Мария Брикер - Имбирное облако
– Вы пришли поговорить о Полине, правильно я поняла ваше объяснение по телефону? Так вот – я ничего о ней не знаю и знать ничего не хочу. Нет у меня больше дочери – вам понятно? – резко сказала женщина.
– Что тут непонятного? Все предельно ясно. У вас нет дочери. Неясно одно – почему вы заставили меня тащиться сюда через весь город и не сказали ничего по телефону? Спасибо вам за это большое и до свидания.
Он вышел в прихожую, распахнул дверь, но вовремя вспомнил, что не надел ботинки. Руки у него тряслись от злости, шнурки завязываться не хотели, промучившись некоторое время, он бросил это занятие и выпрямился.
– Хотя нет, Ольга Петровна, я все же просвещу вас, не зря же я потратил свое время. Ваша дочь, которую вы таковой не считаете, в настоящий момент находится в тяжелом состоянии в больнице, ее зверски изнасиловали, и в результате она потеряла ребенка. Теперь у меня все. Желаю счастья.
– Подождите! Не нужно… – остановила его Загорская. Цвет ее лица в одно мгновение приобрел землистый оттенок, глаза потухли, от прежней враждебности не осталось и следа. – Выпить хотите? У меня есть великолепный французский коньяк десятилетней выдержки.
– Хочу, – легко согласился Сергей и снова снял ботинки.
Он почувствовал, что Ольга Петровна обрадовалась. Засуетилась у бара, быстро выставила на маленький полированный столик бутылку коньяка и пузатые бокалы. В баре нашлись плитка шоколада, печенье причудливой формы и тонко порезанные дольки лимона, красиво разложенные на специальной тарелочке. Бутылка коньяка оказалась початой, пили из нее явно недавно – на узком горлышке Сергей заметил несколько не успевших высохнуть капель. Объяснение было одно – Ольга Петровна перед его приходом сильно нервничала. Было очевидно, что Загорская беспокоилась за дочь – но почему же она вела себя так странно? Сергею предстояло выяснить это в ходе беседы.
Он сел в мягкое удобное кресло. Загорская расположилась рядом в таком же кресле. Разделял их только стол с закусками и коньяком. Сергей открыл бутылку и разлил ароматную янтарную жидкость по бокалам.
Смеркалось, но Загорская не спешила включать свет. Сергей не настаивал. Он понял, что ей так будет проще каяться, именно каяться за свои грехи, выбрав его, майора Быстрова, своим единственным слушателем. Сергей смотрел на красивый профиль Загорской и молча ждал, когда она будет готова.
Ольга Петровна быстро выпила первую порцию коньяка и жестом попросила добавки, к лимону и другим закускам женщина не притронулась. Алкоголь медленно делал свое дело. Загорская немного расслабилась, черты лица стали мягче. Она посмотрела ему в глаза и, с трудом подбирая слова, сказала:
– Я вам все расскажу, Сергей Федорович, но вы уж не судите меня слишком строго. Сама я давно осознала свои ошибки, поверьте, ничего уже нельзя исправить. Единственным оправданием мне может служить только молодость.
Загорская откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и начала свой рассказ.
* * *Много лет тому назад, в одном из хуторов Западной Украины, у зажиточного крестьянина Петро Приходько и его обожаемой красавицы жены Светланы родилась очаровательная дочка. Дочку назвали Оленькой. Девочка походила на мать, русскую по происхождению, и Петро души в ней не чаял. Оленька ни в чем не нуждалась, росла в любви и благополучии, пока ее любимая мамочка неожиданно не пропала. С исчезновением матери из дома испарились все ее вещи и любовь отца. Раньше часто пропадающий до позднего вечера на работе в поле, теперь батька почти никуда не выходил и постоянно спал, а когда просыпался, набрасывался на дочь с упреками, обвинял в чем-то и постоянно твердил, что она «материнское отродье». Отродье… Что значит это слово и куда делась мама, Оленьке не объяснили. Спросить было страшно, страшно так, что мерзли ладошки и сердечко замирало в груди… Ее единственный робкий вопрос про маму вызвал такой сумасшедший гнев отца, что девочке с трудом удалось увернуться от его тяжелой руки и спрятаться под кроватью. Как мышь, она пролежала на жестком пыльном полу до поздней ночи, пытаясь найти ответы на волнующие детскую душу вопросы. И, кажется, поняла все. Именно она виновата в уходе матери, иначе отец не стал бы ее так ругать. Именно она обидела чем-то маму, поэтому та ушла. Каждую ночь, обливаясь слезами, малышка просила у нее прощения, умоляла вернуться и ждала, всякий раз вздрагивая с томительной надеждой от легкого скрипа двери, от женских голосов, занесенных ветром в окно, от неясных силуэтов, промелькнувших около их дома. Оля не знала, что сделала плохого, но тяжелое чувство вины росло в ее душе из-за дня в день, росла и ненависть к ней отца.
