Пьер Нор - Французский шпионский роман
— Сержант,— позвал он,— подойдите сюда. Обрыв линии здесь.
Подбежавший младший офицер усердно принялся за дело. Менее чем через минуту он выпрямился и крикнул в машинный зал, находившийся рядом:
— Готово, дайте ток!
Голос ответил: «Есть».
Но коридор остался погруженным в темноту. Сержант выругался:
— Вечно эта чертова спешка. Теперь придется переделывать.
Понадобилось еще две минуты, чтобы свет наконец был починен.
Из своего кабинета вышел вместе с Капелем Брюшо. Он подозвал возвратившихся Кунца и Легэна и повел всех на свой КП.
— Друзья мои,— сказал он,— скоро здесь начнется расследование. Сюда прибудут судебный следователь, комиссар, шпики, вызванные начальником генерального штаба. Какой позор! Я хочу сказать вам только одно: я не убивал Эспинака и Дюбуа. Я отдаю себе отчет в том, что меня будут допрашивать с пристрастием, ведь вы обнаружили меня перед их телами, и рядом никого больше не было. Я отлично вижу, что даже вы подозреваете меня. Впрочем, я и сам до сих пор ничего не понимаю. Я услышал стрельбу, выскочил из своего кабинета прямо в темноту. Зажег карманный фонарик и увидел их там…
— Поймите меня правильно. Я не прошу вас не говорить, что вы видели. Это ваш долг — сказать. Все должно быть без обмана.
— О чем я прошу вас, так это верить мне и, если меня арестуют, сказать жене, что я невиновен. Ясно?
Трое молодых людей, замерев, автоматически произнесли традиционную короткую военную клятву. Затем последовала реакция Легэна:
— Но, господин капитан, ведь это ужасно глупо. Почему вы думаете, что обвинят вас? Зачем вы, черт возьми, сотворили бы такое?
— Почему вы думаете, что это сделал кто-то из нас? Впрочем, это сделано кем-то из роты. Пусть так. Что тогда? И потом, слушайте, давайте не будем больше думать об этом… если сможем. Дело теперь перейдет в другие руки. По мне так даже лучше. Это все же грязная работа.
— Кажется, нужно, чтобы никто не уходил с объекта — впредь до нового распоряжения. Видимо, мы все должны оставаться на местах. Это нелепо. К счастью, для нас предусмотрели все-таки холодный завтрак.
Казалось, жизнь снова пошла своим чередом с ее мелкими делами и заботами в двух шагах от места, где только что, всего полчаса назад, грубо и глупо были оборваны две жизни, где упали как подкошенные любимый командир и хороший товарищ. Жизнь продолжалась — прямо как на войне.
Но ведь войны-то не было. И если никто не расчувствовался, то только потому, что было не место и не время для проявления эмоций.
Три лейтенанта, понурив голову, разошлись по своим боевым постам. Брюшо подождал, пока стихнут в ротонде их шаги, сердце его сжалось от наступившего одиночества, и он погрузился в мрачные мысли.
Глава IV
Расследование
В два часа пополудни на объект прибыли судебный следователь, секретарь суда, судебно-медицинский эксперт и комиссар полиции ближайшей супрефектуры в сопровождении двух инспекторов. Возглавлял эту группу начальник генерального штаба дивизии, которому официально было поручено следить за расследованием, а неофициально — уберечь секреты форта от праздного любопытства чужаков. Когда привезшие их три машины подъехали к изгибу большой галереи, офицеры четвертой роты вздохнули с облегчением. Им пришлось провести вместе несколько тягостных часов в кабинете Брюшо. По молчаливому уговору о драме они не упоминали, а думать о чем-либо другом не могли, поэтому вынуждены были довольно скоро отказаться от всякого разговора вообще. Им оставалось только молча курить, считая минуты, мечтая хоть чем-нибудь отвлечься. Несмотря на то что они хорошо знали друг друга, питали взаимную симпатию и полностью друг другу доверяли, в воздухе витало неуловимое, неосознанное подозрение. Ничего не могло быть хуже этого. Вот почему они так охотно бросились встречать вновь прибывших.
Они были уже знакомы с судебным следователем Эстевом, с которым виделись только накануне. Мысль о том, что они расстались с ним всего каких-то двенадцать часов назад при совершенно других обстоятельствах, казалась им нереальной. Но любезный, очень бойкий старик, веселый малый вчерашней вечеринки превратился в холодного, сдержанного, подозрительного человечка.
Они не любили (да им никому и в голову не могла прийти такая идея) начальника штаба подполковника Барбе, печального и сурового сапера. Он являлся олицетворением того наводящего тоску долга, который становится не только повседневным, но ежечасным, давящим и угрюмым.
