Екатерина Гринева - Телохранитель, или Первое искушение
– Я бы сказала, если бы знала, – cлова вырываются с запинками.
– Думаешь разжалобить? – хмыкает бандит. – Не получится.
Он делает знак кому-то, и ко мне подходит здоровый мужик с квадратным подбородком и толстыми пальцами-сосисками. Он вынимает из кармана ножик и подступает ко мне. Я закрываю глаза, но Сосулька дергает меня за волосы и орет:
– Ну что? Обоссалась, телка? Будешь колоться или нет? А то уделаем разом. Пустим по кругу, мочалка гребаная, ну?
Я крепко зажмуриваю глаза и кричу в ответ:
– СУКИ-ПОГАНЫЕ ВЫ-МОЖЕТЕ – МЕНЯ убить, но у меня ничего нет. – Слезы брызгнули из глаз. Мне уже все равно, что со мной будет, но мне важно показать им, что меня не запугать… Я рыдаю и кричу. Со мной настоящая истерика, и я не могу остановиться.
– Тихо! – рявкнул Сосулька. Потом подошел и ударил меня по щеке. Наотмашь.
В ответ я вцепилась зубами в его руку.
– Черт…
Он с силой ударил меня по голове, в мозгу вспыхнули тысячи радужных искр, перед глазами все завертелось с бешеной скоростью, и я отключилась.
Сознание возвращалось постепенно. Я словно находилась в темной комнате и освещала ее карманным фонариком, выхватывая из темноты «картинки из жизни»: вот Стас нежно гладит мне плечи и покусывает мочку уха, вот он что-то шепчет… вот я собираю чемодан перед полетом на Майорку…
Я приоткрыла глаза и застонала.
– Очухалась? – Сосулька подходит ко мне и берет за подбородок.
– Открывай глаза и смотри на меня. Слышишь?
Я открываю глаза.
– Это что за цирк ты здесь устроила? Совсем шизанулась? Не поняла, с кем разговариваешь? – Он стучит мне указательным пальцем по лбу. – Рассусоливать мне с тобой некогда, поэтому слушай и запоминай. Ясно?
Я киваю. Он отпускает подбородок и отходит на несколько шагов. Руки засунуты в карманы. Похоже, что больше в комнате никого нет. Только я и он. Но повернуть голову и оглядеться я не могу: больно.
– Я тебя отпускаю, но компромат на Хатонцева – за тобой. Ты должна понять: у тебя нет другого выхода, как отдать его нам. Ты можешь думать, размышлять. Все бесполезно. Срок у тебя – месяц. Если через месяц бумаг не будет, – его губы раздвигаются в улыбке, – не будет и тебя. Ты все поняла?
– Поняла, – прохрипела я.
– Ну и отлично. Само собой разумеется, никаких контактов с ментами, иначе – уговор будет расторгнут. Ясно?
– Да.
Сосулька выходит из комнаты, потом около меня вырастает один из тех, c кем я ехала в машине, он развязывает меня и выводит на улицу. Там я опять сажусь с ним в машину, и он довозит меня до ближайшей станции метро. Это «Выхино».
Жизнь складывалась так, что хреновей не бывает. Любовник исчез в неизвестном направлении вместе с деньгами и конфиденциальными бумагами клиента, а тут новая проблема – я должна достать компромат на некоего Хатонцева, которого я даже в глаза не видела и не представляла себе, кто это такой.
Я еще раз с признательностью вспомнила Александра Степановича. Он предвидел многое и поэтому сознательно разграничил свою личную жизнь, то есть меня и остальные дела.
Но теперь эхо прошлого настигло меня, и нужно срочно что-то делать.
Я сидела на кухне и пила свою любимую текилу. Я стала уже совсем пьяной и неожиданно подумала: мне не нужно сидеть и ломать голову, надо обратиться к Борьке Каргопольскому, и он все расскажет.
После смерти Рысева я бежала от своего прошлого и рассталась с людьми, которые знали его и меня. Таких немного, но тем не менее они были. Я без сожаления оборвала все контакты, оставив только Борьку, рыжебородого врача-стоматолога, пьяницу и бабника, чей отец еще с юности дружил с Рысевым. Поэтому Александр Степанович без опаски познакомил меня с Борькой, в сущности, безобидным человеком, единственным недостатком которого была страсть к сочинительству плохих стихов.
Что Рысев нашел в Борьке – для меня загадка. Но когда Рысев бывал в Москве, он брал меня и приезжал к Борьке. Тот накрывал стол, cтавил выпивку и после пары-тройки рюмок начинал декламировать свои вирши. Мне откровенно хотелось смеяться, но я сдерживала себя, потому что cтоило мне только перевести взгляд на Рысева, на его рассеянно-отрешенный вид, когда он весь был слух и внимание, как я понимала: нужно скрывать свое отношение к Борькиному творчеству, если не хочу поссориться с Рысевым или крепко его обидеть.