Что произошло, Оля узнала позднее. Поняла, что мать сбежала с любовником и бросила ее на произвол судьбы, а отец, безумно любящий и боготворивший супругу, так и не смог простить предательства и всю свою злость вымещал на дочери, как две капли воды похожей на мать. Алкоголь, которым Петро пытался заглушить свою боль, превратил его в животное, не способное на сострадание. Оленька росла грязной, оборванной и голодной. Иногда помогали соседи: кое-что подбрасывали из еды и одежды и, преодолев яростное сопротивление отца, устроили ребенка в школу. Учиться ей понравилось, в школе было чисто и спокойно. В школе она могла наконец-то отдохнуть от пьяных выходок отца, от его нескончаемых упреков и придирок. Знакомые в один голос твердили, что ее отец пережил большую жизненную трагедию и надо постараться его понять и простить. Она прощала, изо всех сил старалась понять, терпеливо сносила все оскорбления и продолжала ждать, что вернется мама и тогда все станет как прежде. Как раньше. И тогда она сможет доказать отцу, что ни в чем не виновата! И он полюбит ее вновь, ласково погладит по головке, обнимет крепко, надарит гостинцев, бросит пить. «Наверное, произошло что-то плохое, и мама не может пока вернуться. Но она вернется обязательно, нужно просто еще немного подождать», – рассуждала девочка, пытаясь оправдать невозвращение матери. Чувство вины постепенно перестало терзать детскую душу и сменилось поиском оправданий.
Шло время. Отец спивался все сильнее, все больше терял человеческий облик. Однажды, вернувшись домой из школы, Оленька, пытаясь убраться на загаженном столе, случайно разбила полупустую бутылку горилки. Петро проснулся от шума бьющегося стекла, оценил полупьяными глазами то, что случилось, и избил девочку до полусмерти хлыстом для скотины. Потом достал из погреба другую полную бутылку, выпил и завалился в постель. Обливаясь кровью, из последних сил Оля доползла до соседской хаты и потеряла сознание. Очнулась она уже в больнице, куда ее, как только нашли, доставили сердобольные соседи. Отца Загорская больше не видела – та бутылка оказалась для него последней. Умер он во сне, так и не осознав, что сотворил, не попросив прощения за содеянное. Но ей было уже все равно. Лежа на животе в задрипанной больничной палате и ощупывая свои свежие шрамы, на память оставленные отцом, она ощущала только ненависть. Безграничную тупую ненависть. Ненависти было настолько много, что с лихвой хватило на деспотичного отца, без видимой причины издевавшегося над ней, на мать, которая бросила ее, и даже на соседей, которые видели все это и не остановили. «На, кушай, детка, вонючие объедки, которые отказывалась есть наша сытая свинья. Кушай, не обляпайся, – кусая больничную подушку, язвила Олечка и цедила сквозь зубы: – Твари! Ненавижу! Всех ненавижу! Отомщу! Отомщу!»
После смерти отца Олю взяла на воспитание семья дальних родственников, и девушка переехала в другое село. Приняли ее хорошо, как свою. К четырнадцати годам Ольга уже выглядела далеко не как подросток. Природа не обделила ее красотой: смоляные тугие косы, дерзкие голубые глаза, пленительные округлости – на новом месте ей прохода не давали здешние хлопцы. Выросшая в селе, насмотревшись на игрища скотины, Олечка прекрасно понимала, чего именно ухажеры от нее хотят, но у девушки были другие планы. Благополучная семья, приютившая Ольгу, приводила ее в бешенство. Раздражали уважительное отношение приемных родителей друг к другу и любовь отца к своим детям: он уделял им так много внимания и баловал, что от злости она лезла на стенку. Часто ласка перепадала и Ольге. И она ласкалась в ответ, как кошка ласкается к хозяину. Юная «Лолита» знала, что делать, умело расставляя свои сети. Приемный родитель и опомниться не успел, как оказался рядом с Ольгой на сеновале. Жена застукала их как раз вовремя. Ольга забилась в истерике и тут же свалила всю вину на отчима – ей поверили. Приемный отец был с позором изгнан из села, а ее окружили заботой и состраданием. Теперь она жила в привычной с детства среде – вокруг было страдание. Дети с нетерпением ждали возвращения любимого отца, а мать запрещала произносить имя предателя вслух. Ольга была счастлива – месть состоялась.