Что касается комиссара Финуа, этот был очень несимпатичной личностью от природы. Он был одним из тех людей, полное отсутствие деликатности у которых приводит к столкновению с ними всех, с кем бы они ни общались, и они же бывают Удивлены и возмущены полученными ответными толчками. Финуа сразу же стал им неприятен тем командным тоном, который взял с ними будто для того, чтобы утвердить свою власть, которую все, в том числе даже сам следователь, и так готовы были ему временно уступить.
Он оборвал взаимное представление с крайне озабоченным видом:
— Итак, мы не можем терять время. Об этом деле нам известно только то, что в лифте обнаружены два трупа, пораженных выстрелами. Я хотел бы, чтобы самый компетентный из вас, я имею в виду — тот, кто видел больше и лучше всех, сделал мне первый отчет о фактах, дабы можно было во всем разобраться.
Трое лейтенантов повернулись к Брюшо, и все взгляды сразу устремились на него. Он страшно побледнел, и ему пришлось сделать невероятное усилие, чтобы взять себя в руки. Это ему удалось. Понемногу голос его окреп, его рассказ был объективен, ясен и лаконичен.
— Майор д'Эспинак в сопровождении своего заместителя капитана Дюбуа сегодня утром, в девять часов, должен был произвести инспекцию моей роты на боевых постах — на нижнем этаже, то есть на этом. Перед тем он обходил третий и четвертый этажи. Около девяти часов он позвонил мне и предупредил, что будет у меня только в десять часов, приказав собрать к этому времени на моем тыловом КП командиров взводов. О чем я и распорядился.
Я находился в своем кабинете. Без десяти минут десять — я взглянул на часы за несколько мгновений до этого, что позволяет фиксировать точное время происшествия,— я услышал короткую автоматную очередь. Одновременно погас свет.
Я выскочил и…— Его голос сорвался,-…и при свете своего электрического фонарика увидел их обоих лежащими в лифте, уже мертвыми.
— Вы видели или слышали кого-нибудь в коридоре? спросил комиссар.
— Никого. Правда, в галерее было совершенно темно, а когда взгляд мой упал на лифт, то я уже не мог его отвести.
— А потом?
— Прибежали люди, было несколько минут неразберихи. Наконец кто-то зажег карманный фонарик (свой я уронил, и он разбился), и я приказал вынести оба тела наружу.
— Зачем вы это сделали? Вы сказали, что нисколько не сомневались, что они мертвы. И что же? Вы лишили следствие, быть может, очень ценных данных без всякого на то основания. Почему, боже правый?
— Я не знал, я не подумал…
— Это очень серьезно, месье, очень серьезно, это даже безрассудно…
— Извините,— вмешался Кунц. — Я беру на себя ответственность за эту меру. Это я отдал такое распоряжение. Как уже сказал капитан, имела место минутная паника. Я хотел положить ей конец, заняв всех делом. Рефлекс побудил меня заставить унести тела. Я никак не могу это объяснить, разве только, может быть, тем, что мы не каждый день обнаруживаем трупы в лифте. Я ни секунды не подумал о… короче, о расследовании и всем прочем.
— А я полагаю, что вы здесь ни при чем,— сказал Брюшо, внезапно придя в ярость.— Здесь командую я и за все, что происходит, несу ответственность сам.
Не допускающий возражений угрожающий вид полицейского чина выводил его из себя. Он разошелся:
— И предупреждаю вас, месье, я не привык, чтобы со мной разговаривали таким тоном, со мной — Брюшо.
— О, извините. То, что мы здесь разбираем — не военный вопрос, но происшествие, поразительно похожее на убийство. Я, таким образом, совсем не разбираюсь в вашей субординации и порядках и должен видеть перед собой обычных людей. Ответственность, ответственность… в таком случае расследование будет завершено быстро; вы возьмете на себя ответственность за убийство, вас посадят в тюрьму, и все будет кончено.
— Комиссар прав,— сказал начальник штаба.— Успокойтесь, Брюшо, это дело нам уже не принадлежит.
— Итак, лейтенант распорядился убрать улики преступления. Так я и зафиксирую этот факт,— заключил Финуа.
Он вошел в лифт, заставив подробно объяснить ему, каким было положение жертв, и скрупулезно осмотрел все внутри. Кабина машины была металлической. На задней стенке видны были пять следов от пуль, идущих по одной вертикали и неровно отстоящих друг от друга: самый нижний — примерно в полутора метрах от пола, самый верхний — вровень с потолком, то есть в трех метрах. Железный лист выдержал. Пять пуль со сплющенным и частично оплавленным острием беспорядочно валялись на полу.