Все Борькины стихи были в основном посвящены тайге. Он уехал из Омска в двадцатилетнем возрасте, но до сих пор тосковал по своей родине, несмотря на то, что уже больше пятнадцати лет жил в Москве.
Позже, поразмышляв, я поняла, что Рысева трогало восторженное отношение Борьки к таежным лесам и сибирским просторам. Это была перекличка двух людей, влюбленных в Сибирь. Просто в то время я этого не понимала, а Борька ничего не хотел мне объяснять, считая себя гениальным поэтом-самоучкой, которого признают за талант, а не за общность корней.
Во время дружеских посиделок у Борьки в офисе Рысев много рассказывал о тайге, охоте, своей юности и разных приключениях. Когда мы с ним были одни, он в такие откровения не пускался. Очевидно, талантливому рассказчику нужен талантливый слушатель, а я таковым не являлась по банальной причине – я не родилась в Сибири и не могла поддержать разговор, вставить тонкое замечание или нужную реплику.
Это был разговор двух сибиряков, при котором я состояла наблюдателем.
После смерти Рысева мы с Борькой перезванивались, иногда я приходила к нему в офис. Он накрывал стол, мы выпивали, рассказывали друг другу о жизни, но разговоров о Рысеве избегали. По моей просьбе. Для меня это было настолько болезненно, что не хотелось растравлять старые раны. Борька все понял и вел себя весьма тактично. Он вообще был довольно чутким человеком, что для мужчины – большая редкость. Поэтому друг Борька был хороший, а вот муж и отец никудышный. Он был уже пятый раз женат и имел от разных жен и любовниц шестерых детей, чем, кстати, очень гордился.
И вот теперь я собиралась звонить Борьке и просить о помощи. Может, он знает этого Хатонцева и просветит меня. Я бросила взгляд на часы. Половина первого ночи. Кому-то другому в такое время я звонить бы не стала, но Борьке – можно. Я подвинула к себе телефон и набрала номер.
Включился автоответчик.
«Здравствуйте, вы позвонили Борису Каргопольскому… Если у вас есть важное сообщение – оставьте его, и я перезвоню вам, как только смогу…»
– Борь! Сними трубку. Это очень важно и срочно.
– Что случилось?
Рядом раздался женский смех.
– Борь, я, конечно, свинья и отрываю тебя от сексуальных утех, но я влипла в такой переплет… мне нужна твоя помощь…
– Лер! До завтра терпит?
Что я могла сказать?
Вытаскивать мужика из постели уж совсем жестоко с моей стороны, и я подавила вздох.
– Терпит.
– Тогда приезжай ко мне в офис. В обед. Часам к двум. Поговорим. Тебе удобно?
– Нормально. Заметано. До завтра.
После разговора с Борькой мне стало немного легче. Я полезла в холодильник и достала оттуда банку с солеными огурцами. Налила себе в стакан еще текилы. Это было очень классно. Пить текилу и закусывать соленым огурцом.
На другой день ровно в два часа я была у Борькиного офиса. Зашла внутрь. Приветливая секретарша Ирочка, миниатюрная куколка с черными кудряшками и пухлыми губками, улыбнулась мне.
– С визитом или в гости, Валерия Михайловна?
– С визитом, с визитом, – вздохнула я.
– Борис Всеволодович сейчас освободится.
– Подожду.
Распахнулась дверь, и Борька вышел с молодой женщиной в обтягивающих черных джинсах и розовой кофточке с большим декольте. Они смеялись, Борька держал даму под локоток. Словом, неутомимый Борька был в своем репертуаре самца и соблазнителя. Увидев меня, кивнул.
– Одну минуту. Я только даму провожу.
– Я не тороплюсь.
– Вам кофе? – прощебетала Ирочка. – Или чай?
– Нет. Спасибо.
Борька вернулся через десять минут.
– Ну, пошли ко мне, посидим.
– Я предложила Валерии Михайловне кофе – она отказалась.
Борька фыркнул.
– Валерия Михайловна стаканами текилу глушит, а ты ей – кофе.
– Не нарушай мой имидж.
– Ну-ну… строишь из себя невинного ангелочка?
Такие подколы вполне в Борькином духе.
Мы прошли в его кабинет. За ним была маленькая комнатка с диванчиком, на который Борька укладывал своих дам.
«Мини-будуарчик» называла я эту комнатку. Там стояли диван, журнальный столик, миниатюрный шкафчик, висела картина эротического содержания: женщина топлес в черных чулках с подвязками гладит леопарда, стоящего рядом.
– Ты хоть бы повесил что-нибудь поприличнее.
– Приличней некуда, – хохотал обычно Борька. – Искусство обеспечивает темп и дает настрой, сокращает расстояние и экономит время.
Я вошла в мини-будуарчик и села на диван.
– Что будешь? Водку, коньяк, текилу?
Текилу Борька держал для меня.
