойду-ка проверю. Дело-то минутное!
Прислонив к стене автомат, он решительно шагнул в бывшую кладовую, поскальзываясь на окровавленных телах, приблизился к Серебрякову, и в следующую секунду пуля Гасана раскроила ему затылок. Ударившись лбом о ближайшую стену, Евневичев повалился на общую груду мертвецов.
— Жадность фраера сгубила! — хохотнул «горный орел», захлопывая дверь и задвигая тяжелый засов. — Убивать тупиц вроде тебя проще, чем овец пасти!
Продолжая внутренне посмеиваться над недотепой Костей, Гасан деловито направился наверх, в столовую. Там он застал растрепанную, дрожащую, полностью деморализованную недавними событиями официантку Людмилу.
— Куда подевались остальные?! — властно обратился к ней чеченец.
— В-вася в г-гараже. П-пет-трович в с-саду, — заикаясь прошептала женщина.
— Зови их сюда! — скомандовал Темирбулатов. — Хозяин хочет выдать вам премию. За преданность! Давай пошевеливайся. Мне некогда долго ждать!!!
